Сакральное число «семь» присутствовало здесь во всем. В первую очередь это касалось фресок. Из-за полумрака Юрий не сразу сообразил что к чему. Когда же глаза привыкли к освещению, он увидел, что это картины. По три на каждой стороне погребальной комнаты и одна большая – над главным саркофагом. Это был портрет мужчины в черном костюме. Полное круглое лицо, седые стриженые ежиком волосы. Властность во взгляде серых глаз и изгибе пухлых губ. Рамзес Садыков. Первый фараон Рублевки. Теперь Корнилову стали понятны и сюжеты остальных картин. Каждая из них изображала определенный отрезок жизни миллиардера, сумевшего выстроить собственную империю на обломках рухнувшего мира.
Босоногий мальчик, любующийся восходящим над горами солнцем. Юноша, склонившийся над книгой. Молодой офицер в форме десантника. Генерал, задумчиво смотрящий на карту военных действий. Бизнесмен, опирающийся на дверцу шикарного лимузина. И, наконец, пожилой человек, наряженный в цветастую ковбойку и тертые джинсы.
Рядом с этой картиной неподвижно застыл сухопарый мужчина неопределенного возраста в белоснежном комбинезоне с наголо бритой головой и длинной бородой. Он почтительно, но без излишнего подобострастия кивнул Юрию. Пришлось кивнуть в ответ. Носитель. Наверняка самый главный. Жрец. Ишь какой суровый.
Когда Корнилов проходил мимо пустующих саркофагов, сердце его начало биться с все возрастающим темпом. Он уже знал, кого увидит в предпоследнем, шестом саркофаге. Когда до него оставалось несколько шагов, Юрий остановился.
– Всем выйти. Быстро.
Все, даже главный Носитель повиновались, беспрекословно. Стук, правда, на несколько секунд замешкался, но потом, пожав плечами, убрался вслед за остальными.
Корнилов медленно приблизился к шестому саркофагу. Легонько коснулся пальцами стекла.
– Привет, Танюшка. Вот я и пришел.
Девушка была наряжена в белую, ниже колен тунику. В талии она была перехвачена тонким золотым пояском. Руки, некогда так нежно обнимавшие Юрия, теперь были вытянуты вдоль тела. Погребальных дел мастера заботливо расчесали длинные волосы и уложили их по обе стороны изящной головки, которую украшал витой золотой обруч. На лице застыло выражение умиротворенности. Той самой, которую Корнилов уже видел, когда Таня умирала у него на руках. Легкий румянец на щеках и слегка подкрашенные губы…
Как живая. Вот только длинным ресницам уже никогда не сужено затрепетать, а глазам, милым серым глазам – открыться.
То, чего не произошло в момент смерти Тани, случилось сейчас. Склонившись над саркофагом, Корнилов оставлял в погребальной камере свою душу. Он сам не замечал, как что-то шепчет. Клятвы и обещания мертвой царевне давал уже не тот бесшабашный Юрец-огурец, который заявился в Жуковку, а совсем другой человек.
Послышались шаги. Юрий обернулся. Наверное, с лицом его что-то произошло. Потому, что увидев его выражение, Бамбуло, собиравшийся что-то сказать, застыл с раскрытым ртом.
– Что-то случилось? – поинтересовался Корнилов безразличным тоном.
– Ага. Там… Срочное дело. Полковник Хорошев.
– Отлично. Идем, послушаем твоего полковника.
Хорошев поджидал в коридоре, нервно расхаживая от стене к стене. С сумрачным видом пожал Юрию руку.
– М-да, брат. Дела так дела…
– Какие еще дела?
– Как сажа бела! Тебя дожидаются в армейском бункере. Потопали, по дороге все расскажу.
Когда они поднялись на верхний уровень, Хорошев остановился у стеклянной будки, которая была пуста и после устроенного Корниловым погрома имела жалкий вид.
– Респиратор возьми.
Юрий вошел в будку, ожидая увидеть там труп Багдасара, но на месте где недавно лежал предатель теперь валялась пустая бутылка. Поначалу Юрий подумал, что красная лужа на полу – вылившееся из бутылки вино. Нет. Это была кровь Саркисыча. А содержимое бутылки, видать, было использовано по назначению.
– Корнилов, долго ты будешь…
– Иду!
Юрий вытащил из настенного шкафа респиратор и присоединился к Хорошеву.
– Идем-идем, Корнилов, не стесняйся. Ты у нас теперь дирижер, тебе и оркестром управлять.
Что это плетет полковник? Почему в его голосе столько злой иронии?
– Хорошев, елки-палки, что случилось?!
– Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
Прямо у выхода из Пирамиды лежал человек в серой робе. Мертвый, павший в бою с охранниками гаст.
