Еще она нашла табурет для ног с черными растопыренными лакированными ножками и бледно-голубым атласным сиденьем, садовые гирлянды в форме китайских фонариков и полный традиционный китайский набор для чайной церемонии, включающий чайник с бамбуковой ручкой.
Она вытаскивала с чердака свои находки, словно трофеи, и относила к себе в спальню. Освободив немного места, она принялась распаковывать грузовые контейнеры.
Ту фотогорафию она заметила сразу, и Джой в ту же минуту поняла, что это значит.
Она была спрятана среди последних страниц книги рецептов «Готовим по-хайнаньски». Маленький квадратик, примерно десять на десять, распечатанный яркой типографской краской. На фотографии был изображен юноша лет восемнадцати, одетый в свободные холщовые брюки и вязаный жилет, накинутый поверх зеленой рубашки. Он позировал посреди невероятно ухоженного сада, стоял перед пальмой, облокотившись на грабли. У него были темные волосы, высокие скулы, и он улыбался фотографу с явной симпатией, граничащей с обожанием.
Его глаза сказали ей обо всем, но она все равно перевернула фотографию – просто чтобы убедиться.
Сзади была напечатана дата.
Август 1998 года. Два месяца до ее рождения.
А снизу было аккуратно подписано синими чернилами:
Моей Барбаре, я никогда тебя не забуду. Чарльз.
С губ Джой сорвался странный звук, потоки воздуха вырвались из самых глубоких уголков ее души. Она снова подняла фотографию и поднесла ее поближе к свету. Сомнений нет. Этот красивый юноша с раскосыми глазами, высокими скулами и блестящими черными волосами был любовником ее матери – и ее отцом.
* * *
Уверенность Джой не поддавалась рациональным объяснениям. Да, юноша был на нее похож, но это не главное. Она всегда чувствовала себя чужой, отдаленной от родителей. Джой долгие годы тешила себя фантазиями, что она – плод любви ее отца и экзотической сингапурской красотки, но свидетельство о рождении с именем ее матери разом уничтожило подобные домыслы.
Еще она фантазировала насчет своей матери, думала, какой бы она стала женщиной, если бы не вышла за Алана, о женственной, игривой бабочке, домашней, но привлекательной, простой, но соблазнительной. Но ей никогда не приходило в голову соединить эти две фантазии воедино.
Позднее, в тот день, Джой отправилась в алкогольный магазин, надежно спрятав в кошелек фотографию отца. Она купила бутылку «Вдовы Клико» и, вернувшись домой, поставила ее в холодильник. Потом приняла душ, надела новое платье и красивые туфли и стала дожидаться возвращения мамы.
– Он был садовником, – сказала Барбара, нежно держа в руках фотографию. – Их было четверо, они ухаживали за садом вокруг нашего дома.
– Сколько ему было лет?
– Семнадцать. – Барбара пожала плечами, тихонько застонав от смущения.
– Нет!
– Да. Ну, семнадцать, когда все началось. Восемнадцать, когда закончилось.
– И как все… началось?
Барбара снова пожала плечами и положила фотографию на журнальный столик.
– Там это было в порядке вещей. Я слышала, что другие жены соблазняли этих юношей. Не только садовников – почтальонов, курьеров, всех. Это было привычным явлением. Женщины оказывались в незнакомой стране, их мужья отсутствовали днями и ночами, работая и развлекаясь. Им становилось одиноко. Как и мне.
– И ты его… соблазнила? – спросила Джой, указывая на фото.
– Нет. Я бы так не сказала. Скорее, это был флирт. Он улыбался мне при каждой встрече. Потом мы начали здороваться. Со временем это переросло в дружбу. Я готовила ему лимонад и приносила вниз, когда видела, что он работает на жаре. Он срывал и дарил мне тропические цветы. Называл меня своей английской розой, – печально улыбнулась она. – «Доброе утро, моя прекрасная английская роза», – говорил он, когда видел меня. Сначала я думала, – он дразнит, издевается надо мной.
– Значит, он хорошо говорил по-английски?
– Да. Он был студентом, изучал деловое администрирование. И бегло разговаривал по-английски.
– И, – допытывалась Джой, сжимая в руках бокал шампанского, – что случилось потом?
– Ну, – Барбара слегка побледнела, – насколько я помню, все началось, когда я узнала о романе твоего отца с Кларк.
