— я покрутил снимок парня в девятке. — Там одна из тружениц сексуального фронта ходит с синяком, сказала, что якобы в неё влюбился клиент — мальчик с красивыми глазками, и начал воспитывать за жизнь. Может, он, может — нет, глаз отсюда не видно. Просто этот кадр и сестру свою вот так воспитывал, чтобы с одним моим другом не встречалась, да и вообще, человек он не очень приятный. Я его потом раскручу на то дело по барыге, которого задушили.
— Ладно, отправим кого-нибудь к ней, — он задумался. — А как её зовут?
— Гражданка Тимофеева, — вспомнил я заявление. — С. А. — инициалы, но я не помню, чтобы имя называла. Тридцать лет примерно, выглядит чуть старше, потому что прибухивает порядком, рост средний, чёрные волосы, фигура вполне себе ещё годная. И глаза зелёные, вот сразу узнаешь, как увидишь. Глазищи!
— Ладно, может, даже сам схожу к ней, спрошу, — он засмеялся. — Давно по девкам не ходил.
— Ну и отлично, — я кивнул. — Если что, она на нашего маньяка заявление писала, так что если он заявится ей мстить на работу, прикроешь её, у тебя и пушка есть, — я усмехнулся. — А дома её прикрывают наши.
— Э-э! — возмущённо протянул он. — Ты меня под своё дело подвязал? Вот те на!
— Ну, не только тебе людей вербовать, Гриня. Шучу, а выручишь ты меня неплохо этим, может, раскроем скоро всё. Ладно, погнал я, мне ещё беглеца ловить надо.
— Ладно, на связи, — он остался за столом доедать второй пирожок.
Я вышел наружу, прямо в снег. Погода стала ещё хуже, дорогу занесло, машины едва ползли, как гусеницы.Я посмотрел и раздумал ловить такси, быстрее будет пешком.
Добрался до рынка за десять минут, хотя в обычное время доходил за пять. Торговля изрядно сократилась, закрылись ряды со шмотками, потому что их заносило снегом, да и продуктовые прилавки тоже. Но магазины ещё работали.
Мне магазины не интересны, я отправился в рюмочную недалеко от центрального входа. Кого-кого, а Устинова я застану там точно.
Но вместо Василия Иваныча в сторонке стоял Якут и равнодушно смотрел на пьющих граждан.
— Сергеич, а ты что здесь делаешь? — спросил я, поздоровавшись с ним.
— Ваську жду, — Филиппов снял очки, посмотрел через них на лампу. — Если он на рынке, то точно сюда заглянет.
— И его где-то нет, — я сбил снег со своих штанов. — Сергеич, мне тут помощь нужна. Говорил сейчас с одним профессором по телефону, зашёл разговор о детстве нашего Крюгера. А я читал справки по нему, нашёл, что у него старший брат умер, прямо у него на глазах, в детском саду. И подумал так, что на него, похоже, это повлияло, может туда явиться.
— Разве? — Якут удивился. — И зачем? Хотя когда у человека в голове не все дома, логику искать сложно, она у них очень своеобразная. Разгадаешь — ловить будет проще.
— Не спорю. Но вдруг он вспоминает брата, мол, тогда спокойнее было? У них же всё из детства идёт.
Я хотел подвести какую-то базу под эту версию — мне и убедить надо, но и выставить так, будто это только недавно в голову пришло.
— Хм… слушай, его обложили по полной, но про детсад точно никто не подумает. Хочешь, значит, засаду там устроить? Ну… давай попробуем, у меня всё равно пока зацепок нет. А Ваську ждать — состаришься.
Темнеть в это время года начинало рано, а пока добирались до заброшенного детского сада — будто уже наступила ночь. И фонари не работали, и пурга никак не могла хотела угомониться. Так и шли почти в полной темноте, чуть ли не на ощупь, и только свет фар редких машин или из окон домов помогал ориентироваться.
— Я два года назад ездил к родным, — рассказывал Филиппов, прикрыв лицо шарфом. — А они там, далеко на севере от Якутска живут. И зимой дело было, приехал, а там минус шестьдесят! Вот это дубак был. И ничего, баню даже топили, лёд нарубили на речке, дрова и уголь подготовили, и не жаловался никто. На охоту ходили ещё. А сейчас что-то зябко.
— Сейчас двадцатка, похоже, — произнёс я. — Но из-за ветра кажется, будто все минус сорок.
Впрочем, разговоры об ещё более суровых морозах как-то не утешали.
Детский сад при такой погоде и освещении больше напоминал концлагерь. Путь нам преградили ржавые решётчатые ворота, обвязанные цепью с замком. Правда, в самом заборе чуть дальше было отломано несколько прутьев, и можно было спокойно попасть внутрь.
Снега там навалило уже с полметра, но свежих следов нет, скорее всего, бомжи ещё не закончили свой «рабочий день» и разыскивают еду и выпивку, а наркоманы нашли места получше, где будут ширяться.
Из снега выглядывала жуткая улыбающаяся голова Чебурашки, один в один похожая на того самого Чебурашку, который будет в фильме «ДМБ», что выйдет через пару лет. Рядом с ним торчала хищно раскрытая пасть Крокодила Гены, он будто кого-то ждал в засаде в снегу, чтобы сожрать. Зубы большие, хоть и деревянные, но кажутся острыми. Короче, атмосфера та ещё.
Якут сматерился, когда споткнулся обо что-то в снегу, но это была вкопанная в землю шина. Мы шли через игровую площадку, мимо сломанных качелей. А перед ними чернел заброшенный детский садик «Солнышко» с выбитыми окнами. Ну хоть фильм ужасов снимай.
Двери не было вообще, мы осторожно зашли внутрь через проём. Хорошо, что зимняя обувь толстая, все эти иглы нариков и битое стекло нам не страшны. И Сан Саныч сидит дома, а здесь сразу бы поранился.
Внутри холодно, но снега нанесло не так уж много, поэтому видно весь этот мусор. Здесь будто хотели сделать свалку, и только нарисованный на стене улыбающийся кот Леопольд напоминал, что мы в детском саду.
— Ребята, давайте жить дружно, — тихо пробормотал я.
Стекло сильно хрустело под ногами, хоть мы и старались идти тихо. Якут огляделся и полез под куртку за пистолетом, я тоже достал свой. Лучше перестраховаться, ведь если Кащеев здесь, то он может напасть. Мало ли, что у него в голове.
Прошли через раздевалку, мимо разбитых шкафчиков с зайчиками и котятами, из которых делали дрова, рядом видны и следы огня на обшарпанном полу. Здесь разводят костры, кто-то даже притащил
