— Это наряд жреца, — скупо ответил Риккардо.
— Граф Кардес стал шаманом полудикого племени? Поздравляю! — захлопала в ладоши девушка, теперь она сидела в кресле для гостей, напротив де Веги.
— Нет, но я имею право носить эту одежду. Она удобна и нравится мне.
— Риккардо, знаешь, я жалею, что так быстро рассталась с тобой, нужно было потратить на это больше времени. Ты совсем плох. — Пат грустно вздохнула. Де Вега ее уже не смешил, а пугал.
— Да. Ты ушла, и я свихнулся без твоей заботы, — зло бросил де Вега.
Он демонстративно отвернулся и раскрыл большую книгу в массивном кожаном переплете. Патриция встала, сделала два быстрых шага и взяла книгу из его рук, Риккардо недовольно посмотрел на нее.
— «Три рыцаря»[32], — задумчиво прочитала она. — О чем книга?
— Хочу огорчить, картинок там нет, — заметил Риккардо.
Это было слишком. Пат отреагировала немедленно.
— Сейчас дам пощечину! Я серьезно!
— Вот, уже угрозы пошли, — пожаловался сам себе де Вега. — Это повесть о настоящей любви и дружбе. О том, что так редко встречается в нашем мире. Но читать нужно осторожно, первая часть ее вызывает радость, вторая слезы… Рекомендую. Я ее не раз перечитывал.
— Как-нибудь прочту, — пообещала Пат и положила книгу на край стола.
Неудачно. Тяжелая книга упала на пол. Риккардо резко наклонился за ней.
Пуговица оторвалась, рубашка раскрылась. Пат едва не закричала. Попыталась, но язык отказал. Грудь и живот Риккардо были изуродованы страшными шрамами. Такие раны смертельны. Патриция знала, что он никогда не дрался на дуэли и в сражении не был ни разу ранен.
Де Вега никогда не упоминал ни о чем, что могло быть причиной ранений. А Патриция думала, что знает о нем все.
— Что случилось? — Риккардо попытался улыбнуться. — А, пуговица отлетела? Да, не умею я их пришивать. А эту рубашку слугам поручить нельзя. Самому надо.
— Другое, — нервно произнесла Патриция. — Что с тобой? — она указала рукой на разошедшуюся рубашку.
— А, это! — помедлил с ответом де Вега. — Так, было дело, волк подрал.
— На охоте? — переспросила она.
Риккардо никогда не охотился сам, хотя и принимал участие в охотах, устраиваемых другими, чем вызывал насмешки.
— Нет, в гостях у паасинов.
— Что они с тобой сделали?
Граф Кардес, скорее всего, понял, что будет проще рассказать всю правду, чем упорствовать. Он знал — она не отстанет.
— У паасинов есть такой обряд, — начал Риккардо. — Когда юноша становится мужчиной, ему дают нож, и он дерется один на один против большого черного волка. Если побеждает — устраивают праздник в его честь, а волка хоронят, как паасина, на родовом кладбище.
— Если нет?
— Хоронят человека. Хоронят и забывают. Навсегда.
— Ты победил?
— Нет.
— Как это? — удивилась Пат. — И вообще, при чем здесь ты?
— Я узнал об этом обряде и захотел доказать себе, что я мужчина. Паасины долго не соглашались, но я сумел их убедить. Волк был просто огромный, выше, чем мне по пояс. А у меня только большой нож против его клыков и когтей. Умирать в восемнадцать лет страшно. Что было, помню плохо. Только конец: волк повалил меня на землю, вцепился в левую руку, я успел закрыть ею горло.
Он рвал мне когтями живот и грудь, я бил его ножом в брюхо. Потом… потом он вдруг отступил. Мы долго смотрели глаза в глаза, наконец он развернулся и скрылся в лесу. Меня приняли в племя паасинов. Я теперь один из них. До меня из всех людей это удалось лишь моему тезке.
— Тому, что был колдуном? — уточнила она.
— Да, но не «был», а слыл! — поправил ее Риккардо.
— Почему я об этом не знала? — Пат решила, что оправилась настолько, что может уже возмущаться.
Риккардо обидно рассмеялся.
— Пат, милая, ты привыкла к тому, что я все рассказывал тебе, но есть вещи, о которых следует молчать. Мы ведь тесно не общались, до свадьбы дело не дошло, — Пат почувствовала, что краснеет, — поэтому моя маленькая тайна осталась тебе неизвестной.