Не успел Корнилов посочувствовать мертвецу, как тот пошевелился. Перевернулся со спины на живот, хрюкнул, вскинул руку и… поднес к губам бутылку. Жадно разинул рот. Добрая половина коньяка полилась мимо. На подбородок и шею. Однако и того, что попало в рот, пьяному в стельку гасту оказалось вполне достаточно, чтобы вернуть телу подвижность. Он выронил бутылку, сел и тупо уставился на Юрия и Хорошева.
– Разреш-ш-шите доложить? З-з-здравия… Здравия ж-ж-желаю.
– И тебе тоже не кашлять.
Полковник наклонился, поднял валявшийся у ног гаста автомат и выдернул из него рожок.
– Да как ты с-с-смеешь! – возмутился гаст. – Я те покажу, м-м-морда армейская! Бы-бы-вывали дни веселые!
Пьянчуга быстро забыл обиду, нанесенную ему Хорошевым. Стал на корточки и пополз к откатившейся в сторону бутылке.
Корнилов обвел взглядом Жуковку. Наступил вечер. Зажглись фонари. Вроде ничего не изменилось, но только на первый взгляд. Ни одного часового на вышках. Только темные фигуры, блуждающих между строениями гастов. Ничего себе, новая Жуковка!
Полковник потянул Юрия за рукав.
– Идем-идем. Это еще цветочки. Ягодки…
Речь Хорошева прервал автоматная очередь, донесшаяся из-за ближайшего к Пирамиде бункера. Следом за ней послышалась нечто среднее между пением и мычанием недоенной коровы. Небольшая пауза. Идиотский хохот и опять пение. Корнилов уже начал понимать, что происходит, но все-таки хотел услышать комментарии полковника. Не успел.
Из-за бункера вышли трое. Парень в пятнистой форме явно принадлежал к ведомству Хорошева. Он и его спутник вели или, скорее несли на руках бледную как мел женщину. Платье ее было разорвано, а волосы растрепаны и вываляны в пыли. Губы распухли, потекшая тушь образовала на щеках две черные извилистые линии. И главное. Босые ноги женщины были покрыты коркой спекшейся крови.
Корнилов в ужасе остановился.
– Что за…
Новое открытие заставило Юрия онеметь. Он узнал второго мужчину. От былого лоска стилиста-визажиста Стаса не осталось и следа. Всклоченные волосы, огромный кровоподтек под глазом и разорванный до пупа свитер делали его похожим на бродягу.
– Пидор! Я тебе все равно достану!
Крикун скрывался за углом бункера, но брошенная им в Стаса бутылка едва не угодила Юрию в голову. Он продолжал стоять на месте, не в силах оторвать глаз от окровавленных ног женщины. Хорошев осторожно тронул его за плечо.
– Идем. Нас ждут.
– Да… Конечно. Идем.
У входа в армейский бункер Корнилов увидел часового, который, угрожая автоматом, отгонял тройку гастов. Те пьяно хохотали и, обняв друг друга за плечи, исполняли уродливую пародию на танец маленьких лебедей.
Лишь оказавшись в бункере, среди молчаливых и сосредоточенных вояк, Юрий обрел способность мыслить и говорить.
– Хорошев. Это…
– Это празднуют победу революционеры, – отчеканил полковник. – По самым скромным подсчетам у нас восемь убийств, три изнасилования и шквал мордобоя, который не поддается подсчетам.
– Как они… Эти твари. Добрались до склада спиртного?
– Демократия, Юрий. Народовластие в действии. Гасты победили и добились того, чего ты так страстно желал – стали хозяевами Жуковки. Почему не радуешься?
– Пошел ты! Немедленно выставить охрану у склада с пойлом!
– Не ори. Уже сделано. Вот только… Сдается мне этого мало. Не все они пьяны в дымину. Есть более-менее трезвые. И они прислали к тебе делегацию.
– Чего?
– Сейчас сам увидишь. В главном зале.
Юрий последовал за Хорошевым. Дубовые двери, украшенные резными пирамидами, обрамленные дубовыми венками были широко распахнуты. Корнилов попал в святую святых военных впервые. Помещение представляло амфитеатр. Ряды кресел начинались на высоте метров четырех под самым потолком и спускались вниз к круглой, выложенной белыми мраморными плитами площадке. С одной ее стороны располагался вход, а напротив размещалась карта Рублевской Империи. Вертикальный установленный макет Рублевки был сделан очень искусно. Все выпуклости местности, леса, реки и поселки подсвечивались разноцветными лампами.
Сейчас карту с восторгом рассматривали четверо гастов. Судя по их выкрикам и резким движениям, все свели знакомство с богатыми запасами питейного склада. Их наряд представлял собой невероятную смесь из гастовской одежды и шмоток, реквизированных у элиты.
Военные, сидевшие в своих креслах, хранили молчание и смотрели на гостей как на диковинных, сбежавших из зоопарка животных.
