- Где здесь туалет?
- Идем, направо. Вера, спроси на ресепшене, тебя проведут.
Соня обернулась.
- Нет! Подожди нас! Я быстро!
И я ждала. Ждала пока они вернутся, пока Андрей попытается в очередной раз узнать, кто отец ребенка Сони, а она снова его пошлет, пока нам дадут халаты и проводят в кафетерий со стеклянными стенами, где мы будем пить чай и кофе чашку за чашкой. Потом доктор позовет родственников в отделение. Соня с Андреем поднимутся навстречу, а я останусь в кресле.
- Ты не пойдешь с нами?
- Я не родственник.
- Ну и что?
Я покачала головой и добавила:
- Только не говорите, что я здесь.
Соня нахмурилась.
- Почему? Ты боишься заходить?
- Нет, просто... хочу увидеться с ним наедине. Позже.
Соня и Андрей переглянулись.
- Как хочешь.
Я сидела в кресле и смотрела в огромное окно. Уже стемнело, и город за стеклом - огромный, весь в огнях - походил на лоскутное покрывало. Мягкий приглушенный свет внутри помещения, запах выпечки, а вовсе не лекарств, уютное кресло, тихие голоса персонала и посетителей вводили в дремоту. Странно было осознавать, что это больница, а не отель.
Напротив меня села, закинув ногу на ногу, высокая женщина лет пятидесяти, в белом платье и легком пиджаке. Лицо ее показалось мне смутно знакомым. Искоса глянув на бейдж незнакомки я, не подумав, спросила на русском
- Вы тоже к Белоозерову?
- Да, - она прищурилась, оглядывая мое лицо. - А вы... Работаете с ним?
- Нет, я его близкая знакомая.
Женщина приятно, понимающе улыбнулась, и только тут меня озарило.
- Ольга?
Она вздрогнула и вскинула брови.
- Да... Я... Я, пожалуй, пойду, - и тут же вскочила, но я успела преградить ей путь.
- И вы не зайдете к нему? Не хотите увидеть сына?
- Я... Позвольте мне уйти, - она прошла мимо, опустив голову и отведя плечо, чтобы не задеть меня.
- Ольга, пожалуйста, постойте! - вскрикнула я, оборачиваясь.
- Я уже была у него, - она остановилась и, чуть повернув голову, бросила. - Когда... Когда он спал. Теперь с ним все хорошо, и я уйду.
- Он должен знать, что вы были здесь! Ему это важно.
- Неважно. Я присутствую на каждом его бое. И он не знает обо мне. Так лучше.
- Почему лучше? Вы же его мать!
Она, наконец, обернулась.
- Я - мать, которая его бросила. И я не хочу знать о той ненависти, которой была причиной. Простите. До свидания.
Она выскочила в коридор. Я видела, как она, как могла торопливо на высоченных каблуках, засеменила прочь. И тут из-за поворота вышли Соня и Андрей. Соня не узнала мать, прошла мимо, улыбаясь и поглаживая живот, а Ольга за ее спиной замерла и, обернувшись, долго смотрела дочери вслед.
- Вера, быстрее иди к нему! - Соня вцепилась в мою руку. - Ещё чуть-чуть, и нас отсюда попросят. Ты чего?
Она обернулась, проследив за моим взглядом, но Ольга уже успела уйти. Коридор был пуст.
- Эй? Ты там привидение увидела?
- Почти, - я мотнула головой. - Что он? Как?
- Эм... - Соня посмотрела на Андрея. - Ну, в общем-то, бодрый... И очень удивился, что я... Что у него будет племянница.
Андрей блаженно улыбнулся.
- Девочка...
Я шлепнула его по плечу.
- Кайфовать от внезапного отцовства будешь потом. Проводи меня до Мишкиной палаты.
- Идем. Только халат накинь. Где ты его оставила?
Свет в коридорах здесь был не яркий, мягкий, будто от заходящего солнца. Дремота ушла, у меня похолодели руки, болью запульсировал шрам.
Андрей остановился у одной из дверей. Не успел положить ладонь на ручку, как дверь открылась нам навстречу. Медсестра, держащая в руках бокс с колбами, вскинула брови, увидев нас, и, отклонившись назад, сообщиле:
- You have another visitor. Are you tired?(1)
- I'd like to rest,(2) - его голос звучал хрипло и до боли устало, словно у него едва хватало сил шевелить языком. Мое сердце застучало так, что заныла грудная клетка.
