В этот период Я. В. Брюс находился за границей на Аландском конгрессе, поэтому он и его супруга Марфа Андреевна, несмотря на близость к семье Алексея Петровича, были вне подозрений.
Народные легенды о Брюсе, собранные Е. З. Барановым Брюс и Петр Великий (продолжение)И взбулгачит он своими криками весь народ. Вот и сбежится народ со всех сторон.
— Что такое? В чем дело? Чего ты разорался?
А купец чуть не плачет и весь дрожит:
— Да как же, говорит, мне не орать, ежели каркадил слопать меня хотел?!
— Какой такой каркадил? — спрашивают. — Где он? Покажи!
Смотрит купец… нет никакого каркадила… И сам себе не верит. А народ смотрит на него и удивляется:
— Что же, говорит, это такое?
И не знает, как понимать ему об этом купце. Ежели бы сказать пьян, так этого не видать: человек совсем трезвый. Или сказать — полоумен, так опять же ничего такого не заметно: человек как будто при своем полном рассудке. Может, скуки ради озорничать начал? Так и на это не похоже: человек уже пожилой и борода седая. И примется народ ругать этого купца:
— Ах, ты, говорит, черт новой ловли! Ах ты, бес прокаженный!
А купца стыд берет, и опасается он, как бы по шее не наклали ему. И сам не знает, что подумать: не спал и не дремал, своим делом занимался, а, между прочим, явственно видел каркадила. И народ тоже ничего не понимает.
Повседневные хлопоты
В самом начале 1716 года, перед отъездом Петра за границу, артиллерийское начальство хлопотало о перевозке 15 тысяч пудов пороха из Москвы в Петербург и Ревель, «а сколько какого пороху надобно отправить, — заключал Петр в предписании своем от 12 января, — писал генерал-фельдцейхмейстер Брюс»[87].
Весной был прислан в Петербург подписанный Петром 30 марта в Данциге «Уставъ Воинский», в котором «глава втораянадесять (XII)» была написана не без участия Брюса, поскольку она называлась «о генерале-фельдцейхмейстере».
Вместе с тем Брюс продолжал ученые занятия и время от времени сообщал о них Петру. По этому поводу царь писал Ф. М. Апраксину в январе 1717 года: «Писал к нам господин Генерал-фельдцейхмейстер Брюс, что надобен ему для исправления некоторой книги в переводе адмиралтейской переводчик Гамильтон, которого Генерал-Майор Чернышев ему не отдает и для того велите ему отдать».
К самому Брюсу 3 марта Петр писал из Амстердама: «По получении сего сыщи таково человека, которой учился инженерству и фортификации из Русских, а буде из Русских нет, то хотя из иностранцев, и определи его жалованьем, отправь немедленно в Перейду к Артемью Волынскому, и вместе с тем курьером, которой послан туда будет с нашими письмами из Сената, и прикажи тому Инженеру, чтоб он о себе никому не объявлял, что он инженерную науку знает, для того чтоб об нем в Персиде не проведали; но только-бы, приехав туда, объявил о себе Волынскому, понеже такой человек был у него, да умер». Письмом от 29 июня из Санкт-Петербурга Петр поручал Брюсу «в генеральных терминах положить» с советником Фиком (только что нанятым в русскую службу самим царем), каким делам в какой коллегии быть, сколько чинов в какую коллегию потребно, по сколько которому чину производить жалованья и пр. В конце же этого письма царь прибавлял: «Сего моменту получил я ваше письмо и две книжки, имена на русском и голландском языках на два оборота. Тут же пишете и о скорой стрельбе, что надеетесь, по бывшей пробе, дойти. И ежели сие сыщете, то великое дело будет, за которую вашу прилежность зело благодарствую, также и за присылку книг, а о Истории лучше отложить до меня». До каких результатов дошел Брюс своими «пробами» скорой стрельбы, пока не известно. Все сведения об этом, имеющиеся в архивах, ограничиваются следующими донесениями Брюса Петру: в письме от 6 мая 1717 года: «Изволили ваше величество