Ее господин, который в неканоническом процессе отпущения грехов без исповеди и покаяния совсем забыл о самом грехе, был возвращен к реальности восклицанием жены, когда они проходили через наружную спальню:
— Питер! Еще Бредон?
От необходимости ответа его избавил ряд длинных взвизгиваний, от которых стыла кровь, и последовавший за ними невнятный вскрик.
— Господи! — воскликнула Гарриет. — Что-то случилось с Полом! — Она кинулась через свою комнату на туалетную лестницу[93], которая была связана дополнительным пролетом с задними спальнями. Питер неторопливо последовал за ней.
На площадке стояла мисс Кверк в ночной рубашке. Она зажала голову Бредона под мышкой и шлепала его со впечатляющим усердием, но без особого результата. При этом она продолжала визжать. Бредон, привычный к более методичному наказанию, держался невозмутимо, но няня, высунувшая голову из соседней двери, кричала: «Господи, да что ж это?» Бантер в пижаме с грохотом спустился с чердака, вооруженный длинными каминными щипцами; он остановился, увидев хозяина и хозяйку, и, смутно припомнив армейские дни, взял свое оружие на караул.
Питер схватил мисс Кверк за руку и освободил голову сына из захвата.
— Боже мой! — сказал он. — Я думал, вы против телесных наказаний.
Мисс Кверк не была настроена на этические дискуссии.
— Этот мерзкий мальчишка! — сказала она, тяжело дыша. — Он подложил змею мне в постель. Отвратительную, склизкую змею. Змею!
— Очередное неверное умозаключение, — сказал Питер. — Я сам ее туда подложил.
— Вы? Вы подложили змею мне в постель?
— Ноя все об этом знал, — сказал Бредон, беспокоясь о том, чтобы почести и вина были справедливо распределены. — Идея его, а змея моя.
Отец одернул его:
— Я не говорил тебе вылезать из постели.
— Да, сэр; но вы же не говорили не вылезать.
— Вот, — сказал Питер с мрачным удовлетворением, — ты и получил то, за чем шел.
Он утешительно потрепал сына по попе.
— Ха! — сказал Бредон. — Она и шлепать-то не умеет.
— Можно спросить, — сказала оскорбленная мисс Кверк с дрожью в голосе, — почему меня надо было подвергнуть этому гнусному надругательству?
— Мне кажется, — сказал Питер, — что я страдал от нарастающего возмущения. Лучше дать этим импульсам естественный выход, вы ведь так считаете? Вытеснение всегда крайне опасно. Бантер, найдите мастеру Бредону его ужа и осторожно верните его в котельную. Он отзывается на имя Катберт.
Генри Уэйд
Перевод и вступление Юлии Новиковой
СОЗДАТЕЛЬ идеального (и притом, разумеется, гениального) сыщика Джона Пула сам был на удивление идеален и безупречен. Генри Уэйд (настоящее имя — Генри Ланселот Обри-Флетчер) происходил из семьи потомственных аристократов, учился в Итоне и в Оксфорде (Нью-колледж), участвовал в обеих мировых войнах, был награжден орденом «За выдающиеся заслуги» и Французским военным крестом.
После окончания университета Уэйд вступил в Гренадерский гвардейский полк и в 1911 году женился на Мэри Августе Чилтон. У них было четверо сыновей и дочь.
Во время Первой мировой войны Уэйд дважды был ранен, в 1920-м ушел в отставку, но в 1940 году вернулся на военную службу и воевал до конца Второй мировой.
Начиная с 1920 года он занимал различные высокие должности в Бекингемшире: мирового судьи, олдермена (члена совета графства), шерифа, лорда-лейтенанта (королевского представителя в графстве) и т. д. После смерти отца в 1937 году он унаследовал титул баронета. В 1963 году Мэри Августа умерла, и в 1965 году писатель женился вторично — на Нэнси Сесил Рейнольдс.
Писательскую карьеру Генри Уэйд начал в 1926 году, а в 1937-м стал членом Детективного клуба. Уэйда часто сравнивают с Фрименом Уиллсом Крофтсом, но, в отличие от последнего, Уэйд гораздо лучше и ближе был знаком с особенностями британского судопроизводства — работа в должности мирового судьи и шерифа многому его научила.
В третьем романе Генри Уэйда возникает образ Джона Пула. Сыщик нового типа, он, как и автор, окончил Оксфорд, но при этом он не сыщик-любитель, а профессиональный компетентный полицейский с неплохим чувством юмора. Творчество Генри Уэйда интересно в первую очередь точностью деталей. Зная систему изнутри, Уэйд описывает ее с иронией и отнюдь не склонен ее идеализировать.
