заодно и его. И смерть — позора не смыла.
— Он ждет уже три часа, мой генерал
— Он ждет темноты — процедил Исии, смотря на часы
— Возможно, стоит пойти на штурм?
— Ты идиот! Там те, кто нам нужен!
Капитан отступил
— Хай.
— Принесите мне мегафон. И мне нужен переводчик с русского.
Мегафон принесли. Это был еще старый мегафон, без батареек. Вместе с ним — был непрерывно кланяющийся китаец.
— Будешь переводить — сказал генерал, как и положено, он никогда не обращался к китайцу по имени, тем более с прибавлением слова — сан — скажи — мы полиция.
Китаец поднес мегафон к губам
— Мы полисия — прокричал он с ужасающим акцентом.
И молчание. Только бегут стрелки часов, да неизбежно наступает тьма…
— Скажи еще раз, что мы полиция. Пусть выходят из самолета.
— Мы полисия! Выходите из самолета.
Молчание
— Скажи, что они должны немедленно выйти, потому что мы полиция
— Мы полисия! Немедленно выходите из самолета.
Молчание. Генерал подметил, что кем бы ни был его противник — он умен. Он не делает своих ходов, вынуждая делать ходы его, генерала Исии.
Впрочем, сам генерал Исии был не так уж и умен и действовал в соответствии со своими представлениями о должном. Например, если японца будет вызывать полиция — он все равно выйдет, особенно если это японец низкого звания.
Но у гайджинов очевидно имелись иные представления…
Батраков сам себя умным не считал — он считал себя последним дураком и жестоко корил себя за то, что сел в этот самолет проклятый и пацанов посадил, при этом они даже не спросили у этих типов документы. Когда тебя спасают — спрашивать документы у своих спасителей как то не комильфо.
И все же — какие дураки…
Пацаны тем временем как-то оклемались, кто-то уже проблевался, кого-то еще рвало… но те кто проснулись первыми уже отошли. Будь это в другом месте и в другое время — можно было бы прочитать назидательную лекцию на тему того до чего доводят наркотики. Но сейчас было не время и не место…
— Виталий Палыч…
Боцман, который лежал у самого до сих пор открытого люка с двумя пистолетами и ждал, коротко приказал
— Ляг, не маячь. Чего тебе?
— А это… что?
— Похитили нас
— Как — похитили?
— Так…
Нельзя сказать, что тот же Борька не знал про похитителей. Он читал книги, в которых такие ситуации описывались, а так же знал, что во Владивостоке, и Николаеве-на-Амуре есть банды китайцев, которые называются «триады». И эти банды могут похитить молодую девушку и продать ее на подпольном рынке рабов в Азии. И понятно, что полиция и пограничники борются с такими и если таких поймают — ничего хорошего им не светит. Каторга на рудниках, а еще пять лет назад — и повесили бы[111].
Зачем похищать мальчишек — Борьке было принципиально непонятно.
— Иди, собери всех остальных. Может, придется плыть. Доложишь, кто не может бежать или плыть.
Борька пошел назад — амфибия была огромной, в ней можно было именно ходить. Все уже собрались… кто-то сидел на откидных десантных сидениях, кто-то на полу.
— Пацаны …
…
— Пацаны…
И тут Борька понял, что он не прав. Как нужно говорить и что нужно говорить — ему, словно кто-то подсказал.
— Соколы[112], ко мне! Рассчитаться на пары, доложить!
В темноте отсека — как-то умудрились построиться, но даже те, кто почти не мог стоять — стояли из последних сил.
— Кто не сможет плыть или бежать, доложить…
А боцман Батраков в это время принимал самое важное в своей жизни решение и возможно, последнее.
Он был самураем, хотя и не знал этого. Не знал, но всецело согласился бы с первым, что узнают самураи в своей сознательной жизни: долг тяжелее гор, смерть легче пера[113]. Он избежал смерти много раз, когда служил, но сейчас предпочел бы умереть, только бы не видеть всего этого и не чувствовать стыда. Он знал, что не сможет вернуться в родной порт, даже если его отпустят (а похитители могут и отпустить, кто-то же должен доставить требование о выкупе) и глядя в глаза сослуживцам, сказать что потерял пацанов. Что они там, а он — здесь.
Он больше не сможет смотреть людям в глаза после такого.
Остается только одно… прорываться и — или победить или умереть.
То, что похитители могут прикончить пацанов, он не боялся — им нужен выкуп. И то что пацаны будут одни… в конце концов, они не просто пацаны, они юные гардемарины и пограничники.
А он должен выполнить свой долг, даже если ценой будет жизнь.
Раз за разом он прокручивал это в голове, и не находил никакого другого пути кроме этого пути.
— Господин боцман…
Как кстати.
— У нас трое больных. Но…
Борька кашлянул
— Но мы их дотащим. Дотащим.
Свет из иллюминатора рисовал какой-то странный узор, ласкал руку с пистолетом. Батраков был слишком опытен, чтобы понимать — не дотащат. Это бред полный — даже если бы все были здоровые, все равно бы не дотащили. Салаги они еще. Как щенки… лапы заплетаются, но все интересно.
— Плавать все умеют?
— Так точно!
Дурацкий вопрос. Как же гардемарин — может не уметь плавать?
— Тогда вот чего, гардемарин. Я их отвлеку. Твоя задача… видишь, люк. Как только услышите выстрелы — открываете люк и в воду. Течение тут довольно сильное, как я погляжу — не пытайся плыть, увидят. Просто пусть течение тебя несет. Потом выйдешь на берег.
— Но … нас заметят.
— Не нас, гардемарин. Тебя.
…
— Пройти сможет только кто-то один. Вот, держи.
Пистолет.
— Смотри, не потеряй. Твоя задача — добраться до людей. Там — узнаешь, где мы, доберешься до посольства, расскажешь, что произошло и где мы. Вот… привяжи к себе. Давай, помогу.
…
— Там все деньги. Тебе нужнее.
— А если… вас убьют?
— Хотели бы убить — убили бы. Давай, гардемарин. Времени в обрез.
От автора
Тут, наверное, должна быть глава о том, как генерал Исии в парадной форме, прохаживаясь перед строем едва стоящих на ногах пацанов, говорит высокомерным тоном что-то типа — вы должны подчиняться, иначе…
Проблема в том, что если бы генерал Исии был таким дураком, он был бы или давным-давно мертв, или его ждала бы милая и уютная камера в Гааге с весьма призрачными шансами когда-либо ее покинуть.
Генерал прекрасно понимал, что он нарушает и Гаагскую и Женевскую и Вашингтонскую конвенции, а так же
