Но пока Валентайн снова не поселится в Замке, не будет никаких прогулок и никаких садов. А он вот уже неделю бездельничает в Стойене, ожидая, пока Эйзенхарт пополнит запасы.
Три корабля, груженные нужными Острову товарами, вернутся обратно, остальные пойдут за Валентайном как тайный эскорт. Леди дала ему более сотни своих самых крепких телохранителей под командой грозного иерарха Лоривейд. Они не были воинами в прямом смысле этого слова, потому что Остров не знал насилия после последнего вторжения метаморфов несколько тысяч лет назад, но это были ловкие и бесстрашные мужчины и женщины, преданные Леди и готовые отдать жизнь за то, чтобы в королевстве восстановилась гармония.
Они были ядром частной армии, впервые созданной на Маджипуре, если не считать давние времена.
Наконец флот был готов к отплытию.
Первыми ушли корабли, возвращавшиеся на Остров. Они отплыли на северо-запад ранним утром Второго дня. Остальные в середине Морского дня поплыли в том же направлении, но с наступлением темноты свернули на восток, в залив.
Длинный и узкий Мыс Стойенцар выступал из центрального массива огромным пальцем. На его южной морской стороне было нестерпимо жарко. На этом побережье, покрытом кишевшими от насекомых джунглями, почти не было населения. Основная часть жителей селилась вдоль берега залива. Там через каждую сотню миль высились города, а между ними непрерывно тянулись рыбачьи деревушки, мелкие городки и фермерские округа. Сейчас здесь было начало лета и на почти неподвижной воде залива лежала плотная дымка жары.
Флот остановился на день в Карсидине, где берег сворачивал к северу, а затем шел к Треймону.
Валентайн много времени проводил в своей каюте, осваивал обруч, который дала ему Леди. Через неделю он овладел искусством впадать в легкий дремотный транс, научился опускать мозг ниже порога сна, будучи в любой миг готовым поднять его снова, и в то же время сознавать то, что происходит вокруг.
В таком состоянии транса он мог входить в контакт с другими мозгами, пусть легкий и непродолжительный, мысленно пройтись по кораблю и коснуться ауры спящих, поскольку спящий мозг легче поддается такому проникновению, чем бодрствующий. Коснуться мозга малознакомых, как, например, плотника Панделона или иерарха Лоривейд, было, пока еще трудно, разве что короткими фрагментарными вспышками, а вот мозга нечеловеческого происхождения вообще не удавалось, даже если это были хорошие знакомые, вроде Залзана Кавола, Кона или Делиамбера. Но Валентайн продолжал учиться и чувствовал, что его умение растет с каждым днем, как было когда-то с жонглированием. По существу и это был род жонглирования, потому что он также занимал положение в самом центре своего духа, не отвлекался на посторонние мысли и координировал все аспекты своего существа на толчке от контакта. К тому времени, когда «Леди Сиин» приплыла к Треймону, Валентайн продвинулся до уровня возможности поместить в чей-нибудь мозг начало сна с событиями и образами.
Он послал Шанамиру сон о Фалкинкипе, о пасущихся на лугах животных и спускающихся с неба громадных джорна-птицах.
Утром за столом мальчик подробно описал свой сон, но сказал, что птицы были милофты, пожиратели падали, с оранжевыми клювами и мерзкими синими когтями.
— Что означает такой сон, когда спускаются милофты? — спросил он.
— Может ты плохо запомнил сон, — сказал Валентайн, — и видел других птиц, скажем, джорна? Они служат добрым предзнаменованием.
Шанамир простодушно покачал головой.
— Если я не умею отличать джорну от милофты, милорд, то мне следует вернуться в Фалкинкип и чистить стойла.
Валентайн улыбнулся, чтобы скрыть улыбку, и решил более тщательно работать над техникой посылания образов.
Карабелле он послал сон о жонглировании хрустальными стаканчиками с золотым вином. Она рассказала об этом, описав форму стаканчиков. Слиту подарил сон о саде лорда Валентайна, где было множество всяких растений, кроме хищных. Слит с восторгом описал сон и сказал, что если бы у Коронованного в Замке был такой сад, он, Слит, был бы счастлив погулять в нем.
Сны приходили к Валентайну. Почти каждую ночь Леди, его мать, издалека касалась его духа. Ее ясное присутствие проходило через его спящий мозг, как холодный лунный свет, успокаивало и ободряло. Он видел былые дни в Замке, юношеские игры, друзей, брата Вориакса, учившего его обращаться с мечом и луком, лорда Молибора Коронованного, который путешествовал по городам на Горе как некий великий сияющий полубог, и многое другое, что поднималось из глубин его мозга.
