Воспользовавшись негласным перемирием, Кутузов пополнил свою армию новобранцами и с помощью шпицрутенов восстановил дисциплину в войсках. Он не предпринимал никаких действий и старался не тревожить Наполеона; он тоже ждал: ждал, когда наступит зима, которая лишит силы всепобеждающее оружие французов, которая заметет снегом «большие батальоны».
Наполеон приказал навести справки о русской зиме; были просмотрены погодные записи за сорок лет, и императору доложили, что большие морозы начнутся не раньше начала декабря [47] . Так или иначе, нужно было возвращаться, и 19 октября Великая армия двинулась в обратный путь. Наполеон «льстил себя надеждою прибыть в Литву, где были приготовлены большие магазины, до суровой зимы, — писал префект Боссе. — Но погода нас обманула» [48] .
Ноябрь 1812 года выдался на редкость суровым; средняя температура оказалась на 6 — 8 градусов ниже обычной. Катастрофа произошла через день после того, как французская армия миновала Вязьму. «Снег начал падать днем 4 ноября… 5-го его выпало значительно больше, а 6 ноября он вдруг посыпал густыми хлопьями, и под порывами сильного северо-западного ветра он быстро покрыл всю беспредельную равнину, расстилавшуюся перед отступавшей французской армией...» [49] . «...Стоял такой туман, что ни зги не было видно, — вспоминал сержант Бургон, — и трещал мороз свыше 22 градусов; у нас губы слипались, внутри носа все стыло, и самый мозг, казалось, замерзал… Мы остановились неподалеку от леса… Было часов около девяти, ночь стояла необыкновенно темная… Вдруг нас переполошил какой-то странный шум; оказывается, северный ветер забушевал по лесу, подымая снежную метель... так что людям невозможно было оставаться на местах. С криками они бежали по равнине… но их обволакивал снежный вихрь, и они не могли двигаться… спотыкались и падали, чтобы уже больше не подыматься. Несколько сот человек погибли таким образом; но много тысяч людей умерли, оставаясь на месте, так как не надеялись ни на что лучшее… В состав нашей армии входил принц Эмилий Гессен-Кассельский... его маленький корпус состоял из нескольких полков кавалерии и пехоты… Эти храбрые воины, изнемогая от холода... решили принести себя в жертву, чтобы спасти своего молодого принца... поставив его посередине, чтобы защищать его от ветра и холода. Закутавшись в свои длинные белые плащи, они всю ночь простояли на ногах, тесно прижимаясь друг к другу; на другое утро три четверти этих людей были мертвы и занесены снегом; та же участь постигла почти десять тысяч человек из разных корпусов» [50] .
Снежная буря продолжалась три или четыре дня, пока армия шла к Смоленску. «Метель захватывала дыхание, снег залеплял глаза, дыхание леденело… — писал лейтенант Иелин. — Все тащились дальше, увязая в снегу, в ужасном изнеможении до тех пор, пока не падали в снег и не умирали. Огонь можно было развести только с большим трудом… еловые ветки не горели, а если и загорались, то поминутно гасли от сырости. Вокруг потухших огней, под непрерывно падающим снегом постоянно замерзали солдаты, каждый бивак походил на поле битвы, и это повторялось каждую ночь. Казалось, сама природа вооружилась, чтоб нас окончательно уничтожить… В ожесточенном сражении против холода и голода порывалась всякая связь между людьми; большинство шло без оружия, без предводителя, без защиты, повинуясь только животному инстинкту самосохранения… Если падал какой-нибудь несчастный из беспорядочно стремящейся вперед толпы, то сейчас же его обступали и раньше, чем он умирал, срывали платье или лохмотья, в которые он был закутан» [51] . «С этого времени армия совершенно утратила свои силы и не имела больше вида регулярного войска», — вспоминал инженер Лабом [52] . Началась долгая агония Великой армии: «Едва ли, как в древних, так и новейших войнах встречались ужасы, подобные тем, которыми отмечено наше отступление из Москвы» [53] .
После трагической переправы через Березину Наполеон оставил гибнущую армию и поспешил в Париж. Он считал, что не виноват в гибели своих солдат, что он не потерпел поражения — просто случилось стихийное бедствие, внезапный удар природы. «Нас убила зима, — говорил Наполеон. — Мы жертвы климата. Хорошая погода меня обманула. Если бы я выступил из Москвы на две недели раньше, то моя армия была бы в Витебске, и я смеялся бы над русскими...» «Я буду в Тюильри раньше, чем узнают о моих несчастьях… Не пройдет и трех месяцев, как я получу новобранцев и буду иметь под ружьем… 500 тысяч человек» [54] .
