— Как и многие из вас, я всегда винила весь мир за всю мою боль, но я научилась в ПРЛ, что могу многое контролировать, делать свой выбор. Мне страшно брать на себя ответственность за свои действия, после того как всегда я действовала, прежде чем думала, но я решила следовать навыкам, которые получила здесь. — Все взгляды обращены на меня, и комната погружена в тишину. Я продолжаю говорить и чувствую себя чертовски хорошо.
— Я очень устала быть в плену своего собственного разума. Когда я посмотрела в зеркало сегодня, я увидела женщину, которая прошла через ад и вернулась обратно, но также увидела женщину, которая пережила свое прошлое. Я знаю, что могу сделать это, и я не позволю ничему остановить меня. Жизнь может толкать меня, тянуть и сбивать меня вниз, но это не сломает меня. Я уже давно была сломана, была привязана, и я выжила. Я спрятала под болью всю свою жизнь, но не более. И я должна сказать, я та девушка, которую увидела сегодня. Она сильнее, она боец, и она не нуждается в мужской любви, чтобы поверить в себя. Ей не нужно, чтобы люди любили ее, чтобы показать ей, что она имеет значение, потому что она и так имеет. Она может любить себя. И пока она может проживать каждый день, зная это, с чистой верой в себя, наличие парня в ее жизни — не приоритет. — Несколько людей вытирают слезы со своих глаз, и я знаю, что моя история задела за живое.
— Сегодня я увидела себя, и сегодня я себя не ненавидела. Пришло время и мне познакомиться с девушкой, которая смотрит на меня из зеркала. Пора бы уже полюбить себя, пришло время жить для себя. Я больше не могу разрешать своим ошибкам диктовать мое будущее. Дженис сказала мне однажды, что жизнь начинается с границы твоей зоны комфорта, и я готова жить своей жизнью, независимо от того, как неуютно там может быть. — С каждым словом я говорю другим голосом. Это была тюрьма, и я долго ждала, чтобы сбежать из нее.
— Я не помню, кто это сказал, но моя подруга, недавно поделился со мной одной из ее любимых цитат. В ней говорится о том, что лежит позади нас, перед нами и внутри нас. Она действительно заставила меня подумать о том, что я узнала за последние несколько месяцев. Я узнала, что имеет значение только то, что лежит передо мной. Что осталось позади — это ничто, по сравнению с силой, которая таится внутри меня. Часть меня умерла в тот день с Кингсли, но я думаю, что иногда для перерождения в нас должно что-то полностью умереть. Я готова. Сегодня, Джессика Александр начинает жить, учиться любить себя и начинает сбрасывать призраки прошлого.
33 глава
«Жизнь не может быть разделена на главы... только на минуты».
— Колин Гувер
Джейс
Один год спустя...
Очень странно сидеть здесь перед психотерапевтом впервые в своей взрослой жизни, но я понимаю, это необходимо. Объяснив все, что произошло за последние полтора года доктору Бреннер, я на самом деле почувствовал облегчение. Я знаю, что работаю в сфере охраны психического здоровья, но до недавнего времени, я действительно не думал, что мне нужно с кем-то поговорить. Терапия была чем-то таким, в чем нуждаются «те люди», а не я. Я был выше всего этого. Это был огромный груз, полный дерьма. Это разрушило все вокруг меня, прежде чем я понял, что мне нужна помощь. Сегодня я получу развод, и мне понадобится некоторое время, чтобы привыкнуть к новой реальности.
— Ух ты, это много, — говорит доктор Бреннер.
Он высокий, долговязый, жилистый мужчина с небольшой залысиной и очками. Когда он делает записи, он сгибается и наклоняется вперед над своим столом. И хотя он строчит в почти безумном темпе, его манера поведения и голос довольно спокойный. Я слышал, что он лучший.
— Я вижу, что вы были перегружены, и вам нужно с кем-то поговорить. Как вы себя чувствуете по поводу того, с чем вам придется сегодня столкнуться?
— Ну, я хочу развода, поэтому рад, что это произойдет сегодня. Хотя я с нетерпением хочу стать отцом, это своего рода облегчение, что Виктория солгала о беременности. Я не прикасался к ней долгое время, и я не могу представить себя, воспитывающего ребенка с ней, не чувствуя при этом эмоциональную связь. — Я перевожу дыхание и продолжаю: — Но самое сложное в этой ситуации — это узнать, что наши отношения были настоящей подделкой с самого начала.
Я наклоняюсь вперед и складываю руки вместе, слегка опустив голову, пока вздыхаю.
