– Сладили, княже! – весело крикнул Лисин, въезжая в гуляй-город.
– Ох, и пощекотали мы Батыйку! – добавил Садов.
– Это хорошо, Макар Степанович, а сколько ратников назад не вернулось?
– Десяток, – посмурнел Макар Степанович. – Под моими холопами коней убили, так они в лес кинулись, уж не знаю, живы ли?
– У меня дюжина, – сказал Садов. – Мы на крайний дозор выскочили и на пики их всех взяли. Выходим на яр, а там как раз ханский бунчук. Ну, мы и дали стрелой…
– Княже, поганые! – и ратник показал на западный пролесок.
На поле высыпала сотня всадников, они покрутились, разглядывая крепость на холме, затем ушли обратно в лес. С восточного пролеска тоже выскочили всадники и тоже не решились приблизиться.
– А я думал, они решат проверить, – хмыкнул Коловрат, – не чудится ли им?
– Сейчас они всей ордой придут нас щупать, – буркнул Садов.
– Ничего, у нас доспех ладный, не защекочут, – сказал я. – Встретим как подобает. Эй, на башне, поднять стяг!
В самом центре крепости, на смотровой башне взвился наш флаг, а на нем, меж двух дубов, всадник в серебряных доспехах и плаще, поражающий копьем черного змия.
– Святой Георгий, – крестясь, прошептал Коловрат и покосился на мой щит с аналогичным гербом. Теперь моим гербом. Ефрем Рябов постарался, отчеканив изображение и покрыв его бронзой. У остальных ратников щиты были с православными крестами.
– Святое воинство! – крикнул Евпатий. – Мы вои святой Руси!
– Да-а-а! – взревели все ратники.
Глава 16
Из пролесков показались всадники. Выезжали они осторожно, будто опасаясь новых, неведомых им сюрпризов. Похоже, минное заграждение хорошо напугало монголов. Жаль, что МОНок оставалось только два десятка, а то бы я весь перелесок заминировал. Но были еще несколько штук, которые я установил в лесу, на тропах, ведущих к холму. Наши лесовики, исследовав окрестности, показали мне четыре тропы, где могут пройти даже конные. Я помнил о беглеце по имени Буол и особых иллюзий по боязни степняков густого леса не питал. Есть у поганых хорошие следопыты, в том числе и лесовики. Они могут провести малые отряды для удара в наш тыл, поэтому я поставил паутину растяжек на возможных подходах, настрого запретив нашим ратникам туда ходить.
Наконец, достаточно осмелев, оба монгольских отряда двинулись к крепости. Они прошли мимо на расстоянии одного перестрела, разминувшись напротив холма, и проследовали дальше. У перелесков развернулись и повторили дефиле. Вновь разворот, однако вслед за ними на поле начали выходить новые монгольские отряды. Пять сотен… тысяча… три тысячи…
Каждый отряд, как на параде, проезжал мимо холма, выдерживая расстояние в один перестрел. Как будто свою силу и неисчислимость демонстрируя. Лица у ратников стали суровыми. Они мрачно взирали на то, как поле постепенно заполняется вражьим войском от края до края. На противоположный холм въехало несколько особо державшихся всадников. Я вынул из сум и расчехлил «Тигр». Через оптику лиц не разглядеть. Да и толку мало, ведь ориентировок на Батыя и его темников не имеется. По тем рисункам с гравюр, что были в Интернете, можно каждого монгола в ханы записать. Скорей всего, на холм поднялись тысяцкие. Что ж, подождем пока…
– Мы добились своего, – сплюнул Кубин, – всей своей ордой пришли. Только самого Батый-хана пока не видать.
– Здесь он, – прогудел Коловрат, показывая налево, – эвон, бунчук Батыя несут.
Мы увидели коричневую массу всадников, перед которой все расступались. Впереди ханской гвардии несли полотнище черно-белого цвета с целым пуком кистей на древке. Это было знамя Чингисхана. Девятихвостое, с изображением серого кречета с черным вороном в когтях. И чем, интересно, не угодил монголам черный ворон? Тоже, поди, вести неприятные приносил.
Ханская гвардия перед нами выпендриваться не стала, прямиком проехав к противоположному холму. Следом за коричневыми всадниками проехали волокуши. И на холме стала быстро собираться юрта.
Я оторвался от оптики, заметив многозначительные взгляды Кубина и Коловрата. Походное жилище хана ставилось аккурат на нашей закладке. Отрадно предугадать действия врага.
Вновь смотрю на холм. Кто в этой массе всадников хан Батый? Не разберешь.
– И долго они на нас любоваться будут? – не выдержал Демьян.
Словно услышав Горина, к холму направились три всадника. Один из них нес длинный шест, на котором развевался пышный черно-белый бунчук. На полпути всадник затряс шестом.
– Дзе! Дзе! Дзе![17] – взревели монголы.