– Какой Кларк?
Барбара содрогнулась.
– Джинни Кларк. – Она выплюнула имя, словно оно было горьким на вкус. – Первая измена твоего отца. Ее муж был старшим менеджером по продажам в «Ягуаре» и весьма запустил себя… Очень толстый, краснощекий, я подозреваю, он много пил. Еще я думаю, что он был геем. В любом случае, как только мы приехали в Сингапур, она ясно дала понять, что хочет Алана и ничто ее не остановит. Мне приходилось очень нелегко. Забеременеть никак не получалось, одиночество, жара, тоска по дому… Когда я узнала, что твой отец поддался этой ужасной костлявой особе – знаешь, она шепелявила, как надоедливая маленькая девчонка, – я ужасно разозлилась. А рядом был Чарльз, он улыбался мне, дарил цветки гибискуса и называл своей английской розой. Думаю, это было неизбежно…
– И что, ты пригласила его войти? Все случилось у тебя дома? И как именно это случилось?
– Однажды днем пошел сильный ливень, и я наткнулась на него, когда он прятался на парковке. Он промок насквозь. Глубоко вздохнув, я пригласила его войти и обсохнуть. – Она усмехнулась. – Мы оба понимали, что это значит. Так все и случилось.
– Хорошо было?
Барбара густо покраснела и принялась теребить подол юбки.
– Ой, даже не знаю. Пожалуй, да. Но я совершила такой ужасный поступок…
– Ничего ужасного. Вполне понятный поступок.
– Нет. Потому что это была не просто месть. Я сделала это не только, чтобы утешиться, и не только от одиночества. Главным образом я хотела… – она глубоко вздохнула, – забеременеть.
Джой на мгновение задержала дыхание и почувствовала, как увядают романтические фантазии.
– Я не знала, у меня или у твоего отца был этот физический… недостаток, из-за которого у нас никак не получалось зачать ребенка. Твой отец отказывался идти к врачу; если бы он оказался виноват, это было бы слишком большим ударом по его самолюбию. А я так хотела ребенка, сильнее всего на свете. Мне было тридцать девять, времени оставалось не так уж много. А этот мальчик, Чарльз, он был такой живой и энергичный. Боюсь, в каком-то смысле я его использовала…
Она прикусила губу и выжидательно посмотрела на Джой.
Джой сглотнула и моргнула, не зная, что сказать.
– Мы бывали близки минимум три-четыре раза в неделю на протяжении года.
Джой медленно кивнула, пытаясь сопоставить явное обожание на лице юноши с фотографии и примитивную, холодную необходимость ее матери в беременности.
– Ты его что, совсем не любила?
– Любила, – с чувством возразила Барбара, – он очень мне нравился. Он был самым добрым, милым, очаровательным юношей, из тех, кем гордятся матери. У нас были очень трогательные, нежные отношения. Не думай, что у меня была только корыстная цель…
– А потом, когда ты забеременела, что произошло?
– Ну, я сразу ему сказала. И твоему отцу. Мне повезло, в том месяце отцом мог оказаться любой из них. Твой отец ничего не заподозрил…
– Но Чарльз знал, что это его ребенок?
– Знал, что может быть его.
– И был не против?
– Нет. Совсем нет. Он еще не был готов стать отцом. Такой молодой, с большими планами. Он был счастлив, что Алан вырастит его ребенка. Чувствовал, что сделал нам подарок.
Джой проглотила еще одну пригоршню необъяснимого разочарования.
– Я надеялась вернуться в Англию до твоего рождения, но последние несколько недель у меня развилась преэклампсия, и пришлось соблюдать полный постельный режим. Так что ты родилась в больнице Сингапура. Алан сразу все понял. Как только тебя увидел – по твоим глазам. – Барбара погладила Джой по лицу. – По твоим глазам. И у тебя были густые, черные волосы. Он… – Она осеклась и поднесла руку ко рту. – Он глянул на тебя и вышел из комнаты. – Из левого глаза Барбары упала слеза и поползла по щеке. Она вытерлась. – Я никогда не видела настолько… убитого мужчину, как твой отец в ту минуту. Он словно съежился у меня на глазах, растаял, как восковой человечек. – Она снова вытерла набежавшие слезы. – И он никогда ничего не говорил. Никогда об этом не упоминал. Ни разу.