приказывать мне, дабы сыскать способ, как бы возможно скорее стрелять из больших пушек. И я наперед сего доносил Вашему Величеству, что присовокуплением губки грецкой для обтирания клина оное чинить хотел. Но тот способ не гораздо полезен явился. Того ради паки домогался о том, и изобрел ныне иной способ, им же в семь минут выстрелено пятнатцать раз ис полкартауна, толко патронами без ядер. И тем способом возможно и более двадцати раз выстрелить, не переставая. А людей к тому делу употреблено было только 4 человека. И понеже та скорострельная пушка ненарошно к тому делу вылита, чего для ко оной сделаны были многие приделки, которых довольно укрепить было не возможно, и втое стрелбу оные попортились, и я приказал ее починить, а как починится, буду ядрами стрелять, и аще такожде будет действовать, то такую пушку велю вылить вновь и о том Вашему Величеству донесу»; и в письме от 7 июля 1717 года: «Наперед сего доносил Вашему Величеству, что ис полкартаунной скорострельной пушки, сделав к ней многия приделки, вседмь минут выстрелено пятнатцать раз патронами без ядер, и втое стрелбу те приделки попортились. И починя оные, стрелял ядрами, и более трех раз не могли выстрелить: те приделки паки попортились. И я приказал такую пушку вновь лить, чтоб те приделки купно с нею вылиты были, отчего мню, что оная в действие своем надежнее будет»[88].
Заботясь об укреплении штатов, Брюс обращается с предложением приглашать в коллежскую службу «удобных асессоров из шведских полоняников Лифляндцов, Эстляндцов и Ингерманландцов» и из шведов, живущих в России. Эта мысль была одобрена Петром, который осуществил ее следующим указом Сенату, данным 9 августа 1717 года в Амстердаме: «Господа Сенат! Писали мы к Генералу Брюсу, дабы он заранее приискивал в Коллегии Асессоров, о чем он объявит вам сам: и для того чините ему в том вспоможение»[89].
Когда же по возвращении Петра из-за границы было получено в Петербурге 29 ноября предложение шведского министра Герца, именем королевским писавшего к вице-канцлеру Шафирову о желании его шведского величества назначить полномочных для мирного конгресса на Аланде, Петр «тот же час, — пишет Голиков, — назначил на сей конгресс искуснейших и верных своих министров: генерал-фельдцейхмейстера и кавалера Брюса и канцелярии советника Остермана», а 30 ноября, в день кавалерского праздника ордена Святого Андрея Первозванного, Петр с Екатериной, посетив Меншикова и графа Головкина, с ними вместе приехали к Брюсу, от которого всей компанией отправились во дворец, смотрели фейерверк и потом всей компанией явились в дом генерал-адмирала Апраксина, где до двух часов ночи забавлялись пусканием ракет, после чего «разъехались довольно веселы». 15 декабря, в день отъезда царя из Петербурга в Москву, Брюсу и Остерману были даны инструкции, а народу объявлен манифест, в котором сообщалось о согласии монархов созвать съезд своих полномочных представителей. В манифесте говорилось: «Того ради мы для сего полезного и всему Христианству потребного дела назначили и учредили наших Генерал-фельдцейхмейстера и кавалера Якова Брюса, Канцелярии Советника Андрея Остермана, и даем им полную мочь с теми, кто от Его Королевского Величества Шведского к тому полезному делу назначены и равенственно уполномочены будут, на определенном месте съехався, в конференции о том вступать, трактовать и становить, которым в том, что они именем нашим, по данной им нашей инструкции, предлагать и трактовать и становить будут, подана б была полная и совершенная вера»[90]. В тот же день, 15 декабря, генерал-фельдцейхмейстер Брюс назначен президентом Берг- и Мануфактур-коллегии, заседавшей в одной из мазанок на Петербургской стороне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