Троица переговорщиков направлялась к холму, а черная масса продолжала орать:
– Дзе! Дзе! Дзе!
– Пойдем, бояре, – позвал я Коловрата и Матвея Власовича. – Сейчас нам сделают очень выгодное предложение, с точки зрения степняков.
– Что они могут предложить от скудости ума своего, – усмехнулся Коловрат, – склониться да покориться…
– Или дань за триста лет, – хохотнул дед Матвей.
Мы спустились со смотровой башни, поднялись в седла и поехали к передовым стенам гуляй-города.
Монгол с бунчуком остановился перед ежами и закричал:
– Урусуты! Склонитесь перед Бату-ханом, внуком Потрясателя Вселенной – великого Хана Чингиса. Целуйте землю у его ног! И будет вам милость!
Он вскинул копье с бунчуком, и сотня тысяч степняков сразу взревела:
– Кху-у-у! Кху-у-у! Кху-у-у!
– Не оригинально, – сказал я. – Скудный выбор, как думаешь?
Кубин хмыкнул и покосился на Коловрата.
– Подумаешь, немного ошибся, – проворчал Евпатий, – про поцелуи эти совсем забыл.
Всадник опять затряс своим мохнатым копьем, а орда вновь «закудахтала».
Мы выехали за щиты встречать переговорщиков. Вгляделся в троицу поганых, и злость заполнила меня до самой макушки, но я сдержался. Не подавая виду, выехал на пять саженей вперед, за мной пристроились князь Борис, Кубин и Коловрат.
– Володя, смотри… – тихо сказал дед Матвей и заскрипел зубами.
– Спокойно, поручик, спокойно…
Один из сопровождающих остановил взмахи глашатая с бунчуком. Тот вспыхнул лицом, но, повинуясь жесту, покорно отъехал назад, а вперед выехал третий…
– Рад видеть князя Керженского в полном здравии, – заявил Буол.
– Не могу сказать того же, – стараясь говорить спокойно, ответил я.
– Повелитель чистого неба всегда хранит сынов своих! – рассмеялся монгол. – Какое сегодня небо, посмотри, князь. Посмотри и подумай. Хан Бату предлагает славным русским богатурам свою милость. Оставьте свои копья, вложите мечи в ножны, и присягните Великому Чингизиду, и будьте гостями на празднике его…
За щитами гуляй-города послышалась возня с приглушенной руганью. И я почувствовал, как напряглись мои спутники. Борис выдохнул сквозь зубы, вновь скрипнул зубами Кубин, а Коловрат сильно сжал кулаки. Я взглянул на небо – там кружил большой черный ворон. Впрочем, он уже не один, по кромке леса угадывались целые стаи. Чуют, что скоро тут прольется кровь, слетаются. Вот только кто сегодня в меню у ворон…
– Вот что я скажу тебе, Буол, – сказал я монголу. – Душа – Богу, сердце – женщине, долг – Отечеству, честь – никому! Так хану и передай.
На лице степняка мелькнуло недоумение, затем глаза сверкнули злобой. Он правильно понял мои слова.
– Не хочешь быть гостем ты, – процедил с угрозой Буол, – тогда гостями станем мы, князь.
– С обнаженным клинком в гости не ходят, степняк. Нам не о чем больше говорить.
– Береги свою голову, князь, – посоветовал монгол, разворачивая коня.
– Не могу сказать того же в ответ, степняк.
Мы вернулись за щиты. Там Макар Степанович и несколько ратников с трудом удерживали Михаила Борзова. Парень рвался вперед и скрипел зубами…
– Чисто зверь, как увидел послов, – сказал Лисин. – Еле удержали…
– Это был убийца Гаврилы Борзова, – пояснил дед Матвей.
– Княже-е-е! – взвыл парень, пытаясь вырваться из рук бояр. – Дай мести свершиться!
Я подошел к парню, наклонился и сказал:
– Послушай меня, Миша. Ты отомстишь ему. Я знаю – куда он направится. Я хорошо тебя подготовил и уверен – ты справишься.
– Да-да, княже… – кивнул Борзов. – Я понял…
– Отпустите его.
Ратники разошлись, выпуская из своих объятий Михаила.
– Я помню отцов своих, – зашептал парень. Затем продолжил громче: – Я плоть от плоти твоей, отец мой. Помню и чту тебя.
– Я кровь от крови вашей, славные пращуры мои! – Уже неслось над холмом. Каждый ратник, глядя вперед и сжимая рукояти сабель и мечей, пел песню смерти. И летели над ратниками слова древних воинов:
– Вижу я всех отцов своих!
– И пред вами стою, аки есть я!
– И чую я силу рода моего, кипящую в жилах моих!
– И пред смертию лютой не поколеблет мя сомнение, ибо мертвые сраму не имут, ано смелые живут вечно.
