Под конец совещания, в узком кругу, Жуков обговорил план будущей операции.
Он подошел к карте и обычным деловым тоном докладывал:
— Хочу обратить ваше внимание на то, что план Ставки масштабен. Предполагается нанести два сокрушительных удара по растянувшимся флангам сталинградской группировки противника, окружить и уничтожить ее. Эту задачу будут выполнять войска трех фронтов: Сталинградский — А. И. Еременко, Юго-Западный — Н. Ф. Ватутин и Донской — К. К. Рокоссовский.
Еременко наносит удар своим левым флангом в направлении северо-запада, Ватутин, действуя с плацдармов на южном берегу Дона, наносит удар в сторону Сталинградского фронта и соединяется с ним.
Жуков попросил генерала из Генштаба подержать угол карты и, повернувшись к командующему фронтом, продолжил.
— Рокоссовский наносит два удара. Один удар совместно с соседней армией наносит Батов на юго-восток. Он должен заставить противника свернуть оборону на правом берегу Дона. В то же время армия Галанина наступает вдоль левого берега Дона на юг и отсекает войска противника в малой излучине Дона. — Жуков положил на стол указку. — Вот такой, товарищи, вкратце план операции.
— Какую задачу будет выполнять армия Малиновского? — спросил Рокоссовский.
— Она остается на месте и сковывает противостоящие части противника, — ответил Жуков и, выйдя на середину комнаты, напомнил: — О масштабах операции можно судить по тому, что она развертывается на фронте в 400 километров. А войскам, которые будут совершать маневр на окружение, предстоит пройти с боями расстояние в 120–140 километров. Я понимаю, что задача непростая. Поэтому каждому из нас надо пораскинуть мозгами, как ее лучше выполнить.
Под конец совещания в голосе Жукова чувствовалась усталость, под глазами появились синеватые круги. Видимо, сказалась бессонная ночь.
Вечером Жуков пригласил Рокоссовского на ужин. Они выпили по фронтовой стопке водки, перекусили, но отвлечься от предстоящей операции не смогли. Они обменялись мнениями о построении войск, об особенностях использования артиллерии резерва Верховного командования, о маневре войск в глубь вражеской обороны.
— Ну, как тебе показалась операция? — спросил Жуков.
— Это первая подобная операция в этой войне, и я думаю, мы зададим перцу фашистам. Я доволен, что все наши предложения учтены, но есть одно исключение.
— А именно?
— Армия Батова действует на главном направлении, а у него в танковых бригадах по 12–14 танков.
Жуков достал из полевой сумки расчет сил и средств и, нахмурив брови, углубился в чтение.
— Хорошо, можем тебе выделить около пятидесяти танков. Это максимум, что я могу сделать.
— Это, пожалуй, весомое подкрепление, — произнес Рокоссовский и, заглянув в глаза Жукову, спросил: — Ты не сказал ничего о сроках начала операции. Для нас теперь это самый важный момент.
— Мы планируем начать операцию 9–10 ноября. Время не терпит.
— Георгий, поверь мне, это нереально. Мы так можем провалить, может быть, самое важное дело в своей жизни.
— А что прикажешь делать? — возбужденно спросил Жуков. — Дать возможность противнику перехватить инициативу?
— Противник находится в таком состоянии, что для серьезного наступления у него не хватит духу, — это во-первых.
— А что во-вторых? — спросил Жуков, выходя из-за стола.
— А то, что погодные условия не позволят в короткий срок перебросить войска и обеспечить всем необходимым для боя, — убежденно произнес Рокоссовский. — К примеру, переброска артиллерийского полка резерва Верховного командования лишь на 150 километров заняла шесть суток.
— Может, ты и прав, — сказал Жуков и вновь сел за стол. — Я попробую убедить Верховного.
Они допили чай и попрощавшись, разъехались. На второй день Рокоссовскому позвонил по ВЧ Жуков и сообщил, что операция переносится на 19–20 ноября.
5
Когда стали известны сроки операции, Рокоссовский собрал командующих армиями. Были поставлены задачи по сосредоточению войск, уточнены направления ударов, тщательно разработаны меры для сохранения строжайшей секретности.
— Дух немцев парализован, — заявил командующий армией Галанин. — Они не смогут оказать серьезного сопротивления.
