мгновение глаза.
– Обещаю. Мам, присмотри за Тиной. Ей нельзя ездить одной на такие приемы.
Мама усмехнулась, словно говоря: а что делать, если ее брат не в состоянии ее защитить?
Шериада на следующий день напомнила: я так и не выбрал, что хотел бы для сестры в подарок. Приданое? Новый гардероб? Лучшую в столице мастерскую?
Я пожелал защиту, и принцесса поклялась, что больше сестру никто на таких приемах не тронет. Никто не пожелает узнать, ищет ли она себе покровителя, как ее брат, или нет. Шериада еще со вздохом сказала тогда: «Извини. Я не подумала». Я промолчал, но на языке крутилось: «Да, ты притащила ее, как какой-то экзотический цветок, и не подумала, что кто-то пожелает его сорвать».
– Как же я тебе завидую, – тихо заметил в карете Рай. – У тебя дружная семья. Ты, надеюсь, никому там в морду не дал, когда забирал сестру?
У меня болела голова, и я был невероятно голоден – последствия колдовства.
– Нет. Прости, Рай, мне нехорошо.
Он кивнул и вытащил из потайного кармана колоду карт.
– Не против?
Даже в таком состоянии я обыграл его почти десять раз. Рай вздохнул под конец:
– Как же с тобой скучно, Эл! Вот у Ори я выигрываю.
– Рай, скажи, как у тебя получилось с ним подружиться? Мне кажется, меня он боится. Я не понимаю…
Рай покосился на улицу, где снова испортилась погода. Однако нас в карете не мучили сквозняки или мороз. Я же говорил: все, чем владела Шериада, было лучшим.
– Меня это тоже удивило, – сказал наконец Рай, по-прежнему глядя в окно. – Ори считает, что бояться волшебника совершенно естественно. Ты знаешь… Наверное, это как с аристократами. Ты хоть одного нормального среди них видел?
Я молча покачал головой:
– Вот и Ори, как я понял, не видел нормальных волшебников. Я спросил про нашу принцессу – так он побледнел, словно… Не знаю, Эл. Когда я сказал, что уж ты-то совершенно не опасен… Ну разве что заболтаешь до смерти, и то если спросить тебя про историю Острова или твою любимую математику, – черт его знает, что ты в ней находишь. Он не поверил. И сказал, что даже если ты добр сейчас, то потом… Короче, ты понимаешь.
Я понимал. Это как оценивать новую хозяйку: некоторые – такие кокетки сначала! Зато потом… Такие куда хуже Лавинии (если честно, она – еще не плохой вариант), они обычно настоящие стервы.
– Наверное, просто нужно дать ему время, – сказал я, поразмыслив.
– Да, с хозяйками это всегда помогает, – кивнул Рай. – Но равным он тебя считать не будет, ты же понимаешь. Хотя… Я сам до конца не понимаю. Ты ведь не родился аристократом, так как ты можешь им стать?
Я промолчал. Не могу. Не должен.
Тем вечером я тренировался, буквально пока не упал без сил. Перед глазами вставали высокородные мерзавцы, для которых моя сестра была лишь забавной игрушкой. Вспомнился и тот высокородный волшебник со спарринга на экзамене в Арлиссе, для которого игрушкой был уже я. Почему они могут нас мучить? Ведь они всего лишь удачнее нас родились!
Что-то подобное сегодняшней выставке я наверняка буду вынужден терпеть и в академии. Теперь, когда моя учеба в ней уже была ожидаемой, я впервые понял, с чем столкнусь. Призрачное обещание некой силы – и несколько лет реальных унижений. Прекрасно!
Заснул я уже за полночь, снова обнаружив в своей комнате Рая. Он не первый раз такое проворачивал, и я не мог понять, неужели ему не хочется побыть одному? Впервые есть такая возможность – так что же его смущает?
«Один я боюсь», – признался однажды Рай.
Он больше ничего не объяснил, а я перестал требовать, чтобы он убрался к себе.
– Много врагов порубил, герой? – не открывая глаз, сонно пробормотал Рай. – Ложись наконец. Завтра опять встанешь помятый. Госпоже не понравится.
Я вспомнил, как принцесса облизывалась при виде не такого уж красавца лорда Дерека, и подумал, что ей плевать. И, если честно, мне тоже. Вбитая двумя годами жизни спутника привычка непременно выглядеть безупречно постепенно забывалась. Я никогда не был неаккуратным, но и от всякой лишней морщинки, как девица, не страдал.
Кстати, о принцессе – поспать мне так и не дали. Буквально через два часа – около трех ночи – меня разбудил взволнованный Ори:
– Господин, господин, пожалуйста, вставайте, здесь…
Здесь был граф Мелек Сириус, глава Тайной полиции Острова. И в отличие от Ори, он не церемонился. В спальню сначала вошел строй его гвардейцев, а потом и сам граф.
– Что за?.. – сонно пробормотал Рай, но увидел графа, замолк и побледнел.
Я молча пытался понять, что происходит. В голове тут же возникла речь Тины и портрет принцессы. Если мою сестру…
Додумать я не успел, потому что граф указал на меня:
– Этот.
Меня тут же окружили и подтолкнули к выходу.
– Господин, что делать со вторым?
Я обернулся, готовясь защищать Рая. Но граф только отмахнулся:
– Да пусть спит дальше.
Один из гвардейцев – наверное, их капитан – посмотрел на Рая с весьма красноречивой улыбкой.
– Господин, разрешите, пока мы дожидаемся принцессу…
«Они хотят арестовать Шериаду?» – подумал я и чуть не захохотал. Это и правда было смешно. Принцесса вполне могла превратить их в зайчиков или птичек – на выбор. И продолжить попивать свой горячий шоколад.
Графа же буквально перекосило.
– Идиоты! – почему-то шепотом напустился он на них. – Если вы хоть пальцем тронете ее спутника или кого-то еще в этом доме, я лично отдам вас Ее Высочеству! Ей, знаете ли, постоянно печени не хватает или сердец.
Капитан гвардейцев попятился, а Рая отпустили.
– Что встал? – рявкнул граф уже на меня. – Живо на выход!
Мелек Сириус для своей должности был весьма молод: ему едва ли исполнилось тридцать. И он, как я слышал, он был вспыльчив. Это не мешало ему, по выражению Лавинии, видеть людей насквозь и знать все, что творится на Острове, и даже больше. Он бывал и на Малом королевском совете, и в притонах, которые, по слухам, частенько посещал принц. В его подземелья могли привезти любого – хоть герцога, хоть саму принцессу Элизабет (Лавиния рассказывала, что ту однажды действительно привозили). Неудивительно, что графа знали все и до ужаса боялись. В его присутствии все разговоры замолкали, его обходили по широкой дуге – а он все равно умудрялся все узнавать, хоть все в обществе и опасались его.
Невысокий, невыразительный, внешне напоминающий зайца: глаза у него были прекрасно-огромными и совершенно холодными. А говорил
