Зато был Эдди.
И еще Виктория, которая устроилась на не слишком чистой лавке и тоже слушала.
- Вот так… он хочет с тобой встретиться, - сказала Эва.
А Эдди вздохнул так, тягостно.
- Драконы… опять драконы, а?
- У меня нет, - Тори качнула ногой, и из-под юбки выглянула не только туфелька, но и щиколотка показалась. – Я бал видела. И платье. То, которое мы выбрали… то есть была бальная зала. А потом другая, под ней. Такая вот… как пещера. И я там. И ты тоже. И все мы. А еще я играю… на дудке. Той, которую ты мне подарил. Я играю для человека из сна… того, который был в доме. Играю, потому что он попросил. И все умирают.
Эва открыла рот.
И закрыла.
- Я вот и подумала, - Тори разжала ладонь, на которой лежало что-то маленькое и уродливое, черного цвета. – Может, ты заберешь её? Я не хочу, чтобы все умирали.
- А ты сможешь отдать?
- Я… попытаюсь.
Эдди покачал головой. И сказал:
- Так судьбу не обманешь.
- А как обманешь? И это ведь может быть просто сном? Матушка говорит, что от нервов случаются дурные сны. А нервов было много. и вот…
- Сама-то веришь?
- Нет, - Тори сжала кулак. – Это было до того реально, что я… я слышала музыку. И хотела остановиться. Честно. Но не могла. Что мне теперь делать?
- Не знаю, - Эдди огляделся. А потом предложил. – Может, и вправду спросить мудрого совета? Только сперва вас отведу…
- Мы с тобой, - Эва поняла, что не отступиться. А для убедительности добавила. – Не возьмешь, сами найдем…
Пусть это совсем неблагоразумно. И неправильно, наверное. Но она совершенно точно не собирается отпускать его к дракону одного.
В конце концов, они ведь даже не представлены!
И…
Эдди усмехнулся. Вытащил дудочку и сказал:
- Тогда чего тянуть…
От этого низкого вибрирующего звука сердце в груди забилось сильнее. А потом мир качнулся. И Эва только и успела, что схватить сестру за руку.
Дернуть.
И выдернуть.
На ту сторону. На ней тоже была беседка, точнее в первое мгновенье она показалась именно беседкой, и уже потом Эва поняла, что это совершенно иное что-то.
Столпы не из дерева, но из камня. И каменные же плиты лежат наверху. А потолка нет, зато есть черное-черное небо с белыми звездами. При этом вокруг светло.
Трава вот тоже черная.
А по ней стелются туманы. И Виктория ежится.
- Как-то здесь неуютно, что ли… ты вообще уверена, что этому дракону можно верить?
Нет.
Эва прикусила губу. Она не уверена. Вот совсем-совсем не уверена. А если и вправду? Если её заманили сюда, обманули, чтобы привела остальных? А теперь возьмут и сожрут? Или чего похуже. Хотя чего уж хуже-то?
Эдди озирался.
Здесь он другой какой-то… еще выше? Шире? Нет, это вряд ли возможно. Скорее даже в этом мире он настоящий. А что одет в какую-то потертую куртку, так ему и к лицу.
Ветер…
И нет, не холодно. Скорее тянет крылья распахнуть. Эва и распахивает, превращаясь в птицу. А потом садится на плечо Эдди.
- Да уж, - у Тори в этом мире волосы черны. Ветер растягивает их, разбирает на пряди, и пряди шевелятся, словно змеи.
Лицо у нее узкое.
Губы алые.
Она красива и страшна одновременно. Но Эва не боится. А еще она видит. И её видят. И мир вздрагивает, а туман поднимается, сплетаясь в белоснежного зверя.
Дракона.
Милисента, конечно, о драконах рассказывала. Но все одно Эдди представлял их немного иными, что ли? Не такими… внушающими.
Зверюга.
Белоснежная чешуя отливает перламутром. А глаза вот змеиные, желтые. И это – единственный яркий цвет здесь и сейчас. Башка… башка наклоняется. Медленно. И Эдди обдает горячим дыханием.
- Здравствуй, что ли, - Эдди заставляет себя удержаться на месте, хотя больше всего тянет убраться.
Сбежать.
Он не трус. Это не трусость, а благоразумие. А стоять вот, пялится на зверя, как раз признак величайшей дури. И выходит, что Эдди – дурак редкостный, если стоит и пялится.
Дракон засмеялся.
