Настала полночь, но Чарльз все еще был с ней – он не мог заставить себя уйти. По крайней мере теперь было ясно, что мозг не пострадал. Разумеется, ее будут еще обследовать, ища скрытые повреждения. Но похоже было, что опасность миновала.
Сразу после полуночи пришел отец Тим – он вошел в палату и услышал, как врач говорит Чарльзу о том, что прогноз теперь весьма утешительный. Потом они вдвоем вышли в вестибюль, чтобы поговорить. Медсестра как раз в это время делала Грейс укол обезболивающего. От множественных травм она страдала невыносимо, к тому же болели послеоперационные швы.
– Хвала Господу, теперь девочка выкарабкается, – счастливо улыбаясь, сказал отец Тим. Он молился за нее целый день и отслужил две заздравные мессы. А ночью все монахини возносили молитвы о ее здоровье.
– Что за потрясающая девушка!
Сэма Джонса поймали накануне и предъявили ему обвинение в зверском убийстве жены и детей, а также в покушении на жизнь Грейс Адамс. Он не отпирался – просто заявил, что она была первой, кто тем вечером выходил из дверей приюта, и он решил, что она – источник всех его несчастий. – Вы и представить себе не можете, сколько она Для нас сделала, мистер Маккензи. Она воистину святая.
– А почему она это делает? – Чарльз был озадачен. Они сидели рядышком и пили кофе, ощущая себя родными братьями – настолько счастливы были оба в этот момент.
– Думаю, есть многое в жизни, о чем никто из нас и не догадывается, – тихо промолвил отец Тим. – Я уверен, что жизнь этих несчастных очень хорошо ей знакома. Полагаю, девушка много выстрадала за свою короткую жизнь и теперь жаждет помочь другим. Она стала бы великолепной монахиней! – усмехнулся священник, но Чарльз погрозил ему пальцем.
– Вы не посмеете! Она должна выйти замуж, рожать детей.
– Не уверен, что это будет, – начистоту отвечал отец Тим. – Мне кажется, не этого она хочет – я говорю совершенно честно. Видите ли, люди, много страдавшие, иногда возвращаются к нормальной жизни – вот как она, но некоторые так никогда уже и не могут до конца поверить людям. Думаю, история Грейс – это чудо. Ведь она с таким жаром отдает себя другим. Может быть, требовать от нее большего – это слишком много.
– Но если она в состоянии отдавать себя людям, то уж собственному мужу…
– Это намного труднее, – философски улыбнулся отец Тим и вдруг решился приоткрыть завесу тайны. Может быть, теперь Чарльз лучше поймет его. – Она отчаянно боялась ехать с вами в Калифорнию. И теперь бесконечно благодарна вам за то, что вы не обидели ее, не воспользовались ею…
– Не воспользовался ею? Как это понимать?
– Полагаю, она вытерпела много боли за свою жизнь. Сами знаете, многие мужчины ведут себя грязно. Мы видим это каждый день. Мне кажется, она ожидала, что вы непременно поступите с ней… неподобающим образом.
Чарльз Маккензи был буквально ошарашен и к тому же невероятно смущен оттого, что она не только так о нем подумала, но и поделилась этим со священником.
– Понимаю теперь, отчего она была вся деревянная, когда стала моей секретаршей. Она не верила мне.
– Вероятно. Она никому по-настоящему не верит. А этот несчастный случай лишь убеждает девушку в собственной правоте. Но по крайней мере это был совершенно чужой человек. Это большая разница. Душу по-настоящему ранит лишь насилие со стороны любимого, близкого человека… ну, вообразите – мать терзает свое дитя или мужчина свою подругу…
Ясно было, что священник – мудрый человек. Чарльз слушал его с интересом, гадая, в какой мере все это имеет отношение к Грейс. Похоже было, что отец Тим не знал всей истории девушки, и Чарльз надеялся, что священник ошибается. Но все же этот человек знал Грейс куда лучше, нежели он сам. И слова священника больно ранили Чарльза. Он мог лишь предполагать, что в ее жизни случилось нечто воистину ужасное, что искалечило ее как женщину. А прежде он и предположить не мог, что скрывается за ее внешней холодностью и безупречными манерами.
– Вам известно что-нибудь о ее родителях? – Чарльзу это было весьма любопытно, особенно теперь.
– Она никогда о них не рассказывает. Я знаю только, что их нет на свете. Больше у нее никого нет. Но думаю, это ее не слишком печалит. Она приехала сюда из Чикаго. Грейс никогда не говорит ни о родственниках, ни о друзьях. Полагаю, это совершенно одинокая девушка, но она с этим уже смирилась. Ее интересуют лишь работа в вашем офисе да приют Святого Эндрю. Она проводит там от двадцати пяти до тридцати часов в неделю.
– А на меня она работает от сорока пяти до пятидесяти часов… Послушайте, у нее остается время только на сон!
– Вот мы все и поняли, мистер Маккензи.
Чарльз просто умирал от желания поговорить с ней, расспросить о ее жизни, разузнать, отчего она трудится в приюте… Это была уже не просто прекрасная и исполнительная секретарша – приоткрылось нечто завораживающе интересное, и в голове Чарльза роились сотни вопросов.
Потом сиделка впустила их в палату. И отец Тим деликатно отошел, чтобы дать возможность Чарльзу поговорить с Грейс. Он безошибочным чутьем уловил, что интерес этого человека к девушке куда сильнее, нежели предполагает он сам или Грейс.
Когда Чарльз присел на стул около постели, Грейс была в полузабытьи – это действовал укол. Но по крайней мере она не так страдала от боли.
– Спасибо… за то, что пришли… – Она попыталась улыбнуться, но распухшие губы не повиновались.
– Мне так жаль, что такое случилось с тобой, Грейс. – Он намеревался поговорить с ней о приюте Святого Эндрю, но решил повременить. – Они поймали парня, который… который…
– Он очень злился… из-за своей жены… Изеллы. – Грейс не забудет это имя до конца своих дней.
– Надеюсь, его повесят, – зло бросил Чарльз.
Грейс открыла глаза и снова взглянула на него. На этот раз губы сложились в жалкую улыбку, но выглядела девушка очень слабой и полусонной.
– Почему бы тебе не подремать? Я приду завтра.
Она кивнула. Отец Тим пробыл с ней всего пару минут, не желая утомлять больную. Потом оба посетителя удалились. Чарльз подвез священника на такси к приюту, а сам. поехал к себе, пообещав периодически созваниваться с отцом Тимом. Он очень понравился Чарльзу. Маккензи намеревался также непременно посетить приют. Он стремился разузнать о жизни Грейс как можно больше, а это был один из верных способов.
Чарльз исправно посещал Грейс в течение трех дней, пренебрегая ленчем и даже отменив встречу в ресторане с другом-продюсером. Оставить Грейс в одиночестве он просто не мог. Когда ее перевели в отдельную палату, Чарльз привез в больницу Винни. Пожилая женщина плакала, ломала руки и целовала девушку в щеку, с трудом отыскав местечко среди бинтов и кровоподтеков. Грейс к тому времени выглядела чуть лучше. Опухоль почти спала, но у нее все болело – вдобавок она обнаружила, что практически ничем не может пошевелить, разве что ногами… С почками дело обстояло недурно, врач сказал, что без селезенки она вполне сможет обойтись, но каждая жилка болела, словно по ней проехался трактор.
