Дверь в кладовку была открыта. Спустившись, Гинта замерла, прислушиваясь к тому, что там происходит, и когда раздался приглушенный вскрик, кинулась в комнату, пытаясь сообразить, как поступить.
— Ты что, спала с ним, тварь? Спала? — шипел Бражников, вцепившись в Альбину.
— Н-нет! Я н-не понимаю… — давилась словами Альбина, задыхаясь от ужаса и извиваясь в его руках. — К-кто, Ви-и-тя?… О ком ты?…
— Не понимает она… — с каждым мгновением все больше свирепел Бражников. — Я из тебя кишки выпущу, когда дознаюсь! Ты у меня землю жрать будешь! Под забором сдохнешь…
Гинта вцепилась в дверь и сжала челюсти.
Почувствовав ее присутствие, мужчина обернулся и уставился на нее налившимися кровью глазами.
— Ты… — он выпрямился, тяжело дыша, и сплюнул. — Чего зенки вылупила?!
Гинта покорно опустила голову, комкая край фартука.
— Пожрать дай чего-нибудь. И водки! — велел он, вытирая руки о штаны. Затем, оглядев Альбину, опять нагнулся и пятерней обхватил ее лицо. — Я тебя зарою, если что-нибудь пикнешь, поняла?
Женщина быстро закивала. Бражников сжал пальцы с такой силой, что кожа на лице Альбины покраснела. Оттолкнув ее голову так, что она ударилась о подлокотник, он вышел из кладовки и направился в гостиную. Гинта посторонилась, почти слившись со стеной, а потом бросила на Альбину быстрый пронзительный взгляд. Та ответила ей таким же взглядом, будто сообщая ей что-то конкретное и важное. Но Гинте было достаточно того, что она увидела. И то, как вела себя Альбина, и что последовало за этим, произвело на нее сильное впечатление — глаза ее были широко открыты и полны решимости. Разумеется, неожиданное появление Бражникова напугало ее, но что-то неуловимо изменилось в самой Альбине, отчего стало понятно, что она только что с блеском сыграла новую для себя роль.
Гинта покачала головой и закрыла дверь. «Хуже дурака может быть только смелый и решительный дурак», подумала она. Как бы не получилось, что своими действиями жена Бражникова только все не испортила. Но вставать сама Альбина еще не могла, каждое движение причиняло ей боль, а лишний вес, который она набрала за годы своего вынужденного «замужества», лишь усугублял ее положение. И все же она шла на поправку, судя по тому, что начала более или менее сносно соображать. Это радовало Гинту как врача, но напрягало как человека, вынужденного прятаться за личиной прислуги.
Быстро сложив два и два и оценивая услышанное, Гинта сразу же отмела мысль о том, что Бражников ревновал Альбину. Нет, он хотел знать лишь одно, кто мог донести о том, что Полуянов заходил к нему. «А действительно, кто?» — нарезая запеченное мясо и овощи, размышляла Гинта.
Гочу тоже пришлось исключить, потому что восемь лет назад тот был еще подростком и не работал на Бражникова. Возможно, это был кто-то из соседей. Но тогда почему этот кто-то рассказал обо всем только сейчас?
Гинта опустила взгляд — салфетка прилипла к пальцу и промокла от крови, когда она нажимала на нож. Намочив руки, женщина сняла импровизированную повязку и, взяв блюдо таким образом, чтобы не выпячивать палец, отнесла его в гостиную.
Бражников опять стоял у окна. Поставив тарелку, Гинта не спеша разложила столовые приборы. Она прекрасно знала, что Бражников есть подобно зверю — разрывает руками куски мяса и жадно запихивает их в рот, наплевав на все приличия. Но его требования, разнящиеся по смыслу, выполняла досконально, хоть это и выглядело по меньшей мере смешно. Она принесла из морозилки новую бутылку, продолжая наблюдать за мужчиной. Но тот был настолько поглощен своими мыслями, что не обращал на нее внимания. Пустое место, вот кем была Гинта, и ей это было на руку.
Когда за воротами раздался автомобильный сигнал, Бражников быстро прошел мимо нее, обдав густым запахом пота и перегара. Гинта до боли прикусила внутреннюю часть щеки, так ей хотелось последовать за ним. Но максимум, что она могла сделать, это укрыться за шторой и выглянуть в окно.
От увиденного она обомлела. Мужики с помощью ломов и перфораторов ломали стену сарая. По двору заметалась красно-серая пыль. Прикрывая нижнюю часть лица рукавом, Бражников стоял поодаль и смотрел, как обваливается кирпич и оголяются стыки крыши, а Гоча показывал работягам, где следует сделать еще один проем.
— Stо si smislio?[4] — пробормотала она, ощущая, как щеки обдало жаром, а спину — ледяным холодом.
52
Через полтора часа работяги ушли, оставив после себя раскуроченную стену и заваленный кирпичами бетонный пол сарая.
Гинта силилась понять, что происходит, и никак не могла разгадать задумку Бражникова. Сарай оказался абсолютно пуст — внутри него были лишь голые необработанные стены без окон и клубы пыли, через которые просматривался свисающий с потолка кривоватый длинный провод с лампочкой. Собирать оставшийся строительный мусор никто не спешил. Гоча поднял пару отлетевших в сторону кирпичей и забросил их внутрь.
В ушах Гинты все еще звучал грохот от перфораторов и ударов ломами. Заметив, что Бражников завернул за угол, она отлипла от окна и скрылась на кухне. Хозяин дома — в пыльной одежде и обуви — сел за стол и стал есть, с глухим рычанием впихивая в себя куски мяса и сдабривая их ледяной водкой прямо из горла.
Гинта сжала челюсти и скрипнула зубами. Нет, она не могла ошибиться! Следовало набраться терпения и продолжать оставаться тенью, чтобы не пропустить ни единой детали. Порой, ничтожная и не стоящая внимания мелочь могла угробить самый великий план, и она не могла этого допустить. Среди белого дня нечего было и думать, чтобы самой пробраться в сарай и все там проверить. Да и что, собственно, она могла там найти? Вот он, прямо перед ней, открыт — смотри! Глаза только в порошок не сотри!
Ее взгляд оказался прикован к кухонной стене. «Смотри… смотри… смотри…» — как заведенная, повторяла про себя Гинта. И уже через минуту ее укололо догадкой, от которой у нее волосы поднялись
