Об утре перед боем
Новобранца приводят в роту отец и мать.Они благовоспитанно улыбаются,старые, грустные люди.Не улыбнуться — невежливо,даже если заранее знать,что он завтра будет зарыт в песокс простреленной грудью.
Их сын,матрос с краболова,большой, молчаливый,смотрит в лицо отцуи не веритего улыбающимся губам.— Господин поручик,мы благословляем этот счастливыйдень,когда он переходитот наск вам.
Поручик завтра рядом с их сыном,не сгибаясь,пойдет через море огня.Он не будет беречьни себя,ни его.Но сейчас, по обычаю,он говорит:— Отныне я ему мать и отец.Отныне он у менясамый нежно хранимый сын в моей роте. —И тоже улыбается из приличия.Все четверо улыбаются…
Где же эта улыбка?Песок.Новобранец, зарывшись, лежит в цепи.Еще бы воды глоток.Еще бы неба кусок.Еще бы минуту не слышать, как танки ползут по степи.
Он держит в руке шест с привязанной миной.Легкий и крепкий шест из бамбука.Бамбуковый шеств двадцать локтей —он ведь все-таки очень длинный,не правда ли — двадцать локтейи еще длиннейна целую руку.Двадцать локтей и еще рука,когда мина взорвется — это все-таки очень много.Он храбр,но все-таки исподтишкаон же может мечтать,чтобы ранило тольков рукуили в ногу.
Фляга стоит рядом с ним на песке,но он не пьет.Галеты лежат в заплечном мешке,но он не ест.В заранее вытянутойкак можно дальше,как можно дальше руке,окаменев от ужаса,он держит бамбуковый шест.
Генерал, получивший поручика на русско-японской войне,ровно в час прибудет со штабомк вершине горы,ему разбивают палатку на теневой стороне,из двойного белого шелка,непроницаемого для жары.Господин поручик, тот самый, который отныненовобранцу заменяет мать и отца,опершись на меч,стоит у палатки,смотрит вдаль на пустынюи отстраняет солнце веером от лица.На белом рисовом вееренарисован багровый круг,написаны тушью солдатские изречения.
Когда ротный флажок падает из ослабевших рук,веерприобретает особенное значение.
В журнале, который читает поручик,нарисован храбрый отряд:солдаты идут в атаку,обгоняя друг друга,поручик с рукой на перевязибежит впереди солдат,как флаг,поднимая веер,белый,с багровым кругом.Это было под Порт-Артуром, еще на прошлой войне,отец господина поручикаполучил за подвиг награду.И поручик мечтает,как сам онв красном, закатном огнепойдет в атакус вееромвпереди отряда.
Но новобранец, который лежит в цепи,у него нет сорока поколений предковс гербоми двумя мечами…Он не учился в кадетской школе,ни в книгах,ни здесь, в степи,слава военной историине касалась его лучами.
Он слышит,всем телом своим припав к земле,как они идут!Он слышитвсем страхом своим,что они близко,что они тут!А там,сзади,еще не верят.
Там знают старый устав:танки идут с пехотой, а у русских нет пехоты,она еле бредет, устав,она еще в ста верстах,она еще в ста верстах,ей еще два перехода.
О том, как танки идут в атаку
А пехоты и правда не было.Она утопала в песках,шла, захлебываясь пылью,едва дыша.Летчик, посланный на разведку,впереди неев облакахлетел как оторванная от тела душа.Он знал:за десять минут отсюда уже начинался бой.Проклятье!Он могэти сутки для нихсделать за десять минут.Если б можноих всехна канатахпотянуть вверх, за собой,поднять,перенестии поставитьза сто верст,там, где их ждут.Он делал над их головами смертельные номера:двойной разворот,штопор,двойной разворот.И смертельно усталые люди снизу хрипло кричали «ура».Они понимали, что он им хочет помочь скоротать переход.
— Что ж, придется одним. —Майор потушил папиросу о клепку брони.Комиссар дострочил на планшете последнюю строчку жене.
