— У него свои осведомители, как и у всех нас.
— Он понял, что это я тебя подослал?
— Еще бы. Но я бы в любом случае его убрал. Странный тип.
— Все чисто? Тебя никто не видел?
— Один старикан чистил лестницу. Он был в наушниках. Мы с ним даже поболтали. Никогда не узнает, что музыка спасла ему жизнь.
— Я думал, ты никого не оставляешь в живых.
— Я поразвлекался с Дредно, у меня было хорошее настроение.
Вольта попросил Улыбчивого Джека прилететь в Эль-Пасо для личной беседы и сам заказал для него самолет. На Вольту это было непохоже. В личной беседе Джек вряд ли мог сообщить больше, чем по телефону. Джек подозревал, что Вольта сомневается в принятом решении. Для Джека, работавшего с Вольтой уже двадцать лет, это свидетельствовало о верности решения — поскольку требуется немалая мудрость, чтобы понять, как чувства повлияли на разум, и немалое мужество, чтобы признать это.
За коньяком Улыбчивый Джек рассказал о том, что он услышал из-за двери Дредно во время допроса, и о том, как столкнулся с убийцей на лестнице. Вольта слушал не перебивая, а после упоминания о том, что Дредно был еще жив, когда его погрузили в машину скорой помощи, заметил:
— Он умер по дороге в больницу.
Джек равнодушно кивнул:
— Неудивительно.
Вольта подлил обоим еще коньяка и поднял бокал:
— Мы работаем вместе целую вечность, Джек, и ты не перестаешь удивлять меня здравостью мышления и ясностью суждений.
— Черт возьми, это большая похвала, чем я заслуживаю — учитывая то, что она исходит из твоих уст.
Джек тоже поднял бокал:
— Но я пью за здравость мышления — кто бы ее ни выказывал.
— И повторяю — не пойми мою серьезность ошибочно — что собираюсь уйти в отставку, как только эта история с Алмазом разрешится, — Вольта криво усмехнулся. — Если только она вообще разрешится.
— Ты ведь не боишься трудностей. Сам говорил, что они тебя вдохновляют.
— Я был юн и глуп.
— Это было три года назад. Помнишь, в Монреале?
— Значит, я был юн и глуп еще три года назад.
Джек собрался было возразить, но Вольта махнул рукой:
— Дай мне договорить, не то мы совсем отвлечемся от темы. Если позволишь, я рекомендовал бы тебя на свой пост в Звезде.
— Нет уж. Ценю оказанную мне честь, но от должности отказываюсь.
Вольта вздохнул:
— Дэниел не принес мне Алмаз, Шармэн отказалась играть роль посредника, ты отказываешься от того, что несомненно заслужил — да тут поневоле захандришь.
— Шармэн отказалась?
— Наотрез. Сказала, что это бесполезно. Цитирую: «Вольта, тут дело не в твоих отношениях с Дэниелом, а в его отношениях с самим собой». Кстати, она права.
— Ну, вот тебе отличный кандидат на место в Звезде, когда мы оба уйдем в отставку.
— Ясность мысли Шармэн вне сомнения — лишь жалости недостает.
— Ты злишься, потому что она сказала тебе то, что ты и сам знал.
— Именно так. Я же сказал: ей не хватает жалости.
Джек покачал головой и улыбнулся.
— К вопросу о жалости, — продолжал Вольта. — Ты готов был убить этого агента ЦРУ, когда столкнулся с ним на лестнице?
— Нет, но если бы он заинтересовался транзистором, мне пришлось бы защищаться. Я немолод, а он, без сомнения, знает свое дело. Если бы он убил меня, мы потеряли бы информацию, ради которой я рисковал собственной башкой: что код взломан, что они знают настоящее имя Дэниела, что этот парень — убийца Эннели. Да, и к тому же убийца сказал Дредно, что ему — то есть ЦРУ — было известно о том, что Эннели подбросит бомбу. Надо выяснить, кто подставил Эннели, и потому Дебритто нам еще понадобится. Эннели мне нравилась. Это я привел ее в Альянс. Я понимаю, что похищение не имело к нам никакого отношения, не было нами запланировано и вообще шло вразрез с нашими правилами, но кто-то предал ее, и я хочу знать, кто именно.
— Думаю, он и сам не знает, — откликнулся Вольта. — Он всего лишь наемный убийца, и судя по тому, что ты рассказал, даже не спрашивает, почему его наняли. Похоже, это тот самый Неуловимый Дебритто, о котором ходили слухи. Манера похожа, к тому же он как раз работал в прибрежном регионе. Он ведь сказал, что ему надо было только помешать Эннели? И тем не менее, когда она пустилась бежать — что уже означало, что бомба отменяется, равно как и похищение, — он выстрелил в нее, зная, что в машине находится ее сын. Он должен понести наказание.
