Выходит, что никакой критики не позволяем! «Стоять смирно, и, что бы я ни делал, — ни звука!»
Вот тут и поверь председателю ВЦИК тов. Калинину, когда он говорит крестьянам: «Никакого давления и насилия со стороны партийных товарищей и со стороны правительства Советской республики на крестьян не должно быть. Мы несем крестьянам коммунистическое учение, но вместе с тем мы сами должны у этих крестьян учиться». О том, что коммунисты именно командуют и кричат везде «Смирно!», говорит нам и одно из постановлений призываемых на военную службу села Анны Воронежской губернии: «Слушали: О свободе слова на волостном съезде. Постановили: Слово свободы задушено местной властью».
О причинах последних неудач на Юге некто Беляков-Горский в «Известиях», № 131 — 132, пишет: «Боевой опыт не только настоящей, но и вообще всех войн показывает, какая тесная связь должна установиться между фронтом и тылом, прежде чем боевые операции станут планомерными в своем развитии...» К сожалению, такого знания тыла у политических руководителей Южного фронта не оказалось... В результате развернулись картины ужасающей путаницы и произвола отдельных личностей... Наскоро сколоченные волостные и окружные ревкомы своих функций не знали, на казачество смотрели глазами усмирителей...
Растерявшееся казачество разводило руками, ахало, удивлялось и в конце концов пришло к такому выводу, что «коммуния» дело неподходящее, ибо коммунисты «дюже свирепы».
А если бы гр. Беляков-Горский спросил Реввоенсовет Республики или Троцкого: «А что, не подавал ли чего-нибудь Миронов в марте месяце?» То ответили бы ему: «Давал...»
На моем докладе член РВС Республики Аралов написал такую резолюцию: «Всецело присоединяюсь к политическим соображениям и считаю их справедливыми». Да, только один т. Аралов присоединился, только он один оказался дальновидным, но по пословице «один в поле не воин» оказался бессильным проявить свое влияние на благоприятное завершение борьбы на Дону, на благо рабочих и крестьян, на благо исстрадавшегося, обманутого казачества.
Вместо политической мудрости, вместо политического такта, вместо искреннего стремления к прекращению братского кровопролития пришлось в марте прочитать заметку в газетах: «Новые губернии». По вопросу об определении границ Царицынской губернии и о выделении Ростовской губернии подтверждается предыдущее постановление. Делалось именно то, на что указывал генерал Краснов в своих приказах и воззваниях, зажигая пожар на Дону в апреле 1918 года, и то, что казалось провокацией в устах красновских банд. Уничтожение казачества стало неопровержимым фактом... Кому это нужно — не секрет, стоит только быть внимательным к тому, что проделывают над казачьим населением, а вместе с ним заодно и с русским народом.
Может быть, Владимир Ильич, Вы скажете, что я увлекаюсь; нет, зверские приказы по экспедиционному корпусу отдавались. Достаточно Вам их потребовать и убедиться. Это ли не пример истребления?
Есть на Дону хутор Сетраков Мигулинской станицы; хутор большой. Когда-то он служил местом лагерных сборов для казаков, которые устраивались ежегодно при самодержавии. В этом хуторе восставшие казаки Казанской и Мигулинской станиц захватили красного коменданта и с ним тридцать красноармейцев и хотели их расстрелять. Казаки х. Сетракова вступились всем хутором и отстояли красноармейцев. Восставшие казаки удалились. В это время в хутор пришел Богучарский полк из эксвойск и, собрав под видом «на митинг» до 500 казаков, начал избиение. Пока сообщили спасенному ими коменданту и пока он прискакал с возгласом: «Стой! Стой! Что вы делаете?! Этот хутор наш, советский, они меня спасли и людей!» — и потребовал остановиться, то услышал в ответ: «Нам до этого дела нет, мы исполняем приказ». Из 500 безоружных и мирных казаков коменданту удалось спасти только 100, а 400 полегли...
Вот ответ на тему «Кто такие контрреволюционеры»...
В телеграмме к Вам, Владимир Ильич, я молил изменить политику, сделать революционную уступку, чтобы ослабить страдание народа и этим шагом привлечь народные массы на сторону Советской власти.
...Насильственно построенную коммуну ждет участь коммуны Парагвая. Но тогда зачем же такая жестокость и к казакам, и к русскому крестьянству, истребляющим друг друга по своей слепоте? Не пора ли закончить и с опытом коммунистического строительства, чтобы русскому народу не остаться при разбитом корыте? Мы видим, что прямолинейность почти погубила дело.
