Ленское воеводство, золотой прииск на Витиме.
Июнь 7152 (1644).
В конце июня до зимовья дошёл, наконец, пароход. В течение месяца его волокли с илимского притока до Киренги, а потом монтировали машину и вооружение. Пароходом всё же его назвать было сложно, ведь изначально судно проектировали как буксир для угольных барж. Это был небольшой кораблик с четырьмя картечницами на бортовых вертлюгах. Из-за коварности казачков пришлось из столь нужного на Ангаре буксира делать военный кораблик на Лене, ведь строить новый пароход – долгий и трудоёмкий процесс, а тащить по волоку один из имеющихся – слишком сложно, да и без разборки машины в этом случае не обойтись. А этот работяга притащил с собой ещё и три плота с инструментами и вооружением для витимского зимовья и для строящегося Ленска – пограничного с ясачными землями казацких острогов на этой великой реке.
Аркадий Ярошенко становился начальником новообразованного Ленского воеводства – то есть он автоматически входил в Совет, высший орган власти Ангарии. Петренко, годами создававший во Владиангарске пограничную стражу, мог быть уверен в своём товарище. Аркадий не подведёт.
Как и надеялись в Ангарске, зимнее нападение на витимский посёлок старателей было не спланированной акцией из Якутска, а злым умыслом вожака гулящей казачьей ватаги. Его, а также остальных, кто получил ранения при ответном рейде на Ленский острожек, старательно выхаживали. Причём Ваську и его ближайших приспешников планировали использовать в угольной шахте. Конечно, можно было душегубов и показательно повесить, но уж слишком это получалось непрактично. Десяток человек с кайлом лишними не будут. Неделю назад поправился и пятидесятник Елманьев Данила Романович, бывший голова разбитого и сожжённого Ленского острога. Ярошенко специально выжидал, не приглашая его на разговор, оставляя его требования без внимания.
А тем временем всех пленённых людей с острога, а также беглых казаков из Якутска привлекли к работам по строительству нового зимовья. Ленским служилым людям было объявлено, что после того, как они отстроят то, что порушили якутцы, их отпустят восвояси. Одновременно велась работа с Мишкой Тобольским, как он сам себя назвал, направленная на то, чтобы тот подбивал служилых людей идти на службу к ангарцам. А ему-то что? Тут ему, беглому казаку, уже пообещали землицы кусок да вспоможение денежное, одёжку и лошадёнку. Чего ещё желать? Осесть бы на землице ентой да зажить уже в спокойствии, жил не рвать боле. Людишки, что с Мишкой были, все как один решили уйти к ангарцам, а вот ленские вздыхали да думу думали.
Андрей Титов, который и в новом зимовье оставался начальником, руководил идущими строительными работами. Новое укрепление грозило быть немного больше прежнего по площади, а строительным материалом помимо дерева были и кирпичи. С их помощью были выстроены четыре угловых помещения, выполнявших роль бастионов, выдающихся в стороны. На их верхнем ярусе, предназначенном для ведения винтовочного и орудийного огня, были устроены бойницы. Был и своего рода лифт для доставки боеприпасов на верхнюю площадку. Титову не было отказано в доверии, несмотря на то что Андрей просил Соколова снять его с должности начальника посёлка. Сам себя он, однако, жестоко корил за смерть Богатырёва, за то, что позволил Александру выйти из укрепления навстречу цепким объятиям смерти. Однако за одного битого двух небитых дают. Эта фраза Соколова не дала пасть Андрею духом, и он с рвением принялся за восстановление ангарского поселения на золотоносной витимской землице.
Останки Богатырёва и охотника Кинеги были захоронены на склоне небольшого холма недалеко от стен Витимска. Именно так с недавнего времени был помечен на карте Ангарии этот посёлок. Удивительно богатые золотом берега местных рек и ручейков делали этот район стратегическим для княжества. Благодаря ему в казне Ангарска находилось почти полторы тонны золота в килограммовых клеймёных слитках. Основную часть этого богатства ангарцы собрали буквально руками. Бывало, отогнёшь край мягкого, стелющегося пружинящим ковром мха, а там – вот он, самородок!
В один из июньских вечеров Ярошенко наконец позволил Елманьеву прийти к нему на разговор. Только тогда, когда изба правления и бухгалтерии была построена, а печка – сложена. Данила Романович, как казалось Аркадию, сломленный морально, с порога, однако, сразу заговорил о том, чтобы его отпустили до Якутска. Что, мол, он должен немедля составить с якутскими воеводами отписку царю, где будут прописаны многогрешные деяния онгарские. Аркадий, в свою очередь, вовремя осадил пятидесятника, приказав тому закрыть рот и сесть на лавку.
