— Пожалуйста, никому не говори!
— Хава, ну кому я могу сказать? И что? Я даже не знаю, в чем ее секрет.
— А я его сохраню, — прошептала она.
В Центральный парк они вошли через ворота на Пятьдесят девятой стрит. Заросшая тропинка сразу увела их в темноту, прочь от огней улицы. Над головой дрожали и перешептывались ветки. Женщина замедлила шаг и завороженно огляделась. Настроение у нее явно изменилось.
— Я никогда не видела так много деревьев.
— Подожди еще, — улыбнулся он.
Они свернули за угол и вдруг увидели весь парк сразу: плавные волны газонов и рощи вдалеке. Хава крутила головой, стараясь увидеть все одновременно:
— Какой он огромный! И какая здесь тишина! — Она приложила ладони к ушам, потом отняла их, словно хотела убедиться, что со слухом у нее все в порядке. — Здесь всегда так?
— Да, по ночам. Днем здесь полно народу.
— Я даже не думала, что такое может быть прямо посреди города. На сколько он тянется?
— Не знаю. Чтобы все тут изучить, потребуется несколько недель. Или даже месяцев.
Они пошли на север, к Овечьему лугу. Джинну хотелось свернуть с главной дороги на тропинку поменьше, но все они превратились в болота. Овец не было видно. Наверное, те стояли в каком-нибудь загоне и ждали, пока земля не подсохнет.
— Я здесь совсем по-другому себя чувствую, — вдруг сказала женщина.
— Как по-другому?
— Не знаю. — Она заметно вздрогнула, потом еще раз.
— С тобой все в порядке? — встревожился Джинн.
— Да, все в порядке, — ответила она рассеянно, словно прислушивалась к чему-то вдалеке.
Они свернули с дороги и по ступеням спустились к двухъярусной Террасе Вифезда над озером. Фонтан на ночь отключили. Вода в мраморной чаше была тихой и совершенно прозрачной, а дно усыпали мелкие монетки.
Женщина не отрываясь смотрела на крылатую статую:
— Какая красивая. Кто это?
— Ее называют Ангел Вод, — объяснил Джинн и вспомнил свою первую встречу с Софией. Сколько времени прошло с тех пор? А потом была запертая дверь и прикрытая чехлами мебель.
— Я как-то читала про ангелов. В одной книге у равви. — Она посмотрела на Джинна. — Ты в них, наверное, не веришь?
— Нет, не верю.
Возможно, она ждала, что он спросит ее о том же, но ему совсем не хотелось вести долгие разговоры об ангелах, богах, или что там еще придумали люди на этой неделе. Парк был слишком тих и спокоен для споров. Джинн опять собрался было рассказать ей о потолке, но никак не мог найти повода. Она может решить, что он, как ребенок, напрашивается на похвалу.
Какое-то время они молча сидели на краю мраморной чаши — Джинн при этом ни на минуту не забывал о массе воды у себя за спиной — и молча смотрели, как тихие волны озера плещут о берег. На землю постепенно опускался туман, и кожу у Джинна пощипывало. Женщина сидела рядом, прохладная и неподвижная. Она закинула голову и неотрывно смотрела в небо. Даже отсюда, из самой сердцевины парка, было видно желтое зарево, подсвечивающее облака над городом.
— Жаль, что в жизни не всегда так, — вздохнула женщина. — Спокойно, мирно. — Она закрыла глаза, опять будто прислушиваясь к чему-то.
— Тебе надо как-нибудь прийти сюда в субботу, — посоветовал Джинн. — Днем здесь все по-другому.
— Я не могу прийти одна, — пожала она плечами.
Он собирался протестовать, но потом вспомнил, как бросалась в глаза одинокая фигура Софии у фонтана. Хава не была так красива, как София, но внимание к себе, несомненно, привлекала. Да, пожалуй, без спутника ей идти не следовало.
— А что твой приятель Майкл? Ты могла бы пойти с ним.
Она открыла глаза и как-то странно посмотрела на него:
— Нет, мне не хочется.
— Вы поссорились?
— Нет. Я даже не видела его с тех пор, как мы ездили в Бруклин. Но он может… неправильно понять мое приглашение.
Джинн не понял и нахмурился, но потом вспомнил о том, что успел забыть: ее приятель хотел быть ей больше чем приятелем, а ей это не нравилось.
— Но это же просто прогулка в парке, а не союз на всю жизнь.
— Он хороший человек. Я не хочу завлекать его, а потом отталкивать.
— И теперь ты всю жизнь собираешься его избегать, чтобы он ничего такого не подумал?
— Ты не понимаешь, — сердито сказала она. — Он испытывает ко мне желание.И я его очень ясно слышу.
