Между этими двумя выездами у нее был разговор с Хьюкаби. Хьюкаби, старавшийся остаться лояльным по отношению к обеим сторонам, чувствовал себя неважно в нравственном отношении, он был в курсе дела благодаря хозяйничанью Клементины в доме Квистуса и откровенности отчаявшейся Лены Фонтэн. Его сердце истекало кровью за Лену Фонтэн. Она приходила к нему за сочувствием. Ни с кем в мире, кроме него, она не могла говорить откровенно. Она была в отчаянии. Эта ужасная женщина оскорбляла ее, издевалась над ней, восстановила против нее Квистуса. Он внезапно переменился к ней, избегал ее и, находясь в ее обществе, был, как всегда, вежлив и учтив, но избегал каких бы то ни было щекотливых тем.
О Динаре, на который она так рассчитывала, нечего было и думать. Он на ее глазах был приглашен в какой-то дом для сумасшедших, чтобы быть под постоянным надзором. Что ей делать? Сперва она хотела поговорить с ним, поставить ему на вид его поведение, упрекнуть в недостаточном внимании по отношению к ней. Затем испугалась, возможно, что это навсегда оттолкнет его от нее. Она горько плакала, как несчастная, обиженная женщина, а Хьюкаби стоял перед ней с носовым платком и зеркалом, чтобы можно было уничтожить следы слез.
Однажды Хьюкаби и Клементина встретились в передней дома на Руссель-Сквере.
— Вы виделись с тех пор с м-с Фонтэн? — осведомилась она.
Он ответил утвердительно.
— Ей, наверное, скверно приходится, — угрюмо заметила она.
— Она очень несчастна. Я же говорил вам, что для нее это было все — это было ее спасение.
Клементина подметила нотку глубокой жалости в его тоне и внимательно посмотрела на него своими проницательными глазами.
— Вас самих, кажется, очень заботит участь этой леди.
Хьюкаби в замешательстве посмотрел на нее и пожал плечами. Клементина была из тех женщин, которые считали искренность выше всего. Он сообщил ей свою тайну.
— Я люблю ее… Я сильно люблю ее… Я знаю, что это безумие, но ничего не могу поделать с собой…
— Имеете вы какие-нибудь сведения о финансовом положении леди… сколько она имеет ежегодно честным путем?
— Четыреста фунтов в год.
— А вы?
— Когда я получу назначение в Антропологическое общество, я буду иметь пятьсот фунтов.
— Девятьсот фунтов… Скажите, имеете вы понятие о минимуме ежегодного дохода, за который она согласилась бы быть спасенной?
— Нет, — ответил ошеломленный Хьюкаби.
— В таком случае сделайте это, — был ответ, — до свидания.
Ее второй выезд был к Квинсам. Леди Квинс уже на обеде у Квистуса просила ее быть у нее и прислала ей пригласительное письмо. Она держала свое приглашение в секрете, зная, что Квистус также приглашен и что весьма вероятен и приезд соперницы. Окруженная, приветствуемая, засыпанная комплиментами, она не сразу нашла м-с Фонтэн в большом красивом саду.
Наконец, она заметила ее рядом с Квистусом, на скамейке, полускрытой густым кустарником. Клементина немедленно постаралась избавить их от соседства друг с другом и с улыбкой направилась к ним. Квистус вскочил и глубоко вздохнул, как человек, открывший окно спальной в первый день своего пребывания в горах.
— Клементина! Я не подозревал, что вы приедете! Как чудесно! — он посмотрел на нее, стоявшую перед ним с летним зонтиком на плече. — Клементина и летний зонтик! Простите мою дерзость, — начал он, — но у вас самое хорошее платье, которое я когда-либо видел.
Это была баснословная вещь — разрисованный от руки муслин. Она засмеялась и повернулась к Фонтэн, старавшейся принять равнодушный вид в своем обыкновенном костюме.
— Он совершенствуется. Слыхали ли вы от него когда-нибудь раньше комплименты по поводу туалетов?
— Много раз, — солгала м-с Фонтэн.
— Очевидно тут сказывается ваше благотворное влияние, — возразила Клементина. Она обратилась к Квистусу: — Я сегодня утром видела Хьюкаби и сделала распоряжения для отправки книг и вещей в Молхэм. Он сделает все великолепно и вы будете избавлены от хлопот. Он великолепный малый.
— И незаменимый ассистент.
— Д-р Квистус сказал мне, что он ваш старый друг, м-с Фонтэн, — заметила Клементина. — Как жаль, что вас нельзя уговорить ехать в Молхэм.
— Вам нужен будет тогда еще один кавалер.
— Я приглашу еще одного драгуна, если вы сделаете мне честь приехать. Мне же достаточно будет и адмирала английского флота.
Подошедшая хозяйка увлекла с собой Квистуса. Обе женщины остались с глазу на глаз. Лена Фонтэн резко повернулась, раздраженная с побелевшими губами.
— С меня довольно! Я не намерена больше это терпеть. Я не позволю так над собой издеваться.
— Что же вы сделаете?
Лена Фонтэн сжала свои маленькие ручки. Что она могла сделать!
— Пойдемте, пойдемте, — сказала Клементина, — давайте говорить открыто, как рассудительные женщины, забыв личные счеты. Садитесь, между нами только один повод к вражде. Вы не можете отрицать, что великолепно его знаете. Отойдите. Бросьте об этом всякую мысль, и я оставлю вас в покое. Забудьте об этом! Вы видите, что я все равно вам этого не позволю!
— Вы меня оскорбляете! — полуистерически крикнула другая.
— Я знаю, — холодно возразила Клементина. — Я жестокая женщина. Всю жизнь была такой. Но делать жестокости все-таки иногда необходимо. Поэтому я повторяю: отойдите.
Лена взглянула на энергичное лицо и бросавшие искры глаза и ничего не сказала. Она знала, что не многого стоила для этого сурового существа. Она была совершенно подавлена. Торговка рыбой стала большой леди, диктовавшей свои условия и заставляла подчиниться. Она была даже не женщина, а какая-то непреоборимая сила.
Впервые Лена Фонтэн почувствовала себя побежденной. Ее лицо побледнело. Томность в глазах заменилась страхом. Ничего не говоря, она нервно мяла перчатку. Она была во власти победителя. Молчание продолжалось несколько минут. Затем сердце Клементины смягчилось. Обидеть ее, то же, что обидеть бабочку очень глупенькую, испуганную, пустую маленькую бабочку. Только бабочку!
— Дорогая, — кротко сказала она в конце концов, — я знаю, как тяжела жизнь одинокой, беззащитной женщины. Я знаю, что вы имеете основание ненавидеть меня за то, что я не хочу позволить вам сделать эту жизнь лучше и слаще. Но я думаю, что вскоре вы перестанете меня так ненавидеть. Я чертовка, как вы меня называете, а когда мне мешают, я становлюсь дьяволом. Но на самом деле я не очень скверная женщина. Я не оскорбляю вас, сделав такую глупость, как предложив нам быть друзьями, когда у вас явное желание убить меня. Но я прошу вас помнить, я слишком много страдала, чтобы говорить на ветер серьезные вещи, я прошу вас помнить, что если вы будете нуждаться в женщине-друге, вы всегда можете рассчитывать на меня. Я гораздо старше вас, — великодушно добавила она. — Мне тридцать шесть лет.
