Неужели, она предала его? Ему не нравился этот вопрос, потому что ему не нравился единственно возможный ответ на него.
* * *
Мистер Уэллс размышлял, постоянно анализируя в памяти предположения и обвинения, которые выдвинула мисс Александер. Чем дольше он думал о них, тем более правдоподобными они казались ему. Он уже долгое время испытывал сомнения по поводу этих самых союзников, но относил их на счет своей собственной непрекращающейся паранойи, и лишь регулярно напоминал себе о необходимости приглядывать за мисс Ивановой, и стремился узнать о ее делах как можно больше. Когда он выяснил детали операции «Вавилон 2», на основании сведений, изложенных ему генералом Хейгом и почерпнутых из записей генерала Франклина, он отбросил свои подозрения прочь. Легенда мисс Ивановой подтвердилась, и он ощущал, — как и почти всякий человек, — своего рода эйфорию при мысли, что Человечество больше не было одиноко.
Но этот последний инцидент снова разбудил в нем прежние подозрения.
Мисс Александер ушла, сказавшись усталой. Уэллс не поверил ей, но сейчас он хотел проверить кое-какие из своих идей на самой Сатаи Деленн. Если она или мисс Александер лгали, он скоро выяснит это.
Первый признак того, что не все было в порядке, он заметил, подходя к камере. Охранника снаружи не было. Обычно кто-то непременно был на посту — внутри или снаружи. Чаще всего, и там, и там. Уэллс слегка помешкал и, не торопясь, вытащил из кобуры пистолет. Он открыл дверь.
Он никогда не боялся вида крови — никто из выживших после нападения минбарцев на Марс не был особенно щепетильным, но то, что он увидел перед собой, повергло в шок даже его.
Каттер лежал на полу. Уэллс не мог определить причину смерти с первого взгляда, но ему показалось, что он был задушен. Его лицо рассекали глубокие царапины, а форма была измята и в нескольких местах порвана.
Подняв взгляд, он увидел Сатаи Деленн, мирно сидящую на своем стуле. Было совершенно очевидно, что она не совершала попытки к бегству. Впрочем, она бы все равно не смогла открыть дверь. На ее лице были ссадины и синяки, а ее одежда — старый медицинский халат — была порвана. Ее глаза окружала краснота, и, когда она поглядела на Уэллса, он заметил, что детская невинность, сквозившая в ее взгляде раньше, пропала.
— Ты, — прошептал он, впервые в своей жизни не находя нужных слов. — Ты… сделала это?
— Он хотел сделать мне больно, — сказала она.
Если бы расположение духа Уэллса было нормальным, он бы проанализировал каждый нюанс того, что она произнесла, ее тон, чтобы понять, разговаривает ли он с тем же самым ребенком, что и до того, или же он вновь имеет дело с той полной достоинства жрицей, которую он знал прежде. Но сейчас ему было все равно, потому что он чувствовал себя далеко не нормально.
— Он хотел сделать мне больно.
Уэллс был осведомлен об определенной… сексуальной неразборчивости Каттера, но он доверял этому человеку. Каттер всегда хорошо делал свою работу, всегда стоял на страже интересов Земли и Человечества, всегда был предан и трудолюбив.
И вот, теперь он стал еще одной жертвой минбарцев.
— Еще один, — прошептал Уэллс. — Еще один.
Не отводя взгляда от Деленн, он встал на одно колено и закрыл глаза Каттеру. На одном из них были глубокие отметины ногтей.
— Сколько же еще? — сказал он, задавая вопрос не столько женщине, сидящей перед ним, сколько самому себе.
— Ну, сколько же еще!? Господи Боже, когда же вы остановитесь?
Он не осознавал, что держит пистолет в руках, пока не обнаружил, что целится в нее. Руки трясла крупная дрожь, и всего лишь доля секунды отделяла его от выстрела. Выстрела, после которого она останется лежать холодным трупом, так же, как и Каттер, так же, как все те, кто остался на Земле, так же, как и все их мечты.
Она глядела на него, и в этот раз в ее глазах была невинность. Но то была не детская невинность, а невинность человека, мечты которого обратились в прах, но он продолжает верить. Невинность того, кто надеется на будущее, того, кто осмелился поверить в чудо и еще не пережил сокрушительного разочарования.
Невинность того, кто стоит перед лицом смерти, зная, что его жизнь имела смысл.
Невинность того, кто знает, что другой поднимет выпавшее из его рук знамя.
Уэллс смотрел в ее глаза и не видел ничего из этого. Первый раз в его сознательной жизни опыт подвел следователя. Он был слеп.