Действительно, Наполеон по примеру Карно поставил под ружье всю Францию и создал новую Великую армию. 2 мая 1813 года французы встретились с русскими и пруссаками на равнине близ Лютцена. Наполеон еще раз продемонстрировал, как выигрываются сражения: он быстро перебросил к участку прорыва батарею в 80 орудий, а потом в бой устремились гвардейские колонны. Фронт противника был прорван, и союзники отступили. Через три недели «большие батальоны» одержали еще одну победу — при Бауцене. Это были трудные победы, ведь и русские и пруссаки были уже знакомы с тактикой колонн и пытались найти средства против оружия Наполеона. «Такая бойня — и никаких результатов! — воскликнул Наполеон после битвы при Бауцене. — Ни одного пленного!» [55] .
В июне 1813 года Австрия предложила свое посредничество и начались переговоры — но Наполеон не соглашался на условия союзников. Император был по-прежнему уверен в своем всепобеждающем оружии; он думал, что сможет устроить своим противникам новый Аустерлиц. Несмотря на обещания Австрии примкнуть к противникам Наполеона, они чувствовали себя неуверенно. Кутузов умер, и среди генералов коалиции никто не мог соперничать с Наполеоном в использовании мобильной артиллерии и тактики колонн. Александр I пригласил в свой штаб Жана Моро — одного из тех молодых генералов, которые когда-то учились у Карно военному искусству. Моро жил в эмиграции в Америке, и ему посулили за приезд огромные деньги — два миллиона рублей золотом. Вскоре после прибытия Моро был убит в сражении, но союзники нашли другого военного советника — генерала Жомини, который прежде был начальником штаба у маршала Нея. «Мы, русские, несказанно ему обрадовались, — свидетельствовал А. И. Михайловский-Данилевский, — ибо все, от государя до последнего офицера, почитали его своим учителем» [56] .
Переговоры не привели к миру, и Австрия примкнула к противникам Наполеона. 26 августа австрийские и русские войска под командованием Шварценберга встретились с Великой армией в битве под Дрезденом. Наполеон еще раз удивил своих врагов: на этот раз, расчистив путь огнем батарей, он использовал в качестве тарана кавалерийский корпус Мюрата. Армия Шварценберга была отброшена, но у союзников были еще две армии, которые подтягивались к театру военных действий. Наполеон воевал со всей Европой: Россия, Австрия, Пруссия, Англия, Швеция выставили на поле боя более миллиона солдат. 16 — 19 октября на равнине близ Лейпцига разразилась «битва народов». Наполеон, как всегда, попытался одержать победу одним решающим ударом. 160 орудий обрушили шквал огня на центр союзной армии, недалеко от холма, с которого за сражением наблюдали русский царь, австрийский император и прусский король. Затем в прорыв устремились два кавалерийских корпуса под командой Мюрата, а за ними — плотные колонны пехоты. Французские кирасиры прорвались к подножью «монаршьего холма», и Наполеон был уверен, что сражение выиграно; он приказал звонить в колокола лейпцигских соборов. Но русские полководцы не напрасно учились у французов. Александр I самолично отдал приказ — и готовая к маневру 100-пушечная резервная батарея перекрыла путь французской коннице: пушки генерала Сухозанета стреляли картечью почти в упор. Решающий удар Наполеона был отражен его же оружием — мобильной артиллерией и колоннами пехоты. В конечном счете «битва народов» обернулась кровавой бойней, в которой союзники одолели французов своей численностью [57] .
Колокольный звон лейпцигских соборов оказался похоронным звоном по Великой армии. Противники Наполеона доказали, что они овладели его всепобеждающим оружием, и это означало, что император отныне обречен. Русские, австрийские, прусские «большие батальоны» сплошным потоком двинулись на запад, к Парижу. Как всегда, бог был на их стороне — на стороне «больших батальонов». «Большие батальоны всегда правы», — говорил Наполеон. «Большие батальоны» могут сражаться за «свободу, равенство, братство»; они могут защищать «святую Русь» или «фатерланд» — все равно, они всегда правы.
Они идут, большие,
Всех шире и всех дальше.
Не сбившись, не сфальшивя:
У силы нету фальши.
Хоть сила немудрена,
За нею власть и право.
Большие батальоны
Всевышнему по нраву.
[1] К о л е н к у р А. Русская кампания 1812 года. Смоленск, 2004, стр. 205.
