Зверь вел себя как напарник Ника, но не был им. Некоторые из Гемаланг Танах любят страх, и боль, и смерть. Только для того, чтобы призвать друга, не требуется устраивать гекатомбу. Ни из живых, ни из мертвых. Я мог бы до этого сразу додуматься, еще в тот раз, когда впервые наткнулся на следы Ника.
— У него есть связной, — сказал я.
У меня руки тряслись так, что я пролил чай на стол. Не сказать, чтобы пятно испортило старую клеенку, но все равно неприятно было.
Я думал о медиуме, притянувшем к себе одного из самых страшных родственничков Анны-Люсии. Возможно, о старухе или ребенке, попавших в зависимость от некроманта. О человеке, которого Ник сейчас накачивал вампирской кровью. О том, кто сейчас был одновременно живым и мертвым, как кошка Шредингера.
Только у Шредингера была воображаемая кошка. Абстракция. И это с абстракцией можно обращаться как угодно жестоко.
— Быстро соображаешь, — одобрительно заметил Рашид. Побулькал коньяком, отставил бутылку и добавил совершенно спокойно: — Его тебе и надо украсть. Не скажу, что после этого наш чокнутый маньяк окажется беспомощным, но, по крайней мере, у тебя с твоим дурацким начальством появятся шансы с ним справиться.
— Цыбулин мне не начальство, — машинально огрызнулся я.
— Как скажешь. — Рашид ухмыльнулся. — Пусть будет «заказчик», если тебе так больше нравится. Смысл в общем-то не меняется.
Чай в моей чашке остыл, ну да и черт с ним. Я все равно допивать его не собирался.
— Как думаешь, что это такое? — спросил я, выкладывая на стол красный пластиковый пистолетик. Не сказать, чтобы так уж хотелось поделиться с Рашидом историей своих недавних подвигов, просто у него могла возникнуть хоть сколько-нибудь годная версия произошедшего. А у меня с этим большие проблемы наблюдались.
Когда с тобой случается что-то, что случиться никак не могло, всегда впадаешь в ступор. У каждого есть какие-то базовые вещи, в которых он уверен. Как правило, они закладываются в детстве — нечто вроде «мама меня любит», «привидений не существует» и «небо не может упасть на землю».
А уже сверху все остальное понастроено.
У меня немножко иначе вышло, особенно с привидениями, но мозги устроены точно так же. Именно поэтому я никак не мог вписать в свою картину мира реальный игрушечный пистолет, вытащенный из Гемаланг Танах.
Анну-Люсию — мог.
Бутылку водки, которую высосал Эшу, — тоже.
А вот это ни в какие ворота не лезло. Пора было новые пробовать, и я надеялся, что у Рашида это как-нибудь получится.
Пауза была плотная и скользкая, как пенка на кипяченом молоке. Некоторые считают, что она полезная, но я не знаю никого, кто бы ее любил.
— Где ты его взял? — спросил Рашид.
У него лицо было такое, словно я ограбил Алмазный фонд, а его не позвал.
Мы стояли в дверях, а он сидел на полу, на одеяле, скрестив ноги, и пялился в телевизор. Худая спина, лопатки из-под майки выпирают, как пара куриных крыльев. Джинсы Рашида были ему здорово велики. Может быть, из-за этого сейчас он выглядел моложе, чем раньше.
Маленьким.
Свет не горел, и комнату освещало только мерцание экрана. Окна здесь были закрыты и заклеены. В неподвижном воздухе стоял запах ванилина и орехов, такой густой, что я его почти видел. Перед бывшим четха валялась открытая коробка шоколадных конфет, килограммовый мешок развесного печенья и пара двухлитровых бутылок пепси.
Двести двадцать четыре грамма сахара на бутылку.
А прямо на паркете мелом был начерчен круг, вроде того, который я использовал для вызова духов. Мертвеца это не остановит. Я имею в виду — никакого мертвеца, ни вампира, ни просто поднятого некромантом покойника. Это не вопрос силы или магического воздействия, которому нужно сопротивляться. Они вообще бы его не заметили, как живой человек не замечает инфракрасного луча, протянувшегося от его пульта дистанционного управления к телевизору. О круге нельзя забывать, только если ты имеешь дело с гостем из Гемаланг Танах, или с духами границы, или с призраками. С кем-то, у кого на самом деле в этом мире тела нет, даже если они притворяются, что это не так.
О чем угодно, кроме круга, можно забыть, и это тебя не убьет. Скорее всего.
Без круга ты можешь полагаться только на добрую волю своего собеседника, а это очень ненадежная штука. Не потому, что все, кого можно призвать, такие жуткие монстры, просто у них настроение очень легко меняется.
Они злятся, когда с вызвавшим их человеком почему-то не удается договориться.
