После отставки Рюти с поста президента Финляндии его соглашение с Риббентропом стало юридически ничтожным, и у Финляндии были развязаны руки, чтобы вести переговоры о прекращении огня с Советским Союзом (25 августа новое финское правительство обратилось к СССР с предложением начать переговоры о перемирии). Такое решение далось, разумеется, Маннергейму нелегко, но в нем он видел единственный шанс для выживания своего народа рядом со столь могучим соседом, как Советский Союз. Это означало полный разрыв с былым братством по оружию с Германией. Маннергейм оправдывал свое решение в письме Гитлеру; в нем снова прозвучала высокая оценка дружбы и воинского братства. 2 сентября Маннергейм передал это письмо через генерала Вальде мара Эрфурта, германского офицера связи при финском Генеральном штабе. Гитлер получил письмо 3 сентября. В нем говорилось:
«В этот час, когда мне предстоит принять тяжелое решение, я испытываю необходимость объяснить вам, что для спасения моего народа мой долг предписывает мне найти скорейший выход из состояния войны.
Неблагоприятное развитие общего военного положения во все больших масштабах ограничивает возможности Германии в тот час бедственного положения, которое можно прогнозировать с высокой долей определенности, своевременно и в необходимых объемах оказать нам ту помощь, в которой мы нуждаемся и которую Германия, безусловно, хотела бы нам оказать. Одна только переброска одной-единственной германской дивизии в Финляндию заняла бы столько времени, что наше сопротивление вражескому превосходству, вне всякого сомнения, было бы за это время подавлено. Возможности же держать в готовности здесь, в Финляндии, необходимое для сопротивления количество дивизий, как я понимаю, попросту не было. И события прошедшего лета подтверждают это предположение.
Приведенная здесь оценка положения на фронте разделяется также и большинством народных представителей в нашем парламенте. Даже если бы я был другого мнения по этому поводу, то я не мог бы противоречить мнению наших парламентариев, которые совершенно отчетливо выражают волю большинства нашего народа. Когда фельдмаршал Кейтель посетил меня в рамках возложенной на него миссии, он подчеркнул, что народ Великогерманского Рейха, какая бы судьба его ни ожидала, без всякого сомнения, мог бы вести борьбу еще в течение десяти лет. На это я возразил, что для народа численностью в девяносто миллионов человек это было бы вполне возможно, тогда как мы, финны, просто физически не в состоянии и дальше вести эту продолжительную войну. Одно только наступление русских в июне этого года полностью истощило все наши резервы. Мы более не можем позволить себе нести подобные невосполнимые потери, которые становятся опасными для самого существования маленького финского народа.
Я особо хотел бы обратить Ваше внимание на то, что, даже если судьба откажет Вашему оружию в окончательной победе, народ Германии все же будет продолжать свою жизнь. Подобной уверенности никто не может предоставить Финляндии. Если наш народ, численностью едва достигающий четырех миллионов, будет побежден в военном отношении, то его победитель, без всякого сомнения, рассеет или вообще сотрет наш народ с лица земли. Я просто не могу обречь свой народ на подобную участь.
Поскольку я вряд ли могу рассчитывать на то, что моя позиция и мои побуждения будут правильно восприняты Вами, то хотел бы еще до Вашего решения сказать следующее.
Наши дороги, по всей вероятности, вскоре разойдутся. Однако воспоминания о наших немецких братьях по оружию останутся жить. В Финляндии немцы всегда были не какой-то деспотической силой, но помощниками и братьями по оружию. Но равным образом и положение иностранцев в стране достаточно трудно и предъявляет к ним высокие требования. Могу заверить Вас, что в течение всего прошлого года в Финляндии не произошло ничего такого, что могло бы заставить нас пожалеть о пребывании германских войск. Я полагаю, что поведение германской армии в Северной Финляндии и ее отношение к местному населению и во взаимодействии с властями являют собой пример корректных и сердечных взаимоотношений в нашей истории.
Итак, я полагаю своим долгом вывести свой народ из войны. Я могу и желаю никогда по собственной воле не поднимать то оружие, которое нам было столь охотно поставлено, против немцев. Я также лелею надежду, что Вы, даже если и осудите это мое письмо, все же будете иметь желание и стремление к тому, чтобы в определенное время возобновить наши отношения без какого-либо чувства горечи.
С уважением и благодарностью, барон Маннергейм, маршал Финляндии, Президент Финской Республики (подпись)».
В то же самое время, когда 2 сентября 1944 года Маннергейм отправил это письмо на имя Гитлера, финский парламент 113 голосами против 46 проголосовал за принятие русских условий перемирия. Дипломатические отношения с Германией были прерваны[138]. Германский посланник фон Блюхер вместе со своими сотрудниками 10 сентября 1944 года покинул Хельсинки и отправился в Турку для отбытия пароходом в Германию.
Когда в конце 1943 года стали заметны первые признаки желания Финляндии выйти из войны, уже в сентябре появился план «Бирке»[139], план отвода германской 20-й горной армии из Северной Финляндии на север Норвегии, и план «Танне»[140] – занятие Аландских островов. Последний план был скорректирован в соответствии с указаниями Гитлера от 8 апреля 1944 года и разделен на «Танне-Запад» и «Танне-Восток», занятие острова Суурсари (Гогланд). Этот остров имел особо важное значение, поскольку с него – между финской восточной частью южного побережья и городом Нарва – можно было в случае необходимости препятствовать выходу кораблей краснознаменного Балтийского флота с баз под Ленинградом и прикрывать выходящий к морю фланг все еще выдвинутых далеко вперед и находящихся в Эстонии соединений германской группы армий «Север». Верховное командование кригсмарине (военно-морских сил) самостоятельно начало подготовку операции «Танне-Восток», поскольку группа армий «Север» не могла выделить для этой цели часть собственных сил. Гросс-адмирал Дёниц 9 июля 1944 во время совещания у фюрера еще раз обратил внимание на весьма значительное в военном отношении значение эстонского побережья.
3 сентября, когда письмо Маннергейма было получено Гитлером, уже начались переговоры относительно эвакуации германских войск в Южной Финляндии. Советское требование об освобождении территории Финляндии от германских войск до 15 сентября 1944 года не было своевременно выполнено германской Лапландской (20-й горной) армией.
4 сентября ОКВ (Верховное главнокомандование вермахта) отдало предварительный приказ о начале операции «Танне». Помимо военно-морских сил, в первой волне десанта должен был участвовать 68-й пехотный полк 23-й пехотной дивизии.
5 сентября Гитлер одобрил предложение группы армий «Север» (генерала Шернера) об образовании нового финского 27-го егерского батальона. Батальон должен был стать прибежищем для всех финнов, не согласных с капитуляцией своей страны; исходя из реалий нынешнего дня в его составе могли появиться также и дезертиры. Этот новый батальон существовал только на бумаге.
6 сентября финская делегация вылетела в Москву для обсуждения условий перемирия[141]. В тот же день германский штаб связи под командованием генерала Эрфурта покинул финскую ставку в Миккели и перебрался в Хельсинки.
Уже 7 сентября 303-я бригада штурмовых орудий в качестве первой части находящихся в Южной Финляндии германских войск грузилась в порту Хельсинки. Финны помогали в осуществлении довольно трудной погрузки орудий на суда. 9 сентября караван судов с германскими военнослужащими и техникой вышел из порта, а 13 сентября генерал Эрфурт с последним германским судном, пароходом «Лапландия», покинул гавань Хельсинки. Тем самым был завершен вывод германских войск из Южной Финляндии.