Мне остается ответить на одиннадцатую тему: что такое социализм и как должно жить человечество... Или, скорее, не ответить, а сказать, ЧТО я ответил на митинге 25 июля с. г. в селе Пособе Саранского уезда, чтобы Вы и партия не сказали, что я контрреволюционер, изменяю трудовому народу.
Я смотрю с точки зрения беспартийного. Социальная революция — это переход власти из рук одного класса в руки другого класса. До революции была в руках царя, помещика, генерала, капиталиста, в руках буржуазии, а теперь она перешла в руки рабочих, в руки крестьян. За это теперь идет борьба. Вместе с властью в руки трудящихся перешла земля, фабрики, заводы, железные дороги, капиталы и все средства производства, какие были в руках капитала орудием угнетения трудящихся масс. Вот этот-то переход всех средств производства к народу и называется их социализацией. Лично я борюсь пока за социализацию средств производства, то есть за закрепление этих средств производства за трудящимися массами, за рабочим и трудовым крестьянством. Лично я убежден, и в этом мое коренное расхождение с коммунистами, что пока мы не закрепим этих средств производства за собою, мы не можем приступать к строительству социальной жизни на новых началах. Это укрепление я называю фундаментом, на котором я должен быть построен социальный строй коммуны.
Фундамента мы еще не построили. Отсюда моя «контрреволюция», нами же по злому умыслу питаемая...
Борьба с контрреволюцией еще в полном разгаре, а уже бросились строить дом (коммуну). Постройка наша похожа на ту постройку, о которой Христос сказал, что подули : ветры, раздули песок, сваи-столбы упали, и дом рухнул. Он рухнул потому, что не было фундамента, а были лишь подведены столбы. Да, Владимир Ильич, трудно особенно теперь к отвечать народным массам, когда они разочарованы в плотниках-коммунистах, когда из соседнего леса высматривает голова дезертира и, насторожив уши, жадно прислушивается: «Не тут ли истина, не здесь ли кроется спасение земли и воли, на которую посягает Колчак — Деникин?» И, чувствуя этот напряженный слух, чувствуя на себе жадные взгляды толпы, продолжаешь:
Человечество должно жить так, чтобы никакого насилия над человеком, который трудится, не было! Оно свободно должно работать хотя бы над тем, с чем застала его революция... Еще лучше, если мужику перепадет что-нибудь от революции и земли помещичьей. А в это время, пока идет борьба с контрреволюцией, борьба за средства производства, деревня наводняется газетами, брошюрами, книгами; идет усиленная работа по воспитанию человека, по воспитанию деревни. Один за другим сменяются лекторы, доказывая преимущества коммунистического строя. А там, неподалеку от деревни, на части бывшей помещичьей земли, опытный агроном руководит строительством коммунистического хозяйства бедняков, выделившихся для общей жизни, для общего труда, для общей радости и горя. Наконец приходит в деревню радостная весть «Колчак — Деникин разбиты, контрреволюция больше головы не поднимет», средства производства остались за массами. В деревню снова потянулись апостолы социализма и коммунизма (но только не современные коммунисты) и уже не с книжками, листовками и брошюрами, а с орудием производства, с машинами. Вот и к вам пришла машина, что зовется тракторной, пашет землю паром... «Ну, граждане, мы приехали на деле доказать то, что говорили на словах. Покажите нам, какой участок земли вы хотели запахать на будущий год?» Земля указана. Разъясняется крестьянам, сколько времени нужно, сколько людей, лошадей и т. д. нужно, чтобы поднять этот участок их силами по старому способу. «А вот мы, — продолжают коммунисты, — с одним техником, что правит машиною, да с двумя подручными от вас, вспашем землю за десять часов...» Через 10 часов слова претворены в дело, истина доказана, мужик сам увидел то, чему не верил. На будущую пахоту он уже сам будет искать машину. И так необходимо проделать со всеми видами обработки земли: боронованием, посевом, жатвой... Наконец сжатый хлеб обмолочен и ссыпан в амбары. Вы рассчитываете, что по числу едоков, на обсеменение и на непредвиденные обстоятельства нужно на год столько-то пудов... а столько-то пудов остается в излишке. Снова расчет — на мануфактуру, деготь, соль и т. п. предметы первой необходимости. А в это время на ваши сельские Советы, фабрики и заводы уже прислали расценку на все предметы потреблении... Вы получаете за хлеб нужные предметы и распределяете между собой. И вот путем долгого и упорного показа народ поймет преимущества общности труда и общности распределения продуктов и сам потянется в артели и коммуны. Но только не тяни его силой, как делается это теперь. На это нужен не один десяток лет.
