на прощание спокойной ночи. Но даже когда за ней закрылась дверь, Баринов продолжал сохранять молчание, и я обеспокоенно приподнялась на локтях.
— Стас?
Кажется, он внезапно растерял свою храбрость и смутился.
— Я просто не могу и не хочу сейчас быть один, — доверительно признался.
По венам растеклась жалость, которую тут же выжгло желание защитить, поэтому я, откинув край одеяла, призывно похлопала рукой по кровати. Его не нужно было просить дважды: выключив верхний свет, Стас подошёл ближе; его освещала только лампа, стоящая на прикроватной тумбочке, и в таком свете его лицо казалось печальным. Прислонив подушку к спинке кровати, он сел и опёрся об неё спиной, вытянув ноги и продолжая при этом смотреть на меня. Это странно, но я не чувствовала ни смущения, ни неловкости — просто рада была видеть его рядом.
— Сашка сказала, что ты светишься, как новогодняя ёлка, — прыснула со смеху, пытаясь разрядить обстановку.
— Она всегда была очень наблюдательной, — сверкнули его глаза.
Поняв, что все мои шутки он сводит только к одному, переключилась на насущное.
— Расскажешь, что там между вами произошло? — осторожно спросила.
— Расскажу, — кивнул, опустив глаза на мои губы. — За скромную плату.
— Не слишком ли много платы за один вечер? — засмеялась я в голос.
— Я бы сказал, что мы навёрстываем упущенное. — Он так мило улыбнулся, что мне и самой захотелось его поцеловать. — Но раз ты такая неприступная, может, хотя бы обнимешь?
Я попыталась просчитать, чем всё это для меня обернётся, и по всему выходило, что без поцелуя в любом случае не обойдётся, и Стас так и так будет в выигрыше. Хотя… Если подумать, ведь и я не проигрываю.
Заметив мой прищуренный взгляд, Баринов решил помочь мне принять решение и протянул руку.
— Иди ко мне.
Три слова, обладающий силой не хуже, чем фраза «Я тебя люблю», просто лишили меня силы воли и заставили подползти к нему. Перекинув ногу, я уселась к нему на колени и тут же почувствовала, как его руки дали надёжную опору всей спине. Не знаю, кто из нас первым потянулся к другому, но этот поцелуй не был похож на предыдущие два. Если в первый раз Стас лишь брал то, в чём нуждался сам — нетерпеливо и порывисто, — то теперь он возвращал мне всё в двукратном размере — неторопливо и мягко; я чувствовала его нежность, желание защитить меня, обещание поддержки, и была готова поклясться, что среди всех этих эмоций уловила даже любовь. Сердце сбивчиво качало кровь с удвоенной скоростью, дыхание будто перехватило… Я не привыкла испытывать столько чувств из-за простого поцелуя, одновременно задыхаясь и желая закричать от нахлынувших ощущений.
— Ты меня в могилу сведёшь, — резко на выдохе «упрекнул» меня Стас, отстранившись.
Тут я могла бы с ним поспорить, но в голове был такой сумбур и неразбериха, что собрать мысли в кучку не получалось. Поцелуй ошеломил меня, сбил с ног, и я бы давно уже растеклась лужицей, как растопленное желе на тарелке, если бы его надёжные руки не поддерживали моё ослабшее тело. Отпускать его не хотелось, так что я постаралась крепко обнять его, хотя руки казались безжизненными плетями, и уткнулась носом ему в шею. Мысль о том, что ты нужна мужчине не только в физическом плане, настолько опьяняла и делала счастливой, что хотелось расплакаться.
Наше дыхание потихоньку выравнивалось, ритм сердца успокаивался, и вот я уже просто наслаждалась объятиями человека, который был мне небезразличен — после всего, что случилось, об этом можно говорить смело. Его пальцы утешительно гладили меня по спине, но казалось, будто эти прикосновения успокаивали и его самого. Решив, что сейчас самое подходящее время для разговора, я осторожно отодвинулась, взяв его лицо в ладони, и вопросительно заглянула в глаза. Стас тяжело вздохнул и вроде даже занервничал, но быстро взял себя в руки.
— Инга беременна.
Эти два слова тоже обладали силой — силой, которая проткнула меня насквозь раскалённой кочергой, заставив застыть от шока и ужаса. Теперь я понимала, почему Стас был таким напряжённым, но как он, зная это, позволил себе целовать другую? Такое я уже видела в фильмах: ответственный герой возвращается к той, которую не любит, потому что ребёнок должен расти в полной семье. Я попыталась слезть с него или отодвинуться, не знаю, но сделать мне не дали ни того, ни другого, крепко прижав к своему телу. Раньше мне казалось, что я знаю о боли всё — меня всю жизнь кто-нибудь да бросал за ненадобностью, — но эта оказалась по силе гораздо больнее, к такому я точно была не готова.
— Я не вернусь к ней, — «успокоил», но быстро понял, что такой ответ меня не устроил. — Послушай, я знаю, о чём ты думаешь: раз я отец ребёнка, то теперь попросту обязан жениться на его матери. Но брак ради детей — это, по меньшей мере, глупо. Они таких жертв не оценят. На мой скромный взгляд для него гораздо лучше, если оба родителя просто будут любить его, а не выяснять каждый день отношения или молча ненавидеть друг друга. Я не собираюсь отказываться от него и буду принимать участие в его жизни и воспитании — уверен, что мы найдём компромисс. Но о свадьбе с Ингой не может быть и речи, потому что я собирался жениться на другой.
Я всё ещё была немного в шоке, но последнее предложение повернуло этот шок в другое русло, заставив меня распахнуть рот. «Слишком быстро!!!» — завопило сознание. Шестерёнки в голове заработали на максимально допустимых оборотах, да ещё и в обратную сторону, угрожая перегреть главный механизм, так что Стасу пришлось меня встряхнуть.
— Выдохни, пока сознание не потеряла, — приказал, и я послушалась. — Я ещё не сделал тебе предложение и торопиться не стану, чтобы ты не думала, что я давлю на тебя, но это вопрос решённый. Точно так же, как и с Ингой. Я завтра же позвоню ей, а ещё лучше — договорюсь о встрече, и мы поговорим. Ты — моя жизнь, тебе всё ясно?
Кивнула китайским болванчиком и позволила снова прижать меня к себе.
Мамочка, защити меня от разбитого сердца…
Стас
О том, что сгустились тучи, я понял ещё в ту минуту, когда Литвинов только вошёл в мой офис с таким лицом, как будто готов был ринуться в бой. Мне осталось только мысленно поблагодарить Алину за её вечное смущение, потому что именно оно заставило её отойти от
