Майлз сегодня наряжен индейцем. Недурно, а?
— Очень даже недурно. Можно, я это использую?
— Хижину, так и быть, возьми, но индейца оставь мне.
— А где он на самом деле обретается?
— Кажется, в Оттаве, как гость правительства.
— Кто эта страховитая женщина? Чем-то она, по-моему, знаменита. Это не миссис Мелроз Оранг? Я слышал, она должна здесь быть.
— Которая?
— Да вон, подходит к Нине.
— Ох, нет. Она никто. Сейчас ее зовут миссис Пэнраст.
— Она как будто тебя знает.
— Да, я с ней знаком всю жизнь. Она, понимаешь ли, моя мать.
— Ах, прости, мой милый. Можно я об этом упомяну?
— Лучше не надо. В семье ее терпеть не могут. Она ведь с тех пор два раза разводилась.
— Ну понятно, мой милый. Не буду.
Пять минут спустя он сидел у телефона и диктовал:
— …орхидея, точка. Абзац. Одной из самых интересных женщин в зале была миссис Пэнраст, П, Э, Н, Р, А… нет, С, система… бывшая графиня Балкэрн. Она одевается в строгом, мужском стиле, который придает такой шик многим американкам, точка. С ней был ее сын, запятая, нынешний граф Балкэрн. Лорд Балкэрн, запятая, один из немногих истинно светских молодых людей… Достопочтенный Майлз Злопрактис был в костюме индейца. В настоящее время он живет в доме своего брата лорда Троббинга, где и состоялся вчерашний вечер. Выбор этого костюма был особенно… как бы это сказать… вот, был особенно пикантным, курсив, потому что лорд Троббинг, по последним сведениям, живет сейчас в Канаде в бревенчатой хижине, которую он построил своими руками, с помощью одного-единственного слуги-индейца, точка…
Теперь вам ясно, какого рода вечер был этот вечер у Арчи Шверта.
Мисс Маус (в чрезвычайно смелом туалете от Шерюи) сидела на стуле у стены и смотрела во все глаза. Нет, никогда ей не привыкнуть к таким волнующим переживаниям! Она привела с собой подругу, некую мисс Браун, потому что гораздо интереснее, если есть с кем поговорить. Просто дух захватывает, когда на твоих глазах никчемные деньги, скопленные отцом, как по волшебству превращаются в такой блеск, и шум, и столько молодых скучающих лиц. Арчи Шверт, пробегая мимо с бутылкой шампанского, приостановился, сказал: «Мэри, как себя чувствуете, деточка, веселитесь?» — и побежал дальше.
— Это Арчи Шверт, — сказала мисс Маус своей подружке. — Удивительно интересный человек.
— Да? — отозвалась мисс Браун, которой очень хотелось выпить, только она стеснялась это сказать. — Какая ты счастливица, Мэри, знаешь столько занятных людей. А у меня совсем нет знакомых.
— И приглашения так интересно составлены, правда? Это Джонни Хуп сочинил.
— Да, наверно. Но знаешь, какой ужас, я ведь все эти имена в первый раз слышу[34].
— Ну что ты, милая, не может быть, — сказала мисс Маус и где-то очень глубоко, в неизведанных уголках своей души, ощутила легкий, непривычный трепет превосходства. Сама она несколько дней назад подробно изучила это приглашение у отца в библиотеке и теперь знала все про всех.
В этом новом для нее состоянии душевного подъема она уже готова была пожалеть, что не приехала в маскарадном костюме. Вечер назывался дикарским — Джонни написал в приглашении, что все должны нарядиться дикарями. Многие так и сделали. Сам Джонни, в маске и черных перчатках, изображал магараджу Поккапорского, к некоторой досаде самого магараджи, который тоже оказался в числе гостей. Подлинная аристократия — младшие отпрыски тех двух-трех фамилий пивоваров, что правят Лондоном, — не снизошла до переодевания. Они приехали с какого-то бала и держались кучкой, явно забавляясь, но сами совсем не забавные. Сердце у мисс Маус билось, как птичка в клетке. Ее так и подмывало сбросить свой ослепительный туалет и, оголившись до пояса, станцевать танец вакханки. Когда-нибудь, думала мисс Маус, она еще их всех удивит.
Был там один известный актер, который шутил. (Правда, те, кто смеялся, смеялись не тому, что он говорил, а тому, как это говорилось.) «Я приехал на этот вечер диким вдовцом», — заявил он. Вот такие он отпускал шутки, но, разумеется, лицо у него при этом было очень смешное.
Мисс Рансибл переоделась в гавайский костюм и была душой общества.
Были там, в другой комнате, два человека с запасом взрывчатого вещества — они делали снимки. Их вспышки и взрывы порядком нервировали гостей, создавая несколько напряженную атмосферу, потому что все строили пренебрежительные мины и говорили, какая тоска эти газеты и угораздило же Арчи пустить сюда фотографов, но на самом деле большинству ужасно хотелось сфотографироваться, а остальные дрожали от неподдельного страха — вдруг их снимут без их ведома, и тогда их мамы узнают, где они были, когда сказали, что едут потанцевать к Бистерам, и опять будет сцена, а это так утомительно, не говоря уже о прочем.
Были там и Адам с Ниной, они немного расчувствовались.
— А знаешь, — сказала она, выдирая у него клок волос, — я почему-то была уверена, что ты шатен.
Арчи Шверт, пробегавший мимо с бутылкой шампанского, остановился и сказал:
— Разве можно быть такой садисткой, Нина?
— Катись отсюда, баранья твоя голова, — сказал Адам, изображая простолюдина. И добавил уже более нежно: — И теперь ты разочарована?
— Да нет, просто немножко чудно, решила выйти замуж за шатена, а он, оказывается, блондин.
— Но ведь помолвка наша все равно расстроилась… или нет?
— Я еще не уверена. У тебя хоть сколько-нибудь денег есть?
— Нет, дорогая, ни гроша. Даже за обед сегодня пришлось платить бедной Агате. А что я буду делать, когда Лотти Крамп подаст мне счет, одному богу ведомо.
— В конце концов… Адам, пожалуйста, не спи… есть еще папа. По-моему, он гораздо богаче, чем кажется. Он мог бы ссудить нас деньгами на то время, пока ты ничего не получаешь за свои книги.
— А ведь если я буду писать по книге в месяц, то через год развяжусь с этим договором… Как-то я об этом раньше не подумал… Это ведь вполне можно сделать… или нет?
— Конечно можно, милый. Знаешь что? Давай-ка мы завтра съездим к папе. Хочешь?
— Это было бы просто божественно.
— Адам, не спи…
— Прости, милая. Я хотел сказать, что это было бы просто божественно.
И он уснул, положив голову к ней на колени.
— Красота, да и только, — сказал Арчи Шверт, проходя мимо с бутылкой шампанского.
— Адам, проснись, — сказала Нина, выдирая у него еще немного волос. — Нам пора уезжать.
— Было бы божественно… Ой, неужели я заснул?
— Да, ты проспал часа три. А я тобой любовалась.
— И ты все время сидела… Честное слово, Нина, ты что-то