— Нет большей опасности на войне, чем предположение о том, что противник глупее тебя, — вынужден был повысить голос Рокоссовский. — Немцы более года нам доказывают, что они умеют воевать и у них есть чем воевать. Такого арсенала оружия, который собран под Сталинградом, не видела еще ни одна война. — Он гневно взглянул на генерала Галанина. — Вы вынуждаете меня напоминать очевидные факты. Разве не здесь сосредоточены тяжелые и огнеметные танки, шестиствольные минометы? Здесь применяется лучшая артиллерия, термитные и разрывные снаряды. Армады бомбардировщиков сосредоточены под Сталинградом. А вы смеете говорить о слабости противника!
— Извините, — сконфуженно сказал Галанин. — Подвели эмоции.
Несколько часов спустя командующие армиями доложили, что прибыли на свои КП.
Донская степь днем была безжизненной, унылой и однообразной. Она была вся усеяна холмиками старых нор, кое-где торчали высохшие кусты дикого терна и боярышника; густо темнел степной ковыль, и носился над степью горький запах полыни. Зато, когда спускалась на землю ночь, все менялось. Чувствовалось, как наливаются силой мускулы готовящихся к сражению войск Донского фронта.
Все, что днем пряталось и таилось по балкам и глубоким лощинам от глаз противника, ночью оживало и двигалось на исходные позиции. На фоне горящего горизонта можно было заметить контуры танков, артиллерийских тягачей, машин с горючим и боеприпасами. К запаху полыни и вспаханной войной земли примешивались запахи солдатского пота и нефтяной копоти.
Почти все последние дни перед наступлением командующий фронтом колесил по степи. Вместе с ним трудились работники штабов, начальники всех родов войск и служб армейского и фронтового звена. Войска к установленному сроку сумели совершить перегруппировку и заняли исходные позиции для наступления.
К началу артиллерийской подготовки командующий фронтом вместе с членом Военного Совета Телегиным, генералами Казаковым, Орлом и Руденко прибыл на свой вспомогательный пункт управления на участке 65-й армии. Это был довольно просторный блиндаж, обшитый ольховыми досками; красноватый оттенок дерева придавал этому фронтовому жилью какой-то особый деловой вид. Здесь же находился стол, несколько стульев, рация, на стене висела плановая таблица взаимодействия. У стен по углам — четыре топчана.
До начала артподготовки осталось мало времени, но Рокоссовский успел переговорить со всеми командующими армиями.
Звонок командующему 65-й армией Батову:
— Павел Иванович, дорогой, как настроение?
— Превосходное. Готов выполнить приказ.
— Как противник?
— Нервничает. Всю ночь ведет ружейно-пулеметный огонь.
— Проходы в минных полях готовы?
— Да, готовы.
— Держись, Павел Иванович! От твоих, действий во многом зависит наш успех.
Разговор с командующим 66-й армией Малиновским:
— Родион Яковлевич, надеюсь, начальство тебя не достает?
— Нет, товарищ командующий.
— На ротную позицию не собираешься?
— А зачем? Вы отшили от меня надзирателей, я теперь командир-единоначальник и могу позволить себе роскошь управлять войсками из КП.
— Ну, как управляется?
— У меня все готово.
— Вот и прекрасно, давай жару фашистам, как условились.
Рокоссовский повернулся к командующему воздушной армией Руденко.
— Сергей Игнатьевич, как погода?
— Пока нелетная, сплошной туман.
— Авиация работать будет?
— При такой погоде нет.
— Это хуже, — сказал Рокоссовский и покрутил ручку телефона. — Зиночка, достань мне командующего армией. — Иван Васильевич, здравствуй! Скажи, пожалуйста, как твое здоровье?
— В такие моменты Галанина здоровье не подводило.
— Ну что ж, это очень хорошо. Дорогой мой, я тебя очень прошу учесть то обстоятельство, что у тебя очень сильный противник. Переговори еще раз с командирами дивизий. Меня до сих пор в вашей армии волнует шапкозакидательское настроение.
— Не беспокойтесь, товарищ командующий, я понял свою ошибку и на эту тему подробно переговорил с командирами соединений.
— Вот это уже серьезный подход к делу. Желаю успеха.
Рокоссовский взглянул на начальника артиллерии Казакова, а затем на часы: секундная стрелка перескочила деление и будто остановилась на 7.30. И в тот же миг задрожала земля, и следом раздался тягучий непрекращающийся рев. Лицо командующего было по-юношески азартным и напряженным, глаза горели тревожным блеском. Он представил себе, как сотни тысяч солдат и командиров, затаив дыхание, прислушиваются к этому реву и с волнением готовят себя к броску на гитлеровские укрепления. Невероятно, каждый из них погружается в свой мир, вспоминает родных, близких, думает о самом сокровенном.