И стал человеком.
Невозможно, стало быть? Ну-ну… ладно, это пусть всякого рода умники определяются, чего там возможно с точки зрения науки, а чего нет. Эдди же… просто разглядывает человека.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Нечеловека.
Слишком уж он собою хорош. Куда там Сент-Ортону, который тоже весьма неплох и тем бесит, но тут… тут иное.
- Здравствуй, правнук, - сказал дракон.
- Здравствуй… - Эдди слегка замялся. – Прадедушка?
- Много раз «пра».
- Это да… но я как бы не уверен.
Дракон рассмеялся.
- Я уверен. Я слышу свою кровь. Здесь она звучит яснее. И слышу свою плоть… но не у тебя.
И к Виктории Орвуд повернулся. Она же со вздохом вытащила дудочку, которую протянула дракону.
- Ваше?
Пальцы дрожат. И над ней клубиться тьма, как и над дудкой.
- Уже нет. Дары не отнимают.
- Я… не уверена, что по праву.
Дракон склонился над её ладонью и сделал глубокий вдох. Он закрыл глаза и протянул руку.
- Позволишь?
Тори кивнула, проворчав:
- Как будто могу отказать…
- Можешь, дитя… можешь… когда-то большой кровью и болью вы получили право отказывать. Кому бы то ни было. А потом забыли о том. Но ты помни.
Дудочка тоже была настоящей. В этом мире тумана легко было отличить настоящее от ненастоящего. Дракон провел по ней кончиками пальцев и поднес к губам.
Дунул.
Звук пролетел по-над миром, и туманы всколыхнулись, оживая. И одна за другой подниматься стали призрачные фигуры…
Люди?
И не только. Но людей больше. Усталые. С изможденными лицами. В грязных потрепанных одеждах, они просто стояли, рядом, но не видя друг друга.
Кто-то в мундире.
Кто-то…
Как мертвецы? Ну да, конечно, те, из Мертвой пустыни.
Сиу.
Выше нынешних. И такие же худые. И лица резкие, чуждые… темная кожа, разукрашенная шрамами, которые складываются в узор.
В один на всех.
Орки.
Их тоже много, почти как людей… и дракон улыбается. А потом взмахом руки стирает всех. И возвращает дудочку Виктории.
- Теперь она будет звучать легче, дитя моего брата.
- Что? Вы… нет, глупость это, мы люди…
Дракон склонил голову.
- Конечно, вы люди. Но и не только. Я чую в тебе эхо его силы, как и в тебе, маленькая птичка. Но нельзя надолго прятаться в чужом теле. Так можно и забыть, кто ты на самом деле.
Он взмахнул рукой, и зимородок, до того тихо сидевший на плече Эдди, вновь превратился в Эванору Орвуд. Растрепанную и, кажется, возмущенную.
- Вы когда-нибудь видели бурю на море?
- Ты позвал нас за этим? – Эдди посмотрел, как Виктория держит дудочку. Аккуратно. Осторожно даже. Будто та, черная, побывав в чужих руках сделалась хрупка.
- Не только. Но я давно не видел бурь.
И мир меняется. Мир здесь, на изнанке, текуч, подобен зыбучим пескам, и оттого опасен. Эдди успевает взять за руку Эву, и они оказываются на берегу.
Втроем.
- А где… - Эва оборачивается. – Виктория…
- Не мешай ей, - сказал дракон.
- Но… она же заблудится?
- Ей надо научиться. Возвращаться в том числе.
- Но…
- Сядь, - дракон велел это, но Эва насупилась и скрестила руки на груди.
- Я не собираюсь… вы должны вернуть мою сестру! Вы ведь обещали, что… что здесь безопасно!
- Здесь безопасно, - дракон посмотрел на Эдди. А потом снова на Эву. И поднял ладонь, поднес к губам и дунул. Ветер, сорвавшийся с руки, смял человека, превращая в пташку, а ту закрутил и…
- Что за…
- Спокойно. Она хотела к сестре? Пускай. С ними ничего не случится. Слово.
Слово мертвеца многого ли стоит? Но нынешнее упало. И Эдди понял, что оно нерушимо.
- Если в них тоже кровь…
- Она во всех вас, - дракон повернулся к берегу. Здесь скалы выдавались из моря, вырастали утесом, с края которого раскрывалась кипящая бездна. И ярились волны, спешили, летели, чтобы рассечь себя о камень, чтобы снова стать пеной.
