Я сопела, как ежик, глядя на росчерк беспощадной руки цензуры. Вздохнув, я отправилась по трем адресам. Первый адрес был недалеко. Я постучалась в дверь. На пороге появилась служанка, отрапортовав хозяевам, по какому поводу я пришла.
- У нас больше нет дочери! – произнес убеленный благородными сединами глава семейства, глядя на меня скорбным взглядом. – Мы сдали ее в лечебницу. Там ей обеспечивают достойный уход.
- Вы ее хоть иногда навещаете? – спросила я, чувствуя, как в меня впиваются иголки взглядов. Красивое убранство дома, обилие семейных портретов на стенах, роскошный камин и дорогая мебель свидетельствовали о том, что живут здесь люди явно не бедные. Что-что, а сиделку на дому они смогли бы себе позволить!
- Нет. Она опозорила семью, - постановил глава семейства, глядя на семейные портреты, висящие над камином.
- А чем она опозорила? – поинтересовалась я. – Тем, что случайно подвернулась под руку магу? Тем, что провела в заточении неделю? Тем, что выжила вопреки всему?
- Лучше бы она умерла, - сурово процедил глава семейства. Я отчетливо видела, как у его супруги дрожат губы. – Если бы ее лучше воспитывали, с ней бы такого не произошло. Вся вина лежит на матери. Мать должна была объяснить все дочери, что бывает с теми, кто…
- С теми, кто что? Оказался не в том месте, не в то время и был похищен возле крыльца собственного дома? Чем девочка провинилась? Почему вы ее обвиняете? Потому, что общество обвинило вас? И вместо того, чтобы защитить ее, вы вычеркнули ее из своей жизни в угоду обществу? Маньяк никого не насиловал. Он даже пальцем не прикасался к жертвам! Он пугал их до полусмерти и использовал их страх для эксперимента, - вспылила я, глядя как рано поседевшая мать девочки встает и отворачивается, заламывая себе руки.
- А как ваша семья отреагировала на ваше похищение? – спросил глава семейства, сжимая ручки кресла. – Ваша семья приняла вас с распростертыми объятиями?
- Мне, в отличие от вашей дочери, повезло. Единственный член моей семьи был просто рад тому, что я выжила, - вздохнула я, глядя в глаза бессовестного отца. Мать стояла, отвернувшись, и рыдала, перебирая в руках цепочку медальона. Глава семейства встал с кресла, подошел к ней, вырвал медальон и швырнул его в камин.
- У нас нет больше дочери! Зря вы сюда пришли. Прощайте, - отрезал отец жертвы, шагая к двери и открывая ее для меня, намекая на то, что мне уже пора. Стоило двери за мной закрыться, в комнате раздались глухие рыдания.
Семья второй «пострадавшей» демонстративно закрыла дверь перед моим носом, стоило мне только сказать, по какому поводу я пришла. «Оставьте в покое нашу семью!»- рявкнул ее отец, испепеляя меня взглядом, словно я пришла позлорадствовать.
Третья семья сделала вид, что не понимает, о чем я, при этом оглядываясь по сторонам. Я вернулась домой, схватила ручку и села писать. Я знала, как закончить статью.
«Сидя в камере на холодном полу, я думала о том, что выживу, не смотря ни на что, потому, что мне есть куда возвращаться. Магу нужна была не девичья честь, о чем так любят посудачить злые языки, а страх и отчаяние. Страх, который вы внушаете своим дочерям, рассказывая о том, что если вдруг с ними что-то случится, семья откажется от них, ради спасения «семейной чести».
А вы, уважаемые дамы и господа, жадно впивающиеся глазами в подробности чужого горя, примеряя его на себя и отгоняя мысли об этом, как назойливую муху, уверяя себя в том, что с вами такого не случится? Что скажете вы? Вы скажете, что с вами такого никогда не произойдёт. Вы приведете тысячу причин «почему», которые в один прекрасный день разобьются о суровую правду жизни. От такого никто не застрахован. Я знаю, что скрывается под маской показной жалости и осуждения. Страх. И этот страх порождает настоящих чудовищ, до которых маньяку далеко.
А.Э.»
Я молча свернула письмо и отправила его «цензору». Ответ заставил меня закатить глаза. «Сойдет. Отправляй редактору»
Я легла спать пораньше, но проснулась от того, что мне снова выбили стекло. Камень, влетевший в комнату, упал на стол. Утром я обнаружила кучу надписей на моем доме крайне оскорбительного содержания, сломанный забор и поваленный почтовый ящик. Через час ко мне пришла целая делегация прилично одетых поборников морали, толстых и, надо сказать, очень метких троллей - вандалов под конвоем инквизиции вставлять стекла, чинить забор и красить фасад. «Мальчишки и девчонки, а так же их родители, ремонт за счет вандалов, увидеть, не хотите ли?»
К концу дня ремонтные работы силами «доброжелателей» увенчались успехом. Выкрашенный фасад, идеальный заборчик, вставленные стекла (даже те, которые я никогда не видела целыми) и приведенная в порядок крыша, радовали даже привередливый глаз. «Сэкономили. Молодцы!» - вздохнул демон. – «Сойдет!»
До вечера не появилось ни одной надписи. Я уже пила чай вприкуску с бутербродом, когда в мою дверь постучали. Сердце сладко екнуло, ангел растекся лужицей перьев, демон хмыкнул: «Ты сначала интересуйся, кто, а потом уже открывай!». Я высунулась из окна и увидела Томаса Линдера и Джеральда Двейна. В руках Линдера были цветы, которые он постоянно поправлял. Двейн прыскал в кулак, глядя на то, как Том одергивается так, словно пришел делать мне предложение. «Умерит брачные амбиции, жаркий костер инквизиции!» - на всякий случай напомнил мне демон. – «И сверлящим взглядом, он убил обоих!». «Ой! А цветочки – нам?» - наивно спросил ангел. – «Как мило! Они будут так красиво смотреться». «На могилке!» - подытожил демон.
