Сладостное предчувствие удовлетворенной мести охватило Наруза Ахмеда, и он мечтательно закрыл глаза.
Двое соседей по купе мирно спали, а пожилая женщина туркменка, сидевшая напротив, читала русскую книгу.
Когда над песками стал сгущаться вечерний сумрак, поезд ворвался на разъезд, резко сбавил ход и остановился.
Наруз Ахмед прижался лбом к теплому стеклу. Пора! Цель близка. Он встал, перебросил через плечо рюкзак, прихватил металлическую тросточку и вышел из купе.
Он понимал, что появляться на безлюдном перроне разъезда, когда еще не стемнело, опасно. Одинокий пассажир невольно привлечет к себе внимание обитателей разъезда — людей всегда любопытных.
Наруз Ахмед прошел через три вагона, полных разнообразным людом, мимо спящих, закусывающих, беседующих пассажиров. До паровоза оставалось всего три вагона: пассажирский, багажный и почтовый.
Раздался оглушительный долгий паровозный гудок: на разъезд влетел встречный состав и загрохотал по второму пути.
Наруз Ахмед потянул на себя дверь, и завихрения пыльного воздуха, пахнущего углем и дымом, ударили ему в лицо. Он спрыгнул на землю между поездами, выждал, пока промчался встречный, быстро пересек полотно и направился в пески.
В небе зажглись яркие звезды, но вскоре взошла луна, и в ее серебристом сиянии блеск звезд потускнел.
Разъезд остался позади, огоньки его становились все меньше и меньше. Наконец исчез и красный огонек далекого семафора. С юга подул горячий ветер и легонько прошелестел в выгоревшей и сухой траве.
Наруз Ахмед шагал крупно, уверенно, будто бывал здесь не раз. Изредка он оглядывался, стараясь держать направление так, чтобы разъезд оставался у него строго позади, за спиной.
Прошагав с час, он обостренным зрением различил в рассеянном свете луны небольшие глиняные холмика. Это были колодцы пустыни.
Вот он, ориентир! Значит, клинок не лгал, его тайнопись оказалась верной. Сбываются мечты бессонных ночей, голодных дней.
Местность эту издавна называли урочище Кок-Ит, что в переводе означало — урочище Серая собака.
Наруз Ахмед почти побежал к колодцам, расположенным звездой примерно в сто метров диаметром.
Теперь предстояла задача более трудная: надо обнаружить второй ориентир, решающий. Только найдя его, можно добраться до тайника.
Наруз Ахмед тревожно и внимательно осмотрел местность. Да, второй ориентир отыскать не так легко. Это всего-навсего кусок рельса четырех аршин длиной. Половина его загнана в песок, а другая должна торчать на поверхности. Но рельса не видно. Его могли вытащить и увезти, или, быть может, замело песком — и тогда крах всем надеждам.
Наруз Ахмед обошел все семь колодцев, как голодный волк вокруг кошары, озираясь, подгибая почему-то колени и втянув голову в плечи. Его серая тень причудливо металась по песку, то замирая, то снова двигаясь вперед. Он сделал второй, потом третий круг — и все безрезультатно. Тогда Наруз совсем низко пригнулся и принялся исследовать каждую пядь земли в пределах десяти шагов от колодцев. Временами он опускался на четвереньки и тогда впрямь становился похожим на большого шакала. Казалось, вот-вот он поднимет лицо к бесстрастному ночному светилу и завоет.
Лишь к часу ночи, когда были проверены и ощупаны все песчаные уголочки вокруг каждого колодца и когда отчаяние готово было овладеть им, Наруз наткнулся на железный шпынек, торчавший из песка в таком месте, что нельзя было и предположить найти его. Почти весь рельс ушел в песок. На поверхности маленького барханчика оставался лишь верхний конец, сантиметров двадцать. Еще год-два — и он исчез бы.
Наруз Ахмед сообразил, почему он так долго не мог отыскать этот проклятый рельс: он искал его в пределах десяти шагов от колодцев, ориентир же торчал в двадцати пяти шагах.
Обессиленный Наруз Ахмед уселся на песке, отдохнул, выкурил папиросу и, шумно вздохнув, дрожа от нетерпения, встал, готовый к дальнейшим поискам. Теперь все зависело от точности ориентировки. Он достал компас со светящимися стрелками и отпустил зажим. Стальная тросточка длиной ровно в аршин служила ему меркой. Отмерив семь тросточек от рельса строго на восток, он уткнулся в один из колодцев. От колодца он проложил пять тросточек на северо-восток и поставил вешку. Потом от нее он отмерил еще семь — на юг, затем на север и, наконец, четыре на запад. Все! Хватит! Теперь надо копать. Он воткнул в песок тросточку, сбросил с плеч рюкзак и вынул из него небольшую саперную лопату с короткой деревянной рукоятью. Затем очертил круг диаметром в метр, опустился на колени и начал копать.
Верхний слой песка, наносный, не слежавшийся, подавался легко. Далее песок становился плотным, копать было труднее. Но все же работа быстро подвигалась вперед.
Взволнованный и потный Наруз Ахмед отбрасывал песок во все стороны, все больше углубляясь в почву и расширяя края ямы. Когда глубина ее достигла полуметра, на ладонях Наруза вздулись волдыри. Но что такое волдыри в сравнении с тем, что лежит на дне ямы? Ерунда, о которой даже не стоит думать.
Но вот что-то глухо звякнуло. Наруз Ахмед отложил лопатку в сторону, лег плашмя и с замирающим сердцем стал по-собачьи разгребать песок руками.
Когда он вытащил из ямы первый череп, то едва не закричал от радости. Он готов был расцеловать пожелтевшую кость, вскочил на ноги, обхватил череп руками и, испуская дикие вопли, принялся выделывать ногами невообразимые фигуры. Успокоившись, Наруз вновь улегся на песок и энергично заработал руками. За первым черепом последовал второй, третий, четвертый и, наконец, последний, пятый, как и указано на клинке. Теперь на песке уже лежала пирамидка черепов. Все правильно! Никакой ошибки! Сейчас он доберется.
Наруз Ахмед яростно вгрызался в песок, рвал, рыхлил его пальцами и пригоршнями выбрасывал наружу. Сердце ходило ходуном от восторга, усталости, возбуждения. Надо бы сделать передышку, но он уже не мог остановиться. Пот катился по лицу, заливал глаза, спина взмокла, и рубаха прилипла к телу. Если бы сейчас затрещали пулеметы и стали рваться снаряды, он все равно не прекратил бы рыть. Наконец палец правой руки скользнул по чему-то твердому. Наруз Ахмед всем корпусом сунулся в яму. Руки его заработали еще быстрее. И вот они ухватились за что-то. Напрягая остатки убывающих сил, Наруз вытащил здоровенный глиняный кувшин. В него можно было вместить не меньше двух ведер воды. Синие жилы вздулись на его лбу и мышцах рук, когда он приподнял кувшин, чтобы оттащить в сторону. Обессиленный, он упал рядом с кувшином.