— Я любил свою мать, несмотря на все мстительные поступки, которые она сделала. Но сейчас? Я просто не могу перестать злиться на нее. Узнав, что она подослала Викторию в мою жизнь после того, как избавилась от Джесс, это... это больше, чем я могу понять. Я просто все время оглядываюсь назад сквозь свои студенческие годы, думая о том, каким дураком я был.
— Вы не дурак, Джейс. Вы были молодым мужчиной и красивая, волевая, умная женщина вошла в вашу жизнь — подослали ее или нет — именно в то время, когда вы были чрезвычайно уязвимы. Не было ничего плохого. Любить кого-то не глупо. Я знаю, что это испортит воспоминания об отношениях, но это не делает вашу часть ложью.
Я чувствую себя глупо. Я чувствую себя полным лохом. Доктор Бреннер продолжает говорить, и хотя я хочу верить, что его логика верна, сейчас это трудно.
— Вы уже сказали, что знаете, что никогда не были действительно влюблены в Викторию. Почему вы начали такие серьезные отношения, если знали, что не влюблены в нее? Думали ли вы об этом вообще? — спрашивает он, и я задаюсь вопросом: смущение на моем лице так же очевидно, как любопытство на его.
Да, я думал об этом. Я также думал о том, каким трусом я был, если позволил Джессике так легко оставить мою жизнь. Она постоянно в глубине моего сознания. Но я не хочу тратить ни одной минуты, думая о чем-то, имеющем отношение к Виктории. Я устал винить себя за все ошибки, которые сделал, все шансы, которые упустил.
— У меня есть ответ: просто так получилось. Она была удобной, и наши отношения были простыми. Нам было весело вместе. В конце концов, мы проводили много времени друг с другом, и это стало рутиной. Следующим естественным шагом была помолвка; просто казалось, что это нормально.
Я откидываюсь на спинку кресла, запустив руку в свои волосы. Мне непросто говорить все это. Обычно я держу все в себе или, что еще хуже, полностью игнорирую свои чувства. Всю свою жизнь я сдерживал себя и был хорошим парнем, который никогда не разваливался. Я тот, кто зрит в корень. Это был я, кто поддерживал маму, когда Женевьев погибла. Я считал, что это была моя вина, что она умерла, поэтому я должен был исправить все, что принесла ее смерть. Мне нужно было доказать, что я знаю способ, как сделать все лучше. Я сделал то же самое, когда умер мой отец. С Джесс я пришел слишком поздно, чтобы спасти ее от избиения Элизабет и ее друзей. Я прибыл слишком поздно, чтобы спасти ее, но я все еще мог помочь ей, быть ее другом и предотвратить повторение. Я просто хотел помочь исправить то, что было сломано внутри ее. Но в процессе я влюбился в нее. Теперь я понимаю, что так и не научился находить баланс между помощью и настоящей любовью. Ей нужен кто-то стоящий рядом с ней, а не удерживающий ее.
— Как только боль от потери Джесс начала угасать, все постепенно стало легче и легче с Викторией. Она всегда была сфокусирована на том, чтобы делать меня счастливым и отвлекать от каких-либо стрессов. Она была одной из самых отзывчивых людей в колледже. Клянусь, я не уверен, что сдал бы некоторые экзамены, если бы она не занималась со мной ночами.
Доктор Бреннер скользит очками вверх по переносице и продолжает делать заметки. Он периодически поглядывает на меня, чтобы убедиться, что я знаю, что он обращает внимание.
— Так, у вас были хорошие времена с ней, — подтверждает он легким тоном. — Вы не можете охарактеризовать ваши отношения как провал. Вы не должны рассматривать себя как идиота только потому, что ваша мать тайно спланировала ваши встречи. Я думаю, что вы должны дать себе поблажку, если эта ситуация беспокоит тебя. Что с другой женщиной? Джессикой? Где она сейчас?
Под моей кожей, внутри моего сердца и постоянно у меня на уме.
Я глубоко вздыхаю, и в голову приходит картинка, когда в последний раз я видел Джесс.
— Нигде, — говорю я и стараюсь, чтобы в голосе не было слышно разочарования. — Как я сказал вам, я ничего не слышал о ней уже год. Я пытался связаться с ней, но она так и не ответила. Она пользуется социальными сетями; и я стараюсь не отставать от нее. Но она не общается со мной напрямую. Я уверен, что она никогда не будет.
— Она была в стационарном отделении с психическими расстройствами, правильно? — спрашивает доктор Бреннер, он возвращается обратно к своим записям.
— Да, была. Я писал ей, но, как я уже сказал, никакого ответа. Она была там три месяца. Я до сих пор надеюсь, что однажды мы снова начнем общаться.
Доктор Бреннер поглядывает на часы, затем снова на меня.