Но ведь тут дело не в этом было, правда?
Я мог бы поклясться, что парень слышал, как мы вошли, но он не обернулся. Пошуршал пакетом, не отрывая завороженного взгляда от экрана. Захрустел печеньем, одновременно разворачивая конфету.
Мне случалось сталкиваться с разными духами, но ни одни из них так себя не вел.
— Зачем ты это сделал? — спросил я.
Рашид проследил за моим взглядом. Усмехнулся.
— А ты хотел бы, чтобы он меня убил? Нет уж, так спокойнее.
— Считаешь, он мог бы? — Я вздрогнул. Сосредоточился. В духоте это сложнее, но, если постараться, получится.
— Знаю, — отозвался Рашид. — Это же очевидно. Я вообще сомневаюсь, что его можно называть человеком. Он был четха. Думаешь, к такому парню можно спиной поворачиваться?
Я не должен был думать, что он имеет в виду именно то, что я услышал.
Не должен был.
Я знал, что Рашид — хороший человек. Немного чокнутый, это верно, но хороший. Проблема в том, что именно в том месте, куда он умудрился ткнуть, у меня располагалась болевая точка.
А когда больно, нормально соображать не получается.
Некоторые любят говорить, что, если с кем-то случилась беда, он сам в этом виноват. Он не был достаточно «качественным».
Изнасиловали? А не надо было заходить в подъезд с незнакомым мужиком, приходить в клуб или так одеваться. Очевидно, что эта девушка просто напрашивалась. Шлюха.
Жена изменила? Понятное дело, если бы женщине хватало внимания, она бы на сторону не пошла. Импотент несчастный.
Зарезали в подворотне из-за сотни баксов и дешевого мобильника? А надо было по-хорошему отдать. Наверняка этот убитый в бычку попер. Сам нарвался. И был не лучше тех, кто на него напал. Такая же шпана.
Запомнили?
Причина того, что с тобой происходит что-то плохое, — в тебе. Не в маньяке, который на тебя напал, не в той женщине, которая тебе врала, и не в том парне, который сунул тебе нож под ребро. Это ты их спровоцировал.
Согласно этому раскладу, я тоже сам был виноват в том, что Вероника пять лет назад едва меня не загрызла. Если бы я спросил этих некоторых людей, наверняка оказалось бы, что все дело было во мне. У порядочных мужиков жены не становятся кровососками.
Конечно.
Разумеется.
С хорошими людьми вообще никогда не происходят ужасные вещи.
Не знаю, думают ли так эти люди на самом деле. Надеюсь, что нет. Надеюсь, это просто способ уверить себя в том, что с ними самими никогда ничего плохого не произойдет, потому что они следуют правилам.
Я вдохнул.
Выдохнул.
И очень спокойно, тщательно следя за интонацией, спросил:
— Ты не допускаешь мысли, что зло могло просто проникнуть в него? Как в кошку?
— Ты знаешь, чем человек отличается от кошки? — вместо ответа поинтересовался Рашид.
Сдерживаться оказалось чертовски трудно. Я предпочел бы еще раз подраться с Джеком, чем вести этот разговор. Рашид обычно знает, что говорит. Он в стайной нежити всегда лучше меня разбирался. Вот это мне и не нравилось.
— Чем?
Рашид вытащил из кармана плоскую бутылку. Отвинтил пробку, усмехнулся.
— Чудовище никогда не проникает в него снаружи, — сказал он. — Оно прячется там, внутри него, и бывает, что очень хорошо прячется. Но когда однажды оно вырывается на свободу, это просто значит, что дверь открылась.
— Вот так просто? — спросил я.
— На самом деле все просто. — Он кивнул. — Вообще, вся жизнь устроена. Только это не всегда сразу заметно.
У него всегда как-то получалось пить коньяк, как воду, длинными, медленными глотками.
— По-твоему, в этом парне с самого начала было зло?
— Я не сказал «зло». Я сказал «чудовище». — Он протянул мне бутылку. — Можешь считать меня сентиментальным идиотом, но именно это всегда вырастает из нелюбви. То, что произошло с этим парнем, только позволило чудовищу выйти наружу. Заметь, я даже не считаю, что это плохой результат. Ты бы на его месте просто загнулся.
Он стоял передо мной в полутьме, наполненной призрачными движениями. В бутылочном стекле отражался экран телевизора. Может быть, мне следовало выпить. Когда люди пьют вместе, это работает подтверждением того, что они другу доверяют.
Но я не стал.
Иногда социальные инстинкты у меня просто отваливаются. Как правило, это случается, когда я злюсь, но сейчас мне было страшно. Сам не знаю почему. Не должно было мне быть страшно в компании медиума, который мне спину черт знает сколько раз прикрывал. Вот только было, и я ничего с этим не мог поделать.
