Граф знал, что его внимание к Пат не остается незамеченным. Опытные кумушки, что устраивали все браки, смотря на него сегодня, значительно улыбались и перемигивались.
Горожане сочувственно перешептывались, видя черную ленту в золотых волосах Пат. Они жалели гостью графа Риккардо, такую молодую и прелестную девушку.
Патриция не хотела танцевать, хотя ее тянуло отдаться ритму музыки и закружиться в ритмах вальса. Но она помнила о своем вдовьем статусе.
— Патриция, не бойтесь, — обратился к ней Риккардо, — один только танец, открыть этот вечер. Нас все ждут. — Граф указал взглядом на три молодые пары, что выжидающе смотрели на них. — Таков обычай. Мы первые.
— Только ради обычая, Риккардо, — сказала Патриция и подала ему руку.
Спустя миг грянула музыка, и Патрицию с Риккардо закружило в вальсе.
Этот танец показался Пат не похожим на все те, что были до него. Наверное, в Кардесе даже его играли по-своему.
— Риккардо, слишком быстро! — шептала она ему на ухо.
— Ничего не поделаешь, так у нас принято, — смеялся Риккардо.
Де Вега был счастлив. Он словно вернулся в прошлое и танцевал свой первый танец с Патрицией, любимой Пат — женщиной, которую он страстно любил и ненавидел, мечтал забыть, но не смог. С его судьбой, роком, фатумом, несчастьем и удачей.
Время имеет удивительное свойство, оно то растягивается, то сжимается, то ускоряет свой бег, то замедляет его. Риккардо не мог сказать, сколько длился танец — вечность или один миг. Он впал в счастливое забытье, чувствуя ее рядом, вдыхая запах духов, кожа ее пахла цветущей вишней. Из этого прекрасного сна его вывел голос Пат:
— Благодарю тебя, Риккардо, мне было приятно. А теперь, прошу, отойдем.
Патриция танцевала лишь один раз, как и обещала сама себе. Риккардо не стал больше настаивать, не желая разрушить ту чудесную атмосферу, что окутывала их, сближала, щедро даря радость и улыбку.
Он просто был весь вечер рядом с ней. Развлекал, неназойливо ухаживал, выполнял мелкие просьбы, поручения, знакомил с горожанами, друзьями и гостями.
Когда Патриция на время оставила де Бегу, он впервые обратил внимание на то, что творилось вокруг. Оглядел веселящихся людей, с интересом пробежал взглядом по танцующим парам. Вдруг заметил Кармен, она скучала, нет, не в одиночестве, среди знакомых. Но все-таки одна. Он ощутил ее грусть. Вместе с этим к нему пришло и чувство вины.
— Блас! — радостно воскликнул он, завидев гвардейца. — Как вам праздник?
— Все просто замечательно, граф. Давно я так не веселился. Но, по-моему, вы разлагаете моих солдат. Уже ни одного не вижу трезвым или без красивой подружки, — рассмеялся Феррейра.
— А почему же вы одиноки, Блас?
Тот лишь улыбнулся.
— Тогда у меня к вам просьба.
— Говорите.
— Видите Кармен? Она скучает. Ей одиноко. Я не хочу, чтобы она в этот день грустила. Пожалуйста, Блас, развеселите ее, пригласите на танец.
— Я не знаю, согласится ли она, — к удивлению Риккардо, Феррейра потупил взор.
— Блас, вы же гвардия — гроза прекрасных дам! Смелее!
Граф понимал колебания гвардейца. Ухаживать за многолетней любовницей хозяина дома, в котором сам пребываешь, — это немыслимо для честного человека. Но Риккардо видел, что симпатии Кармен и Бласа взаимны, он желал девушке лишь добра, поэтому тут же добавил:
— Будет упираться — скажите, такова моя воля!
— Думаю, этого не понадобится, — заверил его Блас и решительным шагом направился к Кармен.
Ночью спокойствие звездного неба разорвали огни фейерверка. Сотни огненных шаров взрывались в воздухе, опадая на землю тысячами разноцветных огней. Картина завораживала.
Риккардо и Патриция восхищенно наблюдали за небом, полыхающим буйством красок.
Граф смотрел и думал о том, что старый упрямец Руф сегодня превзошел сам себя, заслужив этим законную любовь всего города. Но теперь ему придется не меньше месяца избегать колдовства, восстанавливая силы.
