разве что танцовщице кабаре, но уж никак не принцессе, она умудрялась растворяться в толпе.
Тина наверняка находилась где-то в гуще газетчиков и маститых художников. Возможно, давала интервью. Я слышал вопросы, которые выкрикивали журналисты, гудение голосов, щелчки фотокамер. Тину, конечно же, поздравляли, хвалили – а за глаза смеялись над яркими, «детскими» красками, не понимая, даже не замечая ее таланта.
Аристократы! Что еще они могли думать? Тина – девушка, не замужем, слишком молодая, из так презираемой ими черни. Ниоткуда. Никто. Особо умные и изобретательные уже объявили ее любимицей Шериады: они не понимали, чем неизвестная художница смогла привлечь принцессу?
Я надеялся, что у равных нам Тина найдет большее понимание. Она заслуживает восхищения и признания, а не злых сплетен.
А пока аристократы вовсю демонстрировали свое знаменитое лицемерие.
– Гляди, Лавиния. – Рай указал в самую гущу зрителей, где наверняка находилась и Тина. Естественно, где же еще графине быть, как не возле центра внимания? – А наша свинка выглядит бодро. О, она нам смену нашла.
За Лавинией и впрямь будто на поводке тащились двое очень юных спутников. Наверняка им едва исполнилось восемнадцать. Естественно, красивые и, возможно, неопытные: на их лицах читалась растерянность.
– Бедняги, – вырвалось у меня.
Рай кивнул:
– А наша чокнутая где? Эл, мне неспокойно: мы точно не должны находиться поблизости? Не знаю, как ты, а я-то все еще спутник…
– Она разве не меняла условия твоего контракта?
– Эм… Да, что-то такое она говорила. – Рай нахмурился: – В последнее время я многое стал забывать. Этот ее дом заколдован?
Я похлопал его по плечу:
– Наверное.
«Конечно, нет. Это ты был заколдован», – думал я, изо всех сил надеясь, что теперь все в порядке, ведь Шериада обещала… Впрочем, последнее время она раскидывалась клятвами направо и налево. Можно ли им верить? Вряд ли.
Юноша в черном с алой оторочкой костюме, рассматривающий портрет дамы в каких-то трех шагах от нас, вдруг подмигнул мне и широко улыбнулся. Его зубы были пугающе острыми.
Я вздрогнул.
– Эл?
Шериада предупреждала, что Повелитель будет следить за мной. Правда, она говорила про Междумирье, но почему он должен забыть про Остров? Очевидно, что запретить ему появляться здесь принцесса не властна.
– Эл, да что с тобой?
Зубастый юноша отвернулся, и я невольно бросил взгляд на его тень – она была хвостатой.
– Элвин! – Рай похлопал мне по плечу.
– Из-звини. Все в порядке. Что ты говорил?
– Посмотри – это же ты! – Рай указал рукой куда-то в скопление газетчиков и именитых гостей.
Я посмотрел и забыл про демона совершенно. Тина на публике держалась естественно, словно всю жизнь только и делала, что выступала перед родовитыми гостями. И серебристое, до неприличия похожее на белое платье очень ей шло. Но дело было даже не в ней и тем более не в платье. За спиной сестры в роскошной позолоченной раме с портрета улыбался… я. Тина что-то говорила, жестами указывая на картину, – наверное, отвечала на вопрос кого-то из журналистов.
– Ты там такой счастливый, – добавил Рай, и я помимо воли отметил, что, как и на миниатюре, на этой картине я улыбаюсь. Может быть, они все-таки не узнают? Может быть, подумают, что просто похож?
Но на меня уже смотрели. Лавиния постоянно брала нас с Раем на приемы, и хоть спутники обычно держатся в тени, придворное общество слишком мало́, чтобы там не знали в лицо каждого, включая слуг.
Тина поймала мой взгляд и, как актриса, простерла руку в мою сторону, словно указывая: вот же он, вот…
– Вот мой брат. – Она уже была рядом и улыбалась так искренне… Она составляла отличный контраст аристократам с их фальшивыми ухмылками. – Элвин! – Она схватила меня за руку, заставляя подняться и встать рядом с ней.
– Тина, что ты творишь? – выдохнул я, склонившись к ее уху.
Она отмахнулась, вздернула подбородок:
– Вы спрашивали меня про музу, господин Фрей. Вот моя муза. Если бы не Элвин, я бы умерла еще два года назад. Он пожертвовал для меня своим блестящим будущим: ведь его приняли в королевский колледж…
Раздались удивленные возгласы, кто-то из дам прижал руку ко рту в притворном изумлении, кавалеры усмехались, улыбались даже газетчики.
Я стоял под их взглядами, съежившись, красный от стыда, и думал, что очень хочу провалиться сквозь землю. Подвеска из оникса, всегда незаметная, нагрелась так, что жгла кожу.
А Тина продолжала:
– Да, я знаю, что вы презираете спутников. Вы и простолюдинов презираете, а я – простолюдинка, и мой брат – спутник. Вы думаете, что лучше нас, но это не так.
«Замолчи, идиотка!» – мысленно воскликнул я. Но только мысленно. Я был слишком труслив, чтобы произнести это вслух.
О нет, Тина не была идиоткой. Она прекрасно понимала, что говорит. И зачем. Однако вряд ли осознавала, к чему это приведет.
– Но подумайте! – Голос сестры звучал очень громко в наступившей тишине. Даже величественно. – Подумайте, при всем положении, при всех ваших деньгах, нашелся бы брат, готовый пожертвовать собой ради вас?
Эта ее речь на следующее утро была во всех газетах. Вместе с моей фотографией. Но вот что любопытно – кое-кого все-таки проняло. Заголовки вроде «И простолюдины любить умеют» вызывали во мне чувство глухой ярости. Но под такими заголовками писали про спутников, и я уверен, что Шериада приложила к этому руку. Были даже выдержки из нашего договора, самые одиозные пункты, вроде согласия никогда не видеть родных или наказания за любое слово, противное хозяйке.
В обществе, где ходят слухи, что мы выбираем эту судьбу добровольно, потому что она нам нравится, простые выдержки из договора вызвали если не шок, то пересуды – точно.
Тогда я об этом не думал. У меня в голове вспышками проносились мысли: что станет с мамой? А с самой Тиной? Как они теперь будут жить? Да, сейчас у сестры есть покровительство Шериады, но случись что с принцессой – и дорога Тине будет или в бордель, или на кладбище – после таких слов и того, что раздуют из них газеты, ее даже на фабрику никто не возьмет.
«Что же ты наделала!»– сокрушался я.
Тина крепко держала мою руку, словно боялась, что я упаду. Пожалуй, я был к этому близок.
Потом в мертвой тишине раздались аплодисменты.
Мы с Тиной вздрогнули, и вряд ли только мы. Рядом с моим портретом стояла, улыбаясь, Шериада – ярко-алое пятно на черно-белом фоне аристократов. Она улыбалась и хлопала в ладоши.
Прошла долгая секунда – и к ней присоединились сначала дамы из