— А ты к нему ничего такого не чувствуешь?
— Не знаю. Трудно сказать.
— Может, тебе и стоит лечь с ним? — ухмыльнулся Джинн. — Тогда все стало бы ясно.
Она дернулась, точно он ее ударил:
— Никогда этого не будет!
— «Никогда»? Никогда с ним или вообще никогда?
— Не знаю. — Она отвернулась. — Мне трудно об этом думать.
Она явно не хотела продолжать этот разговор, но он решил не обращать внимания:
— Да нет в этом ничего трудного! Это онилюбят все усложнять.
— Ну конечно, ты так думаешь. И я, наверное, должна по твоему примеру не упускать ни одного удовольствия!
— А почему нет, если от этого всем хорошо?
— Ты хочешь сказать, тебехорошо, а остальное не имеет значения! — Она повернулась к нему всем телом и почти кричала: — Ты делаешь все, что пожелаешь, не думая о последствиях, и презираешь тех, кто вынужден о них думать! Зато я очень ясно слышу все эти «как жаль!», «что я наделала?» и «как мне быть теперь?»! Это эгоизм и легкомыслие! Это непростительно!
Ее гневный порыв прекратился так же внезапно, как начался. Она молча отвернулась от него.
— Хава, что я такого сделал? — спросил он после недолгой паузы. — Я кого-то обидел?
— Нет, насколько я знаю, — глухо сказала она. — Но твоя жизнь влияет на жизнь других людей, а ты этого даже не сознаешь. — Она не сводила взгляда со своих рук, сцепленных на коленях. — Может, нечестно упрекать тебя за это. Ты и я, мы с тобой таковы, какими созданы.
Ее слова задели его за живое сильнее, чем он ожидал. Ему хотелось оправдаться, но, возможно, в чем-то она была права, возможно, он и правда вел себя легкомысленно и эгоистично. И он тоже был прав, когда обвинял ее в чрезмерной осторожности и ханжестве. Оба они были правы, оба были созданы такими. Он посмотрел на озеро, спокойное и темное, нисколько не потревоженное их перепалкой.
— Похоже, мы с тобой не можем просто разговаривать без споров, — задумчиво сказала она почти о том же, о чем Джинн только что думал, и он в очередной раз усомнился в том, что она не может читать его мысли. — Странно, что при этом мы все-таки друзья. То есть, я надеюсь, ты считаешь меня другом, а не обузой. Мне бы не хотелось, чтобы наши прогулки стали тебе в тягость. — Она коротко и смущенно взглянула на него. — Странно, что я сама не могу этого угадать. Будь ты другим, мне не пришлось бы спрашивать.
Ему потребовалось время, чтобы собраться с духом и ответить ей с той же честностью:
— Я жду наших прогулок с нетерпением. Они мне нравятся. Мне даже наши споры нравятся. Ты понимаешь все про мою жизнь, даже если мы не соглашаемся. Арбели старается, но он не может видеть того, что видишь ты. — Он улыбнулся. — Поэтому да — я считаю тебя другом. И я буду скучать, если мы перестанем встречаться.
Она ответила ему немного грустной улыбкой:
— И я буду.
— Ну и ладно, — подытожил он. — Мы собираемся сегодня гулять по парку?
— Веди, — усмехнулась она.
Они ушли с террасы и по ступенькам поднялись до прогулочной аллеи. Туман еще сгустился и словно поглотил весь мир, оставив только широкую вязовую аллею и размытую линию горизонта вдалеке. Женщина рядом с Джинном тоже казалась частью пейзажа.
— Я здесь как-то чудно себя чувствую, — прошептала она.
— Как чудно?
— Сама не пойму. — Она двигала руками в воздухе, точно пыталась нащупать слова. — Мне будто хочется бежать, бежать и никогда не останавливаться.
— И что здесь такого? — улыбнулся он.
— Мне это странно. Я ведь раньше не бегала.
— Как, никогда?
— Никогда.
— Так надо попробовать.
Она словно задумалась на минуту, а потом вдруг понеслась вперед и прочь от него. Ее ноги мелькали с немыслимой скоростью, пальто развевалось за спиной, как темное крыло. Ошеломленный, он смотрел ей вслед, а потом ухмыльнулся и бросился за ней; ботинки отбивали ритм по каменной дороге, по обеим сторонам мелькали деревья. Женщина уже скрылась за поворотом, и он не мог понять, догоняет ли он ее. Она убежала так быстро!
Впереди из тумана вынырнула небольшая рощица, выросшая в конце аллеи. Он замедлил бег, потом остановился и огляделся. Где она?