- Пусть отдыхает, - шепотом ответила я, хватая Андрея за локоть.
Но мой спутник упрямо покачал головой и произнес чуть громче:
- Tell him it's his faith.(3)
- Faith?(4) - переспросила медсестра.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Вера? - растерянно отозвался Михаил и поспешно добавил. - Let her through, please.(5)
Медсестра отступила в сторону, пропуская меня в палату, что-то сказала, едва ли не с угрозой, но я в этот раз не поняла ни слова.
Дверь закрыли, а я замерла у его кровати. Здесь тоже уже был выключен основной свет, горели только лампочки у койки. Миша, приподнявшись на локте, чуть повернув голову в мою сторону, смотрел, не мигая, устало, измученно, с восхищением, изумлением и тоской, так, что под взглядом этим мне захотелось умереть, только бы он, этот мужчина, был счастлив всю свою оставшуюся жизнь.
- Ты прилетела, - тихо, хрипло произнес он, едва размыкая губы. Пластыри на углах шрамов, почти незаметных из-за катастрофического отека, затопорщились, когда Михаил попытался улыбнуться.
- Не надо! - я подскочила к нему, испугавшись, что он захочет подняться, и, положив ладони на его плечи, чуть толкнула назад. - Лежи. У тебя трубка дренажная сорвется.
Он мягко откинулся на приподнятое изголовье и, едва заметно улыбаясь, оглядел меня, склонившуюся над койкой. А я изучала его лицо. Правый глаз чуть заплыл, склера была красной от кровоизлияния. Про район скулы вообще лучше было не говорить. Я осторожно коснулась виска, убирая мокрые от пота волосы, запустила в них пальцы, аккуратно заведя за ухо.
Миша прикрыл глаза.
- А я думал, мне почудилось, - сглотнув, прошептал он.
- Что? - тихо спросила я, гладя его шею.
- Твой запах. Когда Соня вошла, пахло тобой, - он чуть зажмурился. - Как будто ты была рядом.
- Я рядом. Поспи. А завтра утром я снова приду.
- Нет.
- Стой! Миша, стой!
Ну что взять с этих мужчин, которые, даже будучи уставшим, ранеными, разбитыми, находят в себе силы затащить женщину к себе в койку?
Михаил развернулся и, обхватив меня поперек туловища, повалил на себя. Истошно запищала передвижная станция.
- Осторожно! Миша! Ну какого... - я заворочалась, схватила его за руку, поправляя датчик. Кто-то поспешно зашлепал по коридору. Станция, мигнув, заткнулась. Мы замерли, но и шаги затихли.
- Совсем сдурел? - прижавшись к плечу Михаила, я запрокинула голову и недовольно посмотрела на него.
- Мне нехорошо, но я не немощный и не умирающий.
- Вижу. Мог бы и не выпендриваться. А языком еле ворочаешь.
- Ложись удобней.
Я чуть отодвинулась к краю, рука Михаила легла на мои бедра.
- Осторожно, - тихо произнёс он. - Не упади.
- После самолета я уже ничего не боюсь.
- Прости меня. Я должен был быть рядом.
Он говорил уже настолько невнятно, что я едва разбирала слова. Забравшись под одеяло, я положила руку ему на грудь, теплую под тонкой больничной рубашкой.
- Спи. Не уйду, пока не выгонят.
- Не выгонят.
- Тебе удобно?
- Идеально. Не плачь.
- Откуда знаешь?
Он промолчал, глубоко вздохнув. Я закрыла глаза, пытаясь сдержать слезы. Сказать надо было так много, а слова не шли с языка.
Но чего мне теперь бояться?
- Миша, прости меня. Прости, что все так вышло. Я люблю твою жизнь, твой выбор, каждое решение и каждый шаг. Люблю твою целеустремленность и открытость, силу и нежность, твою внимательность и участие. Люблю тебя, всего целиком. И ты все, чем я могу дорожить теперь.
- Солнце мое... - он погладил меня по спине и заговорил медленно, через боль. - Я думал вчера, когда лежал в коридоре и смотрел в потолок, что вот сдохну сейчас, а на самолете с тобой так и не полетаю. А они все бегали вокруг, бегали... Вера... Господи, как рядом с тобою хочется жить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Через несколько минут в палату вернулась медсестра. Я хотела было вскочить с койки, но Миша прижал меня к себе.
- You have to leave, miss(6), - строго заметила женщина.
- She will stay here, - не без напора ответил Михаил. - This is my future wife.(7)