* * *
Сперва Рифа подумал, что в его комнату зашел Вир. Он дремал, надеясь отоспаться за последнюю бессонную ночь. Он пошевелился, когда раздался звук открывающейся двери. Одной из причин, по которой он был до сих пор жив, был его чуткий сон, но он не предполагал, что здесь может быть кто-то, кого всерьез следует опасаться.
Он был не прав, но понял это, лишь почувствовав прикосновение холодного металла к горлу.
— Это минбарский боевой посох, посол, — произнес женский голос. — Только пошевелитесь, и на месте вашей шеи будет большая дырка.
— Я боюсь, что вы принимаете меня за кого-то другого, — спокойно сказал Рифа. — Я не посол, а простой дипломат.
— Вы очень спокойны, посол.
— Милая леди, я пережил больше покушений на себя, чем у вас было мужчин. Разница между нами лишь в том, что я и в темноте могу отличить одного своего убийцу от другого.
Намеренное оскорбление. Она либо разозлится — и потеряет контроль над собой, либо начнет разговаривать с ним, и так он сумеет протянуть время, пока не изменит ситуацию в свою пользу. По крайней мере, так бывало раньше.
Но на этот раз все было иначе. Она лишь рассмеялась.
— Что вы, посол, моя цифра далеко не так высока. Вы не против, если мы перейдем к делу?
— Как вы, земляне, выражаетесь, я весь внимание.
— Ваше имя Форверд Рифа, вы старейшина своего рода. После небольшого… силового конфликта, имевшего место несколько лет тому назад, вас изгнали, назначив на унизительную и ничего не значащую должность представителя на Минбаре, что было вряд ли чем-то большим, чем шуткой со стороны ваших противников. Сюда вы, вероятно, прибыли по приказу Сатаи Синевала, члена Серого Совета. Если я что-то упустила, вы можете меня дополнить.
Рифа подумал, и решил не отвечать самым очевидным в этой ситуации образом, — опровергая все подряд. Он понял, что это не сработает. Эта женщина была слишком хорошо информирована. Он подумал, не пришло ли время вытащить козырь из рукава.
— У вас очень точная информация, посол Айванова, — сказал он. — Тем не менее, мне не совсем ясно, почему вы не поделились ей со своим правительством?
— Правильно говорить «Иванова», — поправила она его произношение. — И кто вам сказал, что я не сделала этого? Почему вы думаете, что я делаю это без его санкции? Это предупреждение, лорд Рифа. Можете говорить вашим друзьям в Сером Совете, что хотите, но если их флот явится сюда, им конец. Вы запомнили это?
— В точности, моя госпожа.
Рифа был слегка разочарован. Выходит, это всего лишь шантаж?
— Хорошо.
Она убрала от его шеи металлический предмет и исчезла. Рифа немного подождал перед тем, как подняться и приказать свету включиться. Потом он соскочил с постели и огляделся вокруг. Она точно ушла, но Вира так нигде и не было видно. Он сомневался, что она убила его. Не потому, что Рифе было бы жалко Вира, просто, если бы она поступила так, ей пришлось бы убить и его самого.
К счастью, у Рифы был — как там говорил Лондо? — еще один козырь в рукаве. Ах, Лондо, Лондо. Все, на что он способен — это играть в карты, пить и глазеть на женщин. У него никогда не было настоящих амбиций.
Рифа поглядел на свой «козырь». Его записывающее устройство, специально оставленное на столе, должно было сохранить их разговор. Оно работало при любом освещении и записывало звук так же хорошо, как и изображения. Стоило оно целое состояние, но каждый вложенный в него дукат окупился с лихвой.
Рифа все еще лениво размышлял о том, куда опять девался Вир, включив аппарат и вызывая из памяти записанное изображение.
Внезапно, с его уст сорвалось:
— Великий Создатель!
* * *
Лита Александер не находила себе места. Она думала о Маркусе.
Она не встречалась с ним уже много дней. Мистер Уэллс не знал, где тот находится, — а знать все обо всем было работой Уэллса. Иванова появлялась на публике без него. Ей было страшно.
Лита ни разу не пыталась четко сказать себе, какие чувства она испытывает по отношению к нему. Она не хотела признаваться себе в том, что любит его, потому что это шло вразрез с привычным укладом вещей. Любовь никогда не играла важной роли в ее жизни. В конце концов, Пси-корпус обязательно нашел бы ей генетически совместимого партнера. Эмоциональные аспекты отношения к делу не имели.
Когда Пси-корпус фактически закончил свое существование вместе с Землей, Лита попробовала вкус этой странной свободы. Она больше не была связана их правилами и установлениями. Она попыталась превратить свой дар, — который она до того расценивала как проклятие, — в благословение. Ей захотелось жить своей собственной жизнью. Если не считать контактов с Бестером, она была свободна, как птица небесная…
