Обстоятельные беседы с Э. Баром. Я посвятил его в намеченные перемены в моей деятельности, не скрывая, что это может иметь также минусы для практического обновления советско-западногерманских отношений. Из Бонна мне будет труднее поддерживать оперативный контакт с Л. И. Брежневым и его непосредственным окружением, без чего дело хромает порой без всяких видимых причин. Высказал мнение о желательности энергичной наработки в ближайшие месяцы заделов на определяющих климат направлениях.
Статс-секретарь заметил, что В. Брандт и он считались с вероятностью моего назначения в Бонн. Если так случится, федеральный канцлер окажет новому послу всю возможную поддержку и посольство СССР на Рейне обретет для советского руководства иную по меньшей мере информационную ценность.
Э. Бар согласен с тем, что промедление в накоплении положительного капитала таит большой риск. Ратификация Московского договора столкнется с большими трудностями, чем предполагалось. Федеративная Республика, как государство и общность людей, оказалась на распутье. В стадии становления, без преувеличения, новый политический курс, и приверженцы старой доктрины добровольно не сдадут своих позиций. В известном смысле фракция ХДС/ХСС в бундестаге настроена даже консервативнее, чем базис этих партий.
Мы сравниваем различные модальности, прикидываем, где заключены резервы, а где тормозные башмаки. Не требовалось особой проницательности, чтобы распознать полезность поощрения экономического сотрудничества. Полезность – это подобно звездочке на небосклоне: не помешает ни в коем случае, но при доле Советского Союза меньше двух процентов во внешнеторговом обороте ФРГ, увы, не выручит.
Что еще? Отказ от насилия приглашает к новому прочтению азов концепции, расстановки сил и акцентов в военной политике. Немцы, однако, ассоциируют понятие насилия с кризисами вокруг Западного Берлина и нерешенностью в первую очередь человеческих аспектов германо(ГДР) – германских(ФРГ) взаимоотношений. Отсюда другие приоритеты. Сверхмилитаризация не радует, тем не менее из наличествующих разновидностей негатива она не принимается за наихудшую.
Прорыв должны совершить сами западные и восточные немцы. Четыре державы могут им помочь, но развязать конкретные узлы за них и вместо них не в состоянии.
Опять проговор в деталях берлинского сюжета. Надо форсировать поиски элементов согласия и развязок. Переговоры четырех послов еще очень понадобятся в дальнейшем, и поэтому следовало бы озаботиться тем, чтобы на них как можно реже звучало жесткое «нет».
По возвращении в Москву доклад в два адреса. Громыко сосредоточен на перспективах ратификации Московского договора. Соберет ли договор необходимое большинство? Может, зря, размышляет министр, мы избрали форму договора? Обмен заявлениями или соглашение, не требующие благоволения парламента, решали бы они задачу меньшей затратой нервов и сил?
Принимая в расчет обусловленность ратификации Московского договора прогрессом на переговорах по Западному Берлину, замечаю я, можно или попросить поляков продвигать свой договор через бундестаг раньше нашего, или нам выдвинуть на западноберлинских переговорах смелые инициативные предложения, отклонить которые три державы были бы не в состоянии, не теряя ореола радетелей города. Ратификация договора в Варшаве, строго говоря, не завязана на предварительное урегулирование какого-либо из ныне открытых вопросов, и вместе с тем по логике вещей она облегчала бы прохождение через боннский парламент договора с нами.
Громыко активно не нравится идея опережающей ратификации польско-западногерманского договора.
– Как это, по-вашему, должно получиться, мы начали и затем отстали от Варшавы? Народ не поймет. Вместе два договора рассматриваются – согласен. Но чтобы нам сойти на запасной путь, пропуская вперед поляков? Не получается.
– У ФРГ есть договор о дружбе с Францией, но нет аналогичного договора с США. И живут себе.
– Мы обсудили этот вопрос. Что у нас еще?
Еще были западноберлинский узел и естественные для министра сетования на «просчет», допущенный В. Брандтом.
Брежнев ни один вариант не брал в штыки. Раздельная ратификация Московского и Варшавского договоров? Заманчиво. Но немцы на это не пойдут. Следует продвигать другие проекты, в том числе берлинское урегулирование.
12 января 1971 г. правительство ФРГ «с удовольствием» дало агреман на мое назначение послом в Бонн. Необычное и лично для меня приятное добавление к стандартной формуле вызвало в Москве некий шорох. Не будет ли новый посол слишком удобен для немцев? Совместятся ли официальные обязанности и тесные взаимоотношения с новыми руководителями ФРГ? Примерно таков был подтекст иных комментариев.
Не знаю, правильно или нет, я решил, что нелишне показать характер. Маниловщина, даже как репутация, лишь во вред.
После подписания Московского договора заметно интенсифицировались государственные обмены между СССР и ФРГ. В сентябре 1970 г. Советский Союз посетили федеральный министр экономики проф. К. Шиллер и министр по делам образования и науки проф. Г. Лойссинк. Подписано соглашение о сотрудничестве между Академией наук СССР и Немецким исследовательским обществом. В середине января 1971 г. гостем советской парламентской группы был председатель комитета по иностранным делам бундестага Г. Шредер. Знакомство с Г. Шредером имело полезное продолжение в ходе моей работы в Бонне. В феврале – марте 1971 г. велись переговоры о воздушном сообщении и состоялись первые предметные обсуждения проекта торгового соглашения между нашими странами.
И вот подходящий случай представился. Делегация «Юнге унион» во главе с Ю. Эхтернахом выразила пожелание встретиться со мной в МИД СССР. В группе члены правления Д. Фишер и Ф. Рюэ, будущий генеральный секретарь ХДС и нынешний министр обороны ФРГ. Решительные молодые люди, исполненные уверенности в достоверности своих взглядов и аргументов. Гости ставят вопросы, ответы за мной. Собеседникам не совсем по себе. Они не ожидали разговора без дипломатии.
Московский договор не создает трудностей для западноевропейской интеграции. Он не отменяет, но делает неактуальными положения статей 53 и 107 Устава ООН о вражеских государствах. Заключение договора потребовало от советского руководства значительных усилий, чтобы, в частности, сделать его понятным населению. Нератификация договора явилась бы ударом по советско-западногерманским отношениям. Что касается Западного Берлина, то при взаимности достижимо как всеохватывающее, так и частичное урегулирование. Понятно, в основу транзитного сообщения с Западным Берлином придется положить обычные международные правила, которые никого не должны дискриминировать и никому не предоставлять привилегий. Вопрос федерального политического присутствия в Западном Берлине тоже решаем, если будут уважаться четырехсторонние соглашения и оговорки к статье 24 боннской конституции, сделанные тремя державами. Такими были акценты в моих высказываниях.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
