Чарльз вспомнил слова отца Тима о том, что некоторые, даже уцелев, навсегда лишаются способности доверять… Но он всей душой желал, чтобы она была счастливым исключением – и его не волновало, чего это будет ему стоить.
– Это нечестно, – мягко пожурил ее Чарльз. – Такая история со мной впервые в жизни. Я в жизни не гулял ни с одной женщиной из конторы, ни с одной из своих секретарш… – И тут он улыбнулся, невзирая на волнение, охватившее его: – Да и ты вряд ли можешь утверждать, что мы «гуляем». От кровати до кресла – это разве прогулка? К тому же подумай: кем надо быть, чтобы напасть на женщину в твоем состоянии?
Грейс помимо воли расхохоталась – смех ее звучал волнующе, видимо, отчасти потому, что она разговаривала лежа. Она пыталась заставить себя верить ему, но знала, что не может… или может?
– Я просто не знаю… – Голос ее все еще звучал немного нервно.
– А тебе пока и не надо ничего знать… кроме, пожалуй, того, что ты нормально воспринимаешь мои посещения. Пока больше ничего и не требуется. Я просто испугался, что ты ударишься в панику, оставшись наедине с собой, начнешь сходить с ума и городить бог знает что…
– Так и было… только что, – честно отвечала она. – А тут как раз зазвонил телефон…
– Мы не делаем ровным счетом ничего, поэтому прекрати сейчас же, и выше нос! А на днях, – голос его звучал необыкновенно ласково, – когда ты достаточно окрепнешь, я попрошу тебя рассказать мне о прошлом. Я при всем желании не смогу понять тебя, если не буду знать всего. Ты уже кому-нибудь рассказывала? Когда-нибудь? – Он искренне переживал за нее. Как может она жить с таким камнем на душе?
– Двоим, – призналась Грейс. – Замечательной женщине, .психотерапевту… она погибла в авиакатастрофе, когда они с мужем летели в свадебное путешествие.
Это произошло три года назад. И еще одному человеку – он был моим адвокатом… но я уже давно ничего о нем не слышала.
– Тебе нечасто везло в жизни, а, Грейс?
Она помолчала, потом пожала плечами:
– Не знаю… но в последнее время мне определенно везет. Мне не на что жаловаться. – И тут она набрала полную грудь воздуха – и решилась: – Мне очень повезло, что я встретила вас. – Сердце ее чуть было не выпрыгнуло из груди – и Чарльз это почувствовал.
– Мне повезло гораздо больше… А теперь спи спокойно, дорогая… – Он перешел почти на шепот. – Я приду завтра днем. А может, еще и вечером. Постараюсь принести тебе что-нибудь вкусненькое из ресторана «21».
– На следующей неделе мы должны были пойти туда с Винни… – виновато сказала Грейс.
– У нас еще будет много времени, когда ты поправишься. А теперь спи, – прошептал он, испытывая жгучее желание обнять девушку, защитить ее… Ни с одной из женщин он ни разу не испытывал подобного. Все, чего он хотел, – это заботиться о ней, заслонять ее от невзгод, от боли. Должно быть, с ней произошло много ужасного – вроде того, что случилось неделю назад. И теперь он был полон решимости никогда больше этого не допустить.
Они попрощались, и Грейс положила трубку. А потом долго еще лежала без сна, думая о нем. Ее, безусловно, пугало то, что он ей только что наговорил, страшило и его внимание к ней, но – вот странно – это было насколько страшно, настолько же и сладко… К тому же ее охватывал непонятный трепет – она никогда не ощущала подобного ни с одним мужчиной. До тех пор, пока не появился Чарльз Маккензи…
Глава 12
На следующий день Чарльз навестил ее дважды, а в течение последующих трех недель по разу или по два в день – и так до самой ее выписки из Белльвю. Теперь она могла без особого труда передвигаться на костылях, но еще не окрепла достаточно, на что очень досадовала. Врач посоветовал ей отдохнуть еще недели две, прежде чем приступать к работе.
А тем временем в конторе Чарльза одна временная секретарша сменялась другой, и Грейс ощущала острое чувство вины, но именно он первым начал настаивать, чтобы она не спешила.
Он просиживал с ней в больнице часами – Грейс знала, что все его планы и дела рушились, но он ни словом не обмолвился об этом. Они смеялись, болтали, играли в карты, Чарльз шутил… Он, казалось, не ждал от нее никаких откровенностей, никаких признаний – просто терпеливо прогуливал ее взад-вперед по коридору, утешал ее, говоря, что на лице не осталось ни одного шрама, а когда она пожаловалась, что больничные рубашки отвратительны, купил ей великолепные сорочки, нежные и роскошные… Разумеется, все это смущало Грейс, и она не переставала гадать, чем все это кончится, но уже не могла ничему помешать. Если он не приходил во время ленча, у нее пропадал аппетит, а если не являлся вечером, она умирала от тоски. Всякий раз, когда она видела его на пороге палаты, сияла, словно дитя, узревшее своего единственного друга или любимого плюшевого мишку – или даже мать… Чарльз занимался всеми ее делами: беседовал с докторами, приглашал консультантов, улаживал дела со страховкой. Ни одна душа в конторе не знала о том, где пропадает Маккензи, и даже Винни понятия не имела, сколько времени проводит он с Грейс. У девушки был огромный опыт по части хранения тайн.
Но, оказавшись дома, Грейс снова испугалась – все непременно должно было теперь перемениться. Но как?.. Ее трясло как в лихорадке ровно два часа – до тех самых пор, пока Чарльз не появился у нее с шампанским, воздушными шариками и корзиночкой с пирожными. А ведь прошло всего два часа с тех пор, как он увез ее из больницы в специально нанятом для этой цели лимузине…
– Что подумают люди? – бранила она Чарльза по пути домой. Она полагала, что каждая собака в конторе прекрасно знает, что шеф возится с ней днями и ночами, – и ведет досье.
– Честно говоря, не думаю, чтобы кого-нибудь это волновало… Всех заботят лишь собственные проблемы. Хочешь начистоту? Не думаю, что у нас с тобой есть проблемы. Ты – лучшее, что было у меня в жизни.
С этими словами он и появился на пороге ее квартиры. Но помимо угощения, у него было с собой и еще кое-что – маленькая голубая коробочка. В ней лежал тонкий золотой браслет.
– С чего это вдруг? – Грейс потрясла его щедрость. Драгоценность была от Тиффани, подобрана с большим вкусом и идеально ей подходила, но девушка сомневалась, что может принять такой подарок.
Чарльз только смеялся:
– Знаешь, что за день сегодня?
Грейс покачала головой. В больнице она потеряла счет времени. Смутно помнила, что провела в больнице годовщину провозглашения независимости – Четвертое июля, ну и что из этого?
– Нынче же твой день рождения, глупышка! Вот почему я вытащил тебя из клиники сегодня, а не в понедельник! Не можешь же ты торчать в больнице в собственный день рождения!