— Ну вот, — кивнул Джек, — теперь я понимаю, почему ты хотел меня видеть. У тебя проблема личного характера.
— Я бы сказал так: потому что я ценю твой совет. К тому же по причине моего горячего желания увидеть Алмаз ты рисковал жизнью. Ты ведь знаешь — когда Совет Звезды совещался по поводу Алмаза, я был за то, чтобы любыми средствами похитить его у правительства и вернуть в родную стихию. Я считал, что оставлять его в руках правительства — святотатство. Это тоже отчасти было причиной. Однако Дэниел ухитрился унести его, так что задачу можно было бы считать выполненной. Я никогда не упоминал в Звезде о том, что Алмаз нужен мне лично. Но Дэниелу я об этом говорил. Он знал и понимал, что после всех усилий, затраченных на его обучение и техническую подготовку похищения, Алмаз принадлежит нам обоим. Понимаешь…
— Стоп, — Джек поднял руку. — Понимаю. Ты хочешь знать, насколько достойно продать Дэниелу убийцу его матери. В обмен на Алмаз.
— Именно так. Но я бы сказал по-другому: не «насколько достойно», но «насколько справедливо»? Это справедливо?
— Да, — без колебаний сказал Джек. — Более того, если Алмаз помутил ему разум, это как-то вернет его на землю.
— Месть — не лучшее занятие, — проговорил Вольта с грустью и отвращением.
— Я бы назвал это воздаянием, — Джек пожал плечами.
— В данном случае это одно и то же.
— Может, хотя бы так нам удастся с ним встретиться.
— Будем надеяться.
— Давай надеяться вместе. А если он все-таки вместе с Алмазом пустится в бега?
— Тогда уже ничего не поделаешь.
— Я хочу сказать — что тогда делать с Дебритто?
— Отправим к нему Ворона. Говоришь, воздаяние? Вот и займись этим.
— Эй, это нечестно. Ты говорил про наказание.
— Вот именно.
Но у Джека уже возникла новая мысль:
— Вольта, я придумал. Если Дэниел не захочет отомстить за свою мать, предложим это Шеймусу. Он с ума сошел от горя, все думает, что это вы с Дэниелом как-то ее подставили. Может, месть вернет его к жизни. Кто знает?
— Нет. Шеймус неспособен к принятию здравых решений, ни моральных, ни стратегических. К тому же Шеймус, равно как и Дэниел, захочет узнать, кто предатель — то есть кто донес ЦРУ.
— А думаешь, Дебритто не знает?
— Готов поклясться. А вот мистер Кейес мог бы разузнать.
— Мне позвонить ему? Или займешься сам?
— Позвони. Естественно, звони только из автоматов, будь краток и говори только с ним лично.
Джек нахмурился:
— Это-то понятно. Но как с ним разговаривать? Вежливо, или стоит надавить посильнее?
— Если есть чем надавить — надави.
— В том-то и дело, что нечем. Если я скажу, что подслушивал под дверью, они поймут, что код взломан, и мы уже не сможем пустить их по ложному следу обманными радиопередачами. Думаю, им лучше не знать о том, что мы хоть что-то слышали. Это будет нашим козырем.
— Верно, — согласился Вольта. — Ну, скажи им, что ты был советником Дредно, он вызвал тебя в отель для разговора, а ты случайно заметил там человека с его чемоданом. Ты поспешил в номер и обнаружил там умирающего Дредно. Перед смертью он успел указать на ключ, выпавший из его смокинга, и поднять два пальца. При помощи дедуктивного метода ты вышел на Кейеса. По следу от изоленты на бедре Дредно ты понял, что его допрашивали посредством полиграфа. Ты ввел все данные в свой компьютер, и теперь убежден в том, что убийцей был Гарри Дебритто. Скажи, что ты ненавидел Дредно, поскольку он приписал себе все, что ты разузнал при помощи компьютера, и выдал за дедукцию. Потом пообещай, что будешь молчать — если за это тебе скажут, кто сообщил о планируемом в Ливермор похищении плутония. Кейес захочет знать, зачем тебе эта информация. Скажи, что хочешь перепродать ее за большие деньги. Проверим, насколько он готов к плодотворному сотрудничеству. Если он откажется, скажи, что клиент мистера Дебритто мог бы быть и посговорчивее. Здесь Кейес должен испугаться. Уверяю тебя, если Дебритто узнает о том, что вышли на Кейеса, он его просто уберет. Да, о доносчике нужна достоверная информация — магнитофонная запись, или письмо, или хотя бы имя человека, который принял донесение. Даже если они не знают, кто им это сообщил, узнаем сами.
— Они могут просто сказать, что не знают. Что это был анонимный звонок — вроде моего.
— Возможно. Но неопровержимые факты располагают к искренности — трудно даже поверить, насколько. Если это был анонимный звонок, пусть скажут, кто звонил: мужчина, женщина или ребенок.