Но не все сны были приятными. Перед Треймоном Валентайн увидел себя на берегу какой-то затерянной бухты, поросшей низким кривым кустарником. Он пошел к Замку на Горе, высившемуся вдали, но на его пути оказалась стена выше белых утесов Острова Снов, и была она железной — такого количества металла не существовало на всей Маджипуре — темное, страшное железное кольцо, казалось, опоясывало весь мир от полюса до полюса, и Валентайн был по одну сторону, а Замок на Горе — по другую сторону.
Приблизившись, он заметил, что стена потрескивает, как наэлектризованная, и от нее исходит низкое гудение, а когда подошел совсем близко, увидел в блестящем металле свое отражение, но лицо, смотревшее на него с этой страшной стены, было лицом Короля Снов.
Треймон был городом, славившимся во всей Маджипуре деревьями-домами. На следующий день после высадки Валентайн пошел посмотреть на них в прибрежный район к югу от устья реки Трей.
Деревья-дома не приживались нигде, кроме наносной равнины Трея. У них были короткие стволы, несколько напоминавшие двикк, но не такие толстые, с красивой блестящей бледно-зеленой корой. Из бочкообразного тела выходили короткие ветви, отгибавшиеся вверх и наружу, а по ним, закрепляясь во многих местах и образуя уютные чашеобразные укрытия, вились лианы.
Древесный народ Треймона устраивал жилища по своему вкусу, вытягивая гибкие ветви в форме комнат и коридоров и закрепляя их. Из листьев готовили вкусный салат, пыльца душистых кремовых цветов была слабым наркотиком, синеватые плоды использовались по-разному, а легко выжимавшийся сладкий сок служил вместо вина.
Каждое дерево жило тысячу лет, а то и больше. Семьи усердно следили за ними.
На равнине было десять тысяч деревьев, все зрелые и все обитаемые. На окраине Валентайн увидел несколько молодых саженцев.
— Их посадили недавно, — сказали ему, — чтобы заменить погибшие за последние годы.
— А что делает семья, когда ее дерево умирает?
— Отправляется в город, в так называемые траурные дома, пока не вырастет новое дерево. А это длится лет двадцать. Мы очень боимся такого, но подобное случается только у одного из десяти поколений.
— А нельзя вырастить эти деревья где-нибудь в другом месте?
— Ни на один дюйм дальше того места, где ты их видишь. Они растут только в нашем климате и только на этой почве. В любом другом месте проживут год-два и зачахнут.
— А мы все-таки попытаемся. Интересно, дадут ли они нам немного этой драгоценной почвы для сада лорда Валентайна?
Она улыбнулась.
— Даже маленькое дерево-дом — отличное место, куда ты сможешь уйти, когда устанешь от правления, будешь сидеть среди листвы, вдыхать аромат цветов, срывать плоды… О, как хорошо было бы для тебя!
— Когда-нибудь у меня будет это, — сказал Валентайн, — и ты будешь сидеть там рядом со мной.
Карабелла испуганно на него взглянула.
— Я, милорд?
— Конечно. Кто же еще? Доминин Баржазид?
Он слегка коснулся ее руки.
— Ты думаешь, наше совместное путешествие кончится, когда мы достигнем моего Замка?
— Не будем сейчас говорить об этом, — сказала она строго.
От Треймона до Лабиринта было несколько недель пути на скоростной плавучей повозке. Лабиринт находился в центре южного Альханроеля. Большей частью это была низменность с плодородной красной почвой в речной долине и тощей песчаной серой за ней, по мере продвижения Валентайна и его отряда поселения становились все более редкими. Иногда здесь шел дождь, но вода, казалось, тут же впитывалась в пористую землю. Стояла жара, иногда она прямо давила. Они шли день за днем.
Теперь такое путешествие было для Валентайна полностью лишено очарования и таинственности. Он с грустью вспоминал поездку по Зимроелю в нарядном фургоне Залзана Кавола. Тогда каждый день казался путешествием в неизвестное, со свежими впечатлениями на каждом повороте, остановками в удивительных городах, и всегда подстегивало возбуждение выступлений. А теперь? Все для него делали адъютанты и помощники. Он снова становился принцем, хотя и с очень скромными возможностями — всего лишь с сотней приверженцев — и вовсе не был уверен, что это ему нравится.
