— Чеши отсюда, Брич недоделанный! — добавил Сазан. — Чеши, чеши!
— А то в дурдом свезем!
Мне пообещали носить передачи и проникновенно так попросили поблизости не околачиваться и серьезным людям своей херней мозги не компостировать.
Кулаки сжались сами.
— А этого не надо, — посоветовал Петрович. — Сами сдадим, куда следует, мало не покажется. Ну, что стоишь? Вали к своему Биллу Бродяге!
Первым расхохотался Сазан.
А потом заржали все. Даже несокрушимый Петрович! Они ржали до слез, до икоты, терли глаза кулаками, стонали и кряхтели, но остановиться не могли.
Я повернулся и неторопливо вышел.
Что же я теперь Маргаритке скажу?..
Она ждала меня у окошка — как и положено ждать мужчину. Длинные волосы распустила, глазки подкрасила, в руках — журнальчик какой-то пестрый, но не читает. .. Соскучилась девочка!
— Ну, как? — спросила. — Встретился с теми серьезными людьми? Договорился?
— Порядок, — ответил я. Как же тут иначе можно было ответить?
— Я же говорила! — прямо завопила Маргаритка. На ней был только шелковистый черный халатик с цветами и драконами. Вроде вчера такого не имелось. Только он и она выскользнула с восторгом! Халатик, шурша, упал на пол. Потом Маргаритка ухитрилась подхватить его и кинуть на кровать.
— С первых же денег купим простыни и одеяло! — потребовала она. — А потом — подушки!
— Конечно! — сказал я. Простыни, одеяло... Сколько они могут стоить?
Наверно, мне следовало не пить дорогое пиво ради Козла Петровича и его придурков, а зайти в магазин этих, Дик они... постельных принадлежностей.
Потом я понял это окончательно.
— Мне холодно! — пожаловалась Маргаритка. — Мне смертельно холодно!
— Прижмись! — велел ей я. — Давай, прижимайся.
Я горячий.
— Как печка...
А она была совсем холодная. Худенькая, бледненькая и холодная. Я повернулся к ней спиной и сам не понял, как заснул.
Утром Маргаритка, как всегда, чувствовала себя скверно и не могла подняться. Я подумал, что Ксения с утра, наверно, свежа, бодра и готова к новым играм. Ксения... Высокая, статная, роскошная — королева Ксения. Если любить — так королеву!
На завтрак Маргаритка припасла половину белого батона и бутылку минералки.
— Знаешь, где я это взяла? — спросила она.
Купить — не могла. Не на что. Я же все деньги из-под матраса вынул.
— Стащила.
— Стащила! — удивившись моей проницательности, повторила она. — Когда тебе начнут платить?
— Скоро, — сказал я. — Я им предложил одно дело, они согласились.
Хотя уговорить стоило немалого труда. Основной труд взял на себя Билл Бродяга. Говорил он увлекательно — я сам заслушался. Томпсон и Флайер слушали сперва невнимательно — мало ли чего наплетет коротышка мулат, у которого половины зубов недостает? Они даже порывались встать и выйти из бара, но Бродяга любит препятствия — он сам себя превзошел! Они приподняли зады над стульями — да и шлепнулись обратно. Хозяин, Сэм-ми Хайд, только посмеивался — он не первый год знает Бродягу. Я же хранил на лице каменное выражение, всем видом показывая: кто обидит Бродягу — будет иметь дело со мной, Бричем. Это весь Чикаго знает.
И они согласились!
Днем я прошел из конца в конец проспект — а проспект длинный, миль шесть по меньшей мере, — осматривая с ног до головы всех встречных женщин. Ноги были так себе. Ксения... Что-то следовало предпринять. Есть хотелось неимоверно.
А все деньги я потратил в баре, чтобы познакомиться с этими козлами! С этими тупыми козлами. Они даже рядом с настоящими мужчинами не стояли — такими, как я и Бродяга. Они и не знали, каково это — провернуть настоящее ДЕЛО. Мелкота...
И Маргаритка права — действительно, по ночам все прохладнее. Нужно искать жилье. Ну и город... Как меня только сюда занесло?
Я уже подходил к нашей хибаре, когда услышал удивленный голос Маргаритки.
— Брич? Ты что там делаешь?
Еще три шага — и я увидел свою девчонку. Она стояла на пороге, кутаясь в одеяло, и смотрела совсем не в мою сторону.
Там кто-то был!
Чужого следовало прогнать.
Я как раз был в подходящем настроении, чтобы прогонять всякую мелкую шушеру. Не то чтобы кулаки чесались, а просто так... Если бы я сейчас кому-то хорошо въехал в челюсть, то почувствовал бы себя гораздо лучше.
Я побежал туда, куда смотрела Маргаритка, и обнаружил чужака. Он обирал яблоню в соседнем огороде. Услышав мое шаги, он повернулся.
Передо мной стоял мужик моего роста и моей ширины, но какой-то весь поношенный и обтрепанный. Он уставился на меня, как на привидение.
— Ну!.. Ты!.. Родной!.. — как-то неуверенно выкрикнул он.
И помахал перед собой рукой.
Тут только я заметил, что на ногах у него — короткие ковбойские сапоги, вроде моих, но заляпанные какой-то белой дрянью. И это ничтожество еще смеет издеваться над мужской обувью?!
— Ну!!! Ты!!! Родной!!! — прорычал я.
Мне даже замахиваться не пришлось — он и так дал деру
Я подумал, что неплохо бы догнать его и надавать по шее. Не смертельно, а чтобы понял. И я понесся вдогонку, но он нырнул в какие-то кусты. Это уж было чересчур!
— Вылезай, а то стреляю! — гаркнул я, доставая пистолет.
Он не отозвался, трус поганый. Я действительно сгоряча стрельнул в заросли над канавой.
— Ты, черт немазаный, вовсе в уме повредился? — раздался оттуда старческий голос. — Я те постреляю! Всех лягух мне попугал!
И из канавы полез дедок, малого роста, в невероятном тряпье, волоча за собой какую-то древнюю бадейку.
— Иди, дед, отсюда! — сказал я ему. — Сам ты всех тут своей рожей пугаешь.
Но дед выпрямился и уставил в меня длинный грязный палец.
— Молчи, тульпа! — приказал он. — А ты, инкуб, коли можешь, подай знак!
— Интересное дело, сумасшедшие по огородам гуляют, — ответил я на это. — Чеши отсюда, дед. А то бадейку твою тебе на башку надену.
— А надень! — предложил зловредный дед. — Распоясался ты, тульпа, но это ненадолго. Есть и на тебя управа. Я-то не смогу, а вот Епископу Корнофору покоришься, так и запомни.
Я шел к нему по высокой траве, ступая весомо, чтобы он видел — идут если не бить всерьез, так основательно проучить. Он же вдруг со свистом втянул воздух, присел и резко выдохнул.
Меня вонью чуть с ног не сбило. Я попятился, поскользнулся и сел.
— То-то! — сказал дед, как-то неожиданно оказавшись рядом. — А тронешь бадейку — пеняй на себя. Тогда не то что легонечко дохну — а вовсе в бараний рог скручу. Живешь ты тут, что ли?
Я не мог ответить. Не только в горле и в носу — в самом желудке. кажется, когтями драло.
— Живешь, стало быть, — уверенно сказал он. — Уж не с той ли девонькой, которая на мой огород за картошкой повадилась? Ты ей, дурочке, скажи — такой корешок ненароком выроет, что от одного касания вся волдырями пойдет. Ладно, недосуг мне. Пока еще бадейку до дому доволоку. А ты гляди — никуда с огорода не девайся! Не то под землей найду!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