– Говорить будешь, когда дозволю! – рявкнул новоиспечённый воевода. – А иначе пойдёшь дерево тягать. Царю о разорении Ленского острожка и сожжении нашего селения и так доложено будет, – уже спокойным тоном продолжил Аркадий.
– Знамо, как оно будет доложено, прикрас не жалеючи, – буркнул Данила.
– То не твоё дело уже, – отрезал Ярошенко. – Коли ваши воеводы сдержать воровских казаков не в силах, то будете за них в ответе. Ибо у нас гулящих татей не терпят. Для ваших лихих людишек у нас ярмо есть и кнут.
– Стало быть, и служилым казачкам со стрельцами обратной дороги не будет? – ахнул Елманьев, перекрестившись. – Пошто так с невинными-то? Нешто они виновны в злодеяниях Васьки проклятого?!
– Погоди мельтешить, Данила Романович. – Воевода жестом успокоил пятидесятника, а заодно и двух ангарцев, бывших с ним рядом. – Сказал, отпущу – значит, отпущу. Вот достроите наш посёлок, и отвезу вас к Якутску. А пока – рано.
– И на том спасибо, – проговорил Елманьев. – А ежели с Якутска войско пойдёт на ваш острожек? Будешь ли столь грозен, яко в сей час упиваешься властию?
– Эх, Данила Романович, – с расстановкой отвечал Аркадий. – Зачем оно вам, головы тут класть? Ну, постреляем мы вас всех, а толку-то? Нам, думаешь, хорошо от этого, от братоубийства окаянного?
– А коли нет, почто творите оное? – прищурился казак. – Стало быть, по нутру?
– Тьфу ты! Снова-здорово! – нахмурился Ярошенко. – Я же говорю, каждый раз за злодеяния ваших казачков на нашей земле отвечать будете вы. А коли ещё раз будет нападение на наших людей, мы и Якутск спалим к чертям, а ваших людишек к себе уведём и на землю посадим. Уразумел ли?
Елманьев молчал, хмуро сопя и поглядывая по сторонам. Наконец он сказал:
– Не верно се, нет в словах сих правды!
– Увы, иного мы предложить вам не можем, – развёл руки в стороны Аркадий. – Мы будем защищать наших людей любым способом. Если надо будет, мы по Енисею границу установим! У нас каждый человек на вес золота! Ясно, Данила Романович? Мстить будем! До последней черты! – Ярошенко с силой стукнул по столу и встал во весь рост.
Ноздри у него раздулись, грудь порывисто дышала. Последние слова ангарского воеводы повергли Елманьева в состояние неясного трепета. Он, уверенный в себе и битый жизнью человек, вдруг с ужасом понял, отчего у него захолодило внутри. Он испугался.
– Всё, иди, Данила Романович. Опосля ещё поговорим. – Оправив кафтан, Аркадий подошёл к двери, показывая, что и Елманьеву пора на выход. – А насчёт царя не переживай, у нас с ним свой разговор будет.
Глава 16
Албазинское воеводство, Албазин.
Июнь 7152 (1644).
Маленькое селение на берегу великой реки, некогда бывшее посёлком захолустного даурского князька, к лету этого года превратилось в настоящий городок. А по местным масштабам – и вовсе в мегаполис. Жилые дома уже давно вышли за крепостные стены, а совсем недавно и за частокол посада. Сказывалась политика привлечения в Албазин даурской молодёжи, кузнецов и земледельцев, а также переселение части молодых ангарцев на Амур. Кроме того, Албазин стал перевалочным пунктом для поморов, которые оставались здесь и работали на верфях.
Только тогда, когда будут построены оба корвета, в путь тронется тысяча двести человек. Люди отправятся к будущему Владивостоку не только по морскому пути, но также и на канонерских лодках по Уссури и её притокам. О грядущем переселении в Албазине судачили все. И строители на верфях, и люд в избах посада, дети в школах, и даже в церквушках, где присланные патриархом Иосифом священники окормляли паству Амурского края, говорили об этом.
Для каждого корабля требовалось не менее ста семидесяти человек команды, включая отряд стрелков. Матросы набирались большей частью из поморов, а флотские специалисты, артиллеристы – из ангарской молодёжи и первоангарцев. Именно они, возможно, больше всех хотели, наконец, выйти в море. Капитану Сартинову оно снилось чуть ли не каждую ночь. Кстати, работа продолжалась и ночью, при свете прожекторов и фонарей люди продолжали делать своё дело. Корпуса необходимо было закончить до наступления ледостава. Благо заготовленного дерева в ангарах на берегу реки было достаточно. Фёдор Сартинов, постоянно находившийся на верфях рядом с датчанами, контролировал процесс строительства корветов, что называется, на месте.
