поспешил к бару.
– Что? – Я повернулась к сыну и пристально посмотрела на него.
– Я говорю, – важно растягивая слова, принялся растолковывать мне Севка. – Были к каждому костюму свои отдельные ботинки. Ну там, в большом ящике, который я случайно открыл. И вот те, что золотые, красивее этих были, в которых он выступал.
– В смысле там, в контейнере, не эти ботинки были? Другие? – продолжала я пытать ребёнка.
– Другие. Со звёздочками наклеенными. И подошва тоже золотая у них была. А у этих, в которых выступал, белая, как на моих. – И он вытянул вперед ногу в синей кроссовке.
– Чудесно, – совершенно ничего не понимая, констатировала я.
– На, сама посмотри, – кивнул Севка и, выдернув из моей руки свой гаджет, принялся искать тот злополучный видеофайл.
Найдя его, он прокрутил бегунок до нужного места и нажал на паузу.
– Ничего не вижу, – сказала я, глядя на размытый кадр.
Я попробовала ещё раз просмотреть этот участок видео, но камера лишь скользнула по открытой Севкой коробке. Разобрать толком ничего не представлялось возможным.
– Ща, – пообещал ребёнок и стал тыкать в экран.
Через полминуты показалась вполне сносная картинка, на которой пусть и весьма смутно, но можно было рассмотреть золотые остроносые туфли, которые, уверена, абсолютно удовлетворили бы вкус моей мамы применительно к сценическому костюму «бодрумского орла».
– Ничего не понимаю! – честно сказала я вслух, глядя на только что подошедшего и мигом растерявшегося при моих словах официанта, и, вынув из принесённого им коктейля все зонтики и трубочки, залпом осушила стакан.
Гарсон понял это заявление по-своему, но в целом, учитывая обстоятельства, вполне верно и помчался повторять заказ.
Я задумчиво вращала пальцами легко скользивший по гладкому столу мобильник сына. На мгновение гаджет показался мне каким-то живым существом, разумным, непредсказуемым и выдающим дозированно свои знания лишь избранным, какими в последние дни оказывались лишь моя мама и ребёнок.
Усилием воли взяв себя в руки и бросив аппарат в карман толстовки, я твёрдо решила не поддаваться больше подобной слабости и не испытывать комплекса неполноценности перед современными технологиями.
«А то такими темпами, пожалуй, недалеко и до восстания машин», – промелькнула в моей голове последняя трусливая мысль.
– Сев, пойдём поужинаем? – сказала я, ощутив настойчивое урчание в животе и вспомнив, что обед сегодня мы прогуляли.
Время вечерней трапезы только что подошло. Ресторанный зал манил ароматами мяса и свеженарезанных овощей.
Догадливый официант из лобби-бара принёс второй коктейль прямо в ресторан и поставил его на наш столик. На этот раз я по достоинству оценила частокол трубочек и зонтиков, торчавших из стакана, и потягивала напиток с соблюдением всех подобающих приличий. Зато на еду мы с Севкой, изрядно проголодавшиеся, набросились жадно.
Дожёвывая последний кусок восхитительной телятины и бросая нежные взгляды в сторону остатков тушёных баклажанов на моей тарелке, я счастливо вздохнула и взяла стакан с коктейлем.
Нет, всё-таки на сытый желудок думать и рассуждать гораздо приятнее. Так что там у нас? Убитый был левшой и обувным шопоголиком в придачу? Не самый распространённый тип мужчины, однако же по большому счёту ничего удивительного, если учесть сферу его деятельности. Правда, непонятно, откуда взялись эти золотые кроссовки. Севка утверждает, что в контейнере к каждому костюму прилагалась только одна пара туфель.
Заглянув в телефон, я увидела, что моё сообщение дядя Керем так пока и не прочёл. Чувство беспокойства в моей душе снова проснулось и принялось тихонько подёргивать меня за нервные волокна. В дополнение я ощутила на себе чей-то пристальный взгляд.
Я подняла глаза от экрана гаджета и посмотрела на Севку, с довольным видом жующего пирожное. Боковым зрением я заметила какое-то быстрое движение справа от себя и, обернувшись, увидела спешно выходившего из ресторана Капитана.
Окончательно растеряв ощущение прекрасного отпускного вечера, посетившего было меня во время ужина, я предложила Севке самостоятельно сходить на детское вечернее мероприятие.
Ребёнок с радостью согласился, а я, миновав по обыкновению маячившего у выхода из ресторана менеджера Ахмеда, решительно направилась в свой номер. К счастью, пожилой мужчина, очевидно, прочёл на моём лице старательно изображаемые признаки головной боли и нежелание оттого ни с кем общаться и ограничился лишь вежливым приветствием.
Как же мне необходимо иногда просто побыть одной! Полежать, почитать книжку, подумать, помечтать.
Я растянулась на кровати и снова заглянула в телефон. Сообщение шефом полиции по-прежнему не прочитано. Но беспокоиться, судя по всему, всё же не стоило, потому что его мобильный, как выдала система, находился теперь в сети.
Я включила телевизор и принялась щёлкать пультом, переключая каналы. Увидев на белоснежном пододеяльнике многочисленные крошки от песочного печенья, я разозлилась и, бросив пульт, стала стряхивать остатки тайной трапезы своего ребёнка.
Севке было строго-настрого запрещено есть крошащиеся продукты в кровати. Но разве хоть один ребёнок в мире соблюдает правила? Пока я, беззвучно ругаясь на танцующего в тот момент в дискоклубе сына, расчищала нам площадку для ночного сна, по телевизору начали транслировать боксёрский поединок.
Я не люблю бокс. Точнее, я, в принципе, понимаю и даже по-своему приветствую существование этого вида спорта в мировой культуре и уж тем более в суровых жизненных реалиях. Но обычно я его просто не смотрю, предпочитая менее жестокие с виду и более понятные мне дисциплины. Но, вынужденная из-за своей неравной борьбы с крошками в кровати послушать и мельком посмотреть первые две минуты трансляции, я неожиданно заинтересовалась.
Это был, как я поняла из заверений комментаторов, какой-то очень важный поединок. К тому же один из боксёров оказался весьма симпатичным молодым человеком, и я, не чуждая в целом женских слабостей, с удовольствием наблюдала за пружинистыми движениями рослого бойца.
Поняв в итоге тщетность своих попыток стряхнуть крошки простым движением руки, я нехотя слезла с кровати и стянула с неё большое одеяло. В телевизоре громко заорали по-английски. Видимо, кто-то кого-то удачно приложил перчаткой. Я в душе понадеялась, что хорошенько досталось не «моему» боксёру. Комментатор исступлённо кричал, сыпал международными боксёрскими терминами и повторял слово «левый», кажется, через слово.
Я, закончив трясти одеяло, бросила его на место, улеглась сверху и уставилась в телевизор. Бойцы сейчас сидели по своим углам, и какие-то люди обмахивали их полотенцами. Видимо, был перерыв между раундами.
«Мой» боксёр выглядел теперь не столь симпатично. Правый глаз у него заплыл, и под ним постепенно наливался огромный кровоподтёк. Какой-то мужчина прыгал вокруг него с примочками, пытаясь купировать катастрофу. Бойцов позвали на следующий раунд.
Собравшись уже переключить канал, я решила напоследок взглянуть на понравившегося мне поначалу боксёра и мысленно пожелать ему