— Не верю, — логика у нее работала хорошо, — откуда в Кардесе столько черных волков, если каждый паасин должен убить одного?
— А в Кардесе черных волков нет, — ответил де Вега. — Только серые, но их паасины не трогают. Священны.
Патриция замерла, чуть приоткрыв рот. Риккардо улыбнулся.
— Волка призывают жрецы-шаманы. Это бой не с животным, а с самим собой. С отражением. С темной стороной натуры, эмоциями и чувствами, что затмевают разум. Воин должен уметь их обуздать, победить.
— Но ты ведь его не победил? — перебила его Пат.
— Нет, мы разошлись мирно. Это случается крайне редко. Такой человек становится шаманом, он сможет вновь призвать волка, но уже для других.
— А ты можешь?
— Для других — нет, для себя — могу, — если Риккардо и лгал, то виртуозно. — Если захочешь, я могу тебе это показать, — предложил он. — Раз в год я бываю в гостях у паасинов, навещаю шаманов. Хочу побывать там и в этом году. Пока я еще жив.
— Хочу, — не задумываясь, ответила Пат, сделав вид, что не заметила последней ремарки.
— А как же вера? Церковь ведь осуждает язычество и их обряды.
— Буду знать, что они собой представляют и как с ними бороться. — Он хотел ее этим смутить? Не выйдет.
Риккардо одернул рубашку, но закрыть покрытую шрамами грудь полностью все равно не удалось.
— Сними наруч, — вдруг неожиданно для самой себя потребовала Пат.
— Нет, — мотнул головой Риккардо.
— Сними!
— Пат, любимая, давно прошло то время, когда я выполнял все твои просьбы и требования по первому же слову. Я изменился…
— В худшую сторону!
— Может быть, — согласился он. — Но ты больше не можешь требовать. Мы не связаны ничем, кроме старых чувств, которые у тебя уже погасли, а у меня еще теплятся.
— Пожалуйста, сними наруч, — попросила она.
— Зачем, Пат? — тихо спросил он.
— Я так хочу. Мне нужно, нужно увидеть, что под ним.
— А что ты хочешь увидеть? Адскую печать, подтверждающую, что я продал душу в обмен на разрушение твоей жизни? Ее там нет.
— Этот наруч — твое изменение. Я не узнаю того Риккардо, которого знала. Он был мил, добр, ласков, заботлив…
— Но ты его все равно не любила…
— Нет, — твердо сказала она. — Не любила, но была к нему привязана. Считала другом.
— Другом… — как эхо повторил Риккардо. — Твой друг умер, Васкес его убил. Его шпага, направляемая и твоей рукой, вошла не в плечо, как думали Карл де Санчо и врач, а в сердце.
— Ты дрался с Альфонсом?! — воскликнула Пат.
— Да, после того как не смог поговорить с тобой. Он победил. Я хотел его застрелить из арбалета, Санчо остановил меня. Это все неважно. Тот де Вега мертв. И этот скоро умрет. Это мой путь. Путь, что я выбрал сам. И спасибо Ястребу, он дал мне силы пройти его достойно. — Риккардо расшнуровал наруч.
На белой, давно не видевшей света коже, жутко смотрелись шрамы-ожоги — следы двух птичьих лап, обхвативших локоть.
Пат сглотнула, представив себе, какой была рана вначале, если даже сейчас от одного взгляда ей стало дурно.
— Он прилетел мне на руку. Алый Ястреб. Я звал его, и он пришел, — медленно говорил Риккардо. — Было больно, очень больно. Ожоги — лишь часть той боли, что пронзало все тело. Главное — выстоять. Доказать — нет, не ему, самому себе, — что сможешь принять его дар.
— Что он дал тебе? Силу, власть, богатство? Что продал ты ему взамен — душу?! — Пат не выдержала и закричала на него.
— Он ничего не берет взамен. А душу, душу нельзя продать, — усмехнулся Риккардо. — Поверь, я знаю, это единственная вещь, что не имеет цены, что всегда с тобой. Ястреб, он дает ясность ума, новый взгляд на мир. Ты видишь путь. Путь, по которому идешь, хотя раньше и не замечал. Путь чести, долга и совести. Ястреб дает тебе свободу. Ты несешь эту свободу в душе, с ней не страшны темницы, надо лишь закрыть глаза… — мечтательно закончил он.