В РАССКАЗЕ «Пропавший студент» он точно так же иронизирует и над хорошо знакомым ему университетским укладом. Что ж, иронии достойно уже то, что университетский уклад вполне допускает преступление.
© The Estate of Henry Wade / Sir Henry Lancelot Aubrey-Fletcher
© Ю. Новикова, перевод на русский язык и вступление, 2011
ГЕНРИ УЭЙД
Пропавший студент
Экспресс приближался к Оксфорду и начинал замедлять ход; инспектор уголовной полиции Джон Пул взволнованно смотрел в окно поезда, ища глазами знакомые виды. Он не был в Оксфорде с тех самых пор, как «вылетел из гнезда» в 1921 году. Годом позже он вступил в ряды Столичной полиции, и напряженная работа вкупе со строгой дисциплиной привели к потере большинства прежних связей.
Теперь он приехал сюда по долгу службы. Утром в Скотленд-Ярд обратились из колледжа Святого Петра с просьбой прислать детектива в Оксфорд, чтобы расследовать исчезновение студента, и суперинтендант Уайльд, осведомленный об оксфордском прошлом Пула, подумал, что его знание тех мест может быть весьма полезным в данном случае.
Пул знал о деле не больше, чем прочитал в газетах, которые трактовали исчезновение Джеральда Кэтлинга четырьмя днями ранее как юношескую эскападу, но теперь, судя по всему, администрация колледжа обеспокоилась происшедшим и, по-видимому сомневаясь в способностях местной полиции, попросила помощи у Скотленд-Ярда.
Ах, вот они, «дремлющие шпили»[94]: башня Модлин-колледжа справа, дальше, по левую сторону, ее скромный двойник, Мертон-колледж, затем колледж Святой Марии и на переднем плане старый замок, из которого королева Матильда[95] бежала через снега в 1141 году, а за ним «Старый Том», чудесная надвратная башня колледжа Крайст-Черч, словно король в окружении очаровательных принцесс.
Поезд резко затормозил. Пул снял с полки свой маленький чемодан и через пять минут уже предстал перед привратником Святого Петра и попросил, чтобы его проводили к ректору. Почтенный страж подозрительно посмотрел на его визитную карточку и, попросив гостя убрать свой неуместный багаж с дороги, с явной неохотой повел его в четырехугольный двор колледжа, Бахус-квод.
— Ректору нездоровится, — бросил привратник через плечо. — Вас примет мистер Ладдингем.
Пул вздохнул. Ректора Святого Петра он едва знал в лицо и, в свою очередь, был неизвестен ему, но Ладдингем, декан[96], читал ему лекции по конституционному праву. Учитывая оксфордскую традицию все помнить долго, не представлялось ни малейшей вероятности, что декан не узнает Пула. Со смешанным чувством смущения и гордости Пул поднялся вслед за своим проводником по центральной лестнице, ведущей со двора, к двери, над которой висела черная табличка с белой надписью «М-р Ладдингем». Оставив детектива ждать на лестничной площадке, привратник вошел в кабинет с визитной карточкой и тут же вернулся, приглашая гостя войти.
Декан стоял спиной к огромному камину, где большие еловые поленья, потрескивая, выбрасывали вверх голубые языки пламени. Ни единого признака удивления или узнавания не отразилось на его бледном, гладко выбритом лице. Он плавным жестом указал на кресло.
— Доброе утро, инспектор, — сказал декан. — Очень любезно с вашей стороны, что вы так быстро прибыли. Рассказали вам что-нибудь об этом деле?
— Ничего, сэр. Я видел газеты — вот и все.
— Излишне говорить, что все это неправда. Я изложу вам факты так, как знаю их сам, затем отвечу на ваши вопросы. Можете курить, если желаете.
Он сложил руки за спиной, его взгляд сосредоточился в одной точке, и, приподнимаясь время от времени на носках, декан стал рассказывать в точно такой же сухой и лаконичной манере, какую использовал, читая лекции о Бейджхоте и Стаббсе[97].
— Джеральд Трефузис Кэтлинг прибыл в колледж из Харроу[98] в осеннем семестре прошлого, 1928 года. Он единственный сын сэра Джона Трефузиса Кэтлинга из Гардхем-манор, Уэйкстоун, графство Йоркшир, возраст — девятнадцать лет и десять месяцев. Он сдал первый экзамен на бакалавра гуманитарных наук и готовился к выпускным экзаменам.
