неузнаваемости в пронзительном крике: глаза заполнялись черным дымом, конечности становились тоньше и длиннее. Конец у сказок был один: оба, юноша и красавица, сначала оглушали жертву криком, а затем вцеплялись пальцами с острыми когтями в плоть и утаскивали с собой. Первый образ писался с Трэвиса Нуара, а образ юной красавицы – с Хель Нуар.
Сейчас перед Аимом стояла обыкновенная девушка: она говорила, как любая француженка из человеческого мира, одета была в коричневое развевающееся платье в мелкий цветочек, поверх которого висел оранжевый свитер. Вот только глаза у нее были черные, как и у всех обладательниц ночного дара, а кожа была бледнее, чем у обычных людей. Но все же Луиза выглядела безобидно, она не была похожа на героиню леденящих кровь легенд.
Однако Аим почувствовал могущественную силу через прикосновение. Он растер кончики пальцев другой рукой в попытке избавиться от духовного холода. Аим уже и забыл, что имел дело не только с продолжением древа Нуар, но и с обладательницами ночных даров. Той власти, что была у них, не было ни у одного ночного визарда.
Им наверняка было неизвестно то, что Аим знал о них. Жулли могла бы с легкостью заморозить его холодным лунным светом, остановив биение сердца. Розали могла бы сделать так, что он бы рассказал все свои темные тайны. Луиза по идее могла бы оглушить его криком или даже взорвать сосуды головного мозга. Энн могла бы в любое время привязать к себе призрака и заставить его следить за ним. «Они всего лишь дети, Аим», – напомнил он себе. «Дети, которые быстро учатся», – тут же не без досады признал он, вспомнив Розали на турнире.
Он обернулся и встретился взглядом с уже до боли знакомыми черными глазами, в которых сквозила грусть. Розали смотрела на него в упор. «Возможно, избавиться от ее призрака было не самой лучшей затеей». Аим тут же одернул себя, заставил чувство вины угаснуть в нем, как делал много раз, когда вспоминал о своем отряде из Виллдэпера. В конце концов, с чего бы ему должно быть совестно за то, кем он стал, а точнее за то, кем его заставили стать? Прожив год с монстрами, невольно начинаешь быть на них похожим. Сам он считал себя погибшим, он умер в том туманном лесу, а точнее все человеческое в нем покинуло его. Теперь он ничего не чувствовал, а его единственная цель – месть. Его не волновало, что будет после мести, он никогда об этом не задумывался. Точнее, он не надеется дожить до этого «после», ведь когда он исполнит то, что задумал, вряд ли его оставят в живых. Аим был настроен на полное разрушение, в первую очередь – самого себя. Он не успокоится, пока не отправит Адриана в Виллдэпер, а отца не оставит совсем одного.
Что-то светлое опять промелькнуло в его сердце, будто осколок света реально существовал в нем, и он впился в его сердце, царапая его и вызывая кровотечение. А вслед за болью, щемящей сердце, пришла мысль: «Она не заслужила этого. Розали просто попала под перестрельный огонь между мной и моей никчемной семьей. Она не должна пострадать». Но наличие личного призрака у Розали сильно смущало Аима. Он долго искал, как убрать Марту. И самый лучший способ оказался поставить Энн с Итаном. Среди участников турнира о нем ходили слухи, что якобы он много лет назад привязал к себе призрака, обратившись к визарду, который занимался не совсем легальной магией, но и не черной.
Марта могла следить за Аимом или влиять на решения Розали, а значит, она помешала бы ему воплотить план в жизнь. «Так или иначе у Розали и Марты была странная связь. Она должна была оборваться. И мне совсем не жаль. Всякому восьмикласснику известно, что нельзя привязывать к себе призрака, а тем более делать это надолго. Для якоря это чревато психологическими и физическими проблемами, а призрак все больше и больше будет становиться агрессивным».
– Вы отправляйтесь в бутик за ингредиентами. Мы с Розали отправимся в другое место.
– Куда? – удивилась Розали.
– Увидишь. – Он подмигнул ей.
Энн сделала пару шагов к сестре.
– Она спустится, когда переоденется. Подожди внизу.
Аим кивнул и вышел из комнаты. Он был уверен на все сто процентов, что Энн будет убеждать Розали не доверять ему или же вообще никуда с ним не ходить. Но она придет, она спустится к нему. В этом он тоже был уверен.
Как он и предсказывал, Розали вышла к нему на улицу спустя пару минут. На ней была белоснежная блузка и кроваво-красная юбка с завышенной талией. Красная ткань струилась до щиколоток, а боковой вырез оголял правую ногу чуть выше колена. Налюбовавшись ее нарядом, Аим развернулся в сторону, где улица Соул Доржанс брала свое начало. Розали поспешным шагом догнала его.
Солнце доползло до горизонта, осветив город мягким сиреневым цветом. Лицо девушки тоже окрасилось в холодный цвет заката. Аим также заметил, что она выглядела немного раздраженно и ее губы были поджаты. Она явно расстроена после разговора с Энн.
– Я понимаю, ты пытаешься быть загадочным. Но это должно прекратиться. Ответь наконец: куда мы идем?
– Терпение. Мы практически на месте.
– Я тебе точно нужна там? Я потеряла близкого человека сегодня. Мне не до всего этого.
«Ты потеряла того, кто уже был мертв. Ты играла с трупом вместо того, чтобы отпустить его на свободу». Аим удивился этой мысли, она была такой правильной, будто в нем проснулся старый Аим-ботаник. Он никогда не был слишком правильным, но действовал по всем законом магии, чего нельзя было сказать о семье Нуар.
– Хватит страдать, время подумать о мести.
– Мести?
– Судьи не дисквалифицировали Итана за призрака. Ты можешь им насолить, выиграв в этом соревновании. Если не раскиснешь, конечно.
Розали поморщилась, ей не понравилось, что Аим назвал ее нынешнее состояние скорби раскисанием.
– Так вот что ты сделал с Адрианом, ты отомстил ему.
Она сказала это без упрека, ее слова прозвучали даже слишком отстраненно. Розали скрестила руки на груди и слегка съежилась. Обычно она ходила с высоко поднятой головой, ровной осанкой, а ее шаги всегда были размерены и тверды. Она будто заявляла миру о себе. Сейчас она словно хотела уменьшиться в размере, обнять себя и спрятаться от чужих глаз. В ее состоянии он узнал себя, когда его только арестовали. Ему тоже хотелось скрыться.
– Когда правосудия нет, приходится добиваться его самому.
– Что он тебе сделал?
– Неважно.
– Это Адриан