Начальник штаба молча кивнул:— Что ж, одни так одни, —и посмотрел на багровое солнце, плывшее в стороне.
Все посмотрели на солнце.Открыв верхние люкина всех,сколько было,танках,сдвинув на лоб очки,положив на поручни башен черные кожаные руки,танкисты смотрели на солнце,катившееся через пески.Не всем им завтра встретить восход под этими облаками.Майор поднялся на башню:— За Родину!— В бой!
Сигналист крест-накрест взмахнул флажками,и стальные люки с грохотом захлопнулись над головой.В броневом стекле вниз и вверх метались холмы.Не было больше ни неба,ни солнца,только узкий кусокземли, в которую надо стрелять,только онии мы.Только мыи они,которых надо вдавить в этот песок.— За Родину —значит за наше правораз и навсегдабыть равными перед жизнью и смертью,если нужно — в этих песках.За мою мать,которая никогдане будет плакать, прося за сына,у чужеземца в ногах.
— За Родину —значит за наши русские в липах и тополях города,где ты бегал мальчишкой,где, если ты стоишь того,будет памятник твой.
За любимую женщину,которая так горда,что плюнет в лицо тебе, если ты трусом вернешься домой.
Облитая бензином, кругом горела трава,майор, задыхаясь от дыма, вытер глаза черным платком,крикнул:— Вперед, за Родину!
Стрелок не расслышал слова,но по губам угадали, стреляя,повторил их беззвучным ртом.Снаряд ворвался в самую башню.На мгновение глухота,как будто страшно ударили в ухоСтараясь содрать тишину,майор провел по лицу ладонью.Ладонь была залита,стрелок привалился к его плечу,как будто клонило ко сну.
Майор рванул рукоять.Пулемет замолк.Замоку орудья разодран в куски.Но танк еще шел!Танк еще шел!Танк еще мог…Еще сквозь пробоину плыло небои летели пески.
И вдруг застряли опять рванулся страшным рывком.— Денисов! —Водитель молчал.— Денисов! —Молчал.— Денис… —Майор качнулся вправо и влево в обнимку с мертвым стрелкоми, оторвав ослепшие пальцы,пролез вниз.Водительсидел, как всегда, — руки на рычагах.Посмертным усильем воли он выжал передний ход,
Исполняяего последнеежеланье,в мертвых зрачкахземля, как при жизни, еще летела вперед.Похоронный марш,слава,вечная память —это все потом.А пока на мокром от крови кресле тесно сидеть вдвоем.Майор отодвинул мертвого,повернул лицом к бронеи, дотянувшись до рычагов,прижался к его спине…
Семь танков уже горело.Справа,слеваи сзадибыли воткнуты в небо столбы дыма.Но согласно приказуоставшиеся в живыхшли, не глядя,шли мимо,мимо праха товарищей,мимо горящих могил,недописанных писем,недожитых жизней.
Перед смертью каждый из них попросилтолько горсть воды себеи победы в бою отчизне.Есть у танкистов команда:«Делай, как я!»Смерть не может прервать ее исполненья.Заместитель умершегоповторяет:— Делай, как я! —Умирает,и его заместительведет батальон в наступление.Экипаж твой убит.Но еще далеко до отбоя,и соседи не знают, что мертвым не прикажешь стрелять.
Если ты повернешь,вдруг они повернут за тобою,вечность,тридцать секундпотеряв, чтоб понять.Да!Но ты еще жив.И разодранный,страшный,молчащий,танк майора прорвался к реке.Да, пускай не стрелять,только б в землю их вмять,только б чащедогонять их машины,оставляяза собойскорлупу на песке.
Майор срывает флягу с ремня.Воды больше нет.Ну и черт с ней!Он сжимает сожженный рот.В эту минуту победыбольше нетни тебя,ни меня,ни жажды,ни смерти,ничего,кроме — вперед!
О вечере после боя