Пат вдруг оступилась — каблук попал в щель между камнями. Риккардо подхватил ее. Под тонкой тканью платья ее тело было обжигающе горячим. Она не обратила внимания на то, что он одной рукой обнимает ее.
— Как красиво! — восхищенно прошептала Патриция. — Я уже давно, очень давно ничего подобного не видела. Спасибо.
— За что?
— Ты уговорил мага и подарил мне этот вечер.
Риккардо улыбнулся.
— Пат.
— Да?
— Ничего, я просто хотел еще раз насладиться звуком твоего имени.
— Ты все такой же галантный, Рик, нисколько не изменился. Всегда пытаешься сказать комплимент.
— Ты прекрасна, Пат.
— Вот опять льстишь, — улыбнулась она, забыв о прошлом и будущем, для нее сейчас существовал только этот вечер и огни в небе над городом.
— Это не лесть — правда. Даже преуменьшенная.
— Я не люблю лесть, ты же знаешь.
— Я врал тебе, — признался Риккардо, он развернулся и теперь смотрел ей в глаза. — Я врал тебе, Пат, говоря, что забыл тебя. Я хранил твой облик на внутренней стороне век, и, стоило мне хоть на миг прикрыть глаза, я видел тебя. Красивую, улыбающуюся, манящую, желанную.
Пат не ответила.
Риккардо поцеловал ее в губы. Безумно, горячо, не думая о последствиях. Через один удар сердца ее руки оттолкнули его.
— Не надо, Рик. Не порть мне этот вечер. То, что ушло, уже не вернуть.
Он послушно отступил, но остался рядом с нею.
— Хорошо.
Через некоторое время услышал:
— А ночи еще прохладные.
— Послать за грогом? — встрепенулся Риккардо и набросил на ее плечи свой камзол, оставшись в рубашке.
— Да, будь так любезен, — попросила она.
Расторопный слуга быстро принес две большие глиняные чашки с разогретым вином, приправленным корицей.
Горячая кружка грела руки. Но еще больше грело ощущение того, что Пат рядом.
— Посмотри на звезды, Риккардо. Сколько их на небе сегодня! Так редко бывает: безоблачное небо и сотни тысяч звезд. Вот Охотница и Лев, правее Корабль и Райский Цветок.
— А рядом Ромб Надежды, звезда моряков, путешественников и влюбленных.
— Надежды обманчивы, Риккардо, на них нельзя полагаться. Проводи меня до резиденции, я устала.
Черная башня. Внутри нее было тихо, как в склепе, сюда не долетает гул затихающего людского праздника. Балкон, нависший над темной пустотой, дна не видно. Луны и звезды освещают лишь верх башни, ниже их свет не проникает.
Граф Кардес смотрит на руки, они кажутся белыми в этом колдовском свете. Он знает, что не должен здесь быть, знает, но не уходит.
Он старался говорить четко и громко — так, чтобы голос казался спокойным. Тот, Кто Слушает, не должен слышать его слабым, не уверенным в себе.
— Давным-давно — время уже стерло следы тех лет — я метался, не зная, куда приложить свои силы, мне казалось, что главная проблема в жизни — выбрать путь, по которому сможешь идти с честью, путь, что отвечал бы чаяниям твоей души. Я ошибался. Путь выбрать легко. Трудно идти по нему не сворачивая, не меняя идеалов, не вступая в сговор с темной стороной своей натуры. Трудно быть честным с самим собой. Я старался выполнять эти условия, придерживаюсь их до сих пор. Но как часто злоба и ненависть овладевают моим сердцем! Нелегко их сдержать, видя крушение надежд, что острой бритвой режут по глазам, ослепляя, не оставляя желания открывать их еще раз, кинжалом пронзают сердце, мое израненное сердце, заставляя выть.
Патриция! Моя любовь, моя ненависть! Мой мираж и мой кошмар! Время, проведенное с ней, — это страшная притягательная пытка. Обливаешься кровью и вновь идешь навстречу боли.
Как я хочу смерти! Не знаю, своей или чужой! Мне все равно, я и так умираю, медленно, час за часом, незаметно для всех. Пат хочет моей гибели, еще не зная, что убьет она лишь тело, души уже здесь нет!
Вот мой меч! — Риккардо достал из ножен длинный клинок, сверкнувший смертоносными гранями. Он вспомнил, как радовался, когда получил его в подарок на день совершеннолетия. — Возьми его как залог того, что желание мое исполнится! Кто знает — может, тебе повезет! Граф взял меч за рукоять лезвием вниз и отпустил. Звука падения он так и не услышал.
