будет объяснено в последующих лекциях – что из-за своих острых противоречий они вынуждены общаться между собой.
«Из этого также следует вывод, что тот, кто признал в себе свою душу хронометрической, стремится практически призвать это небесное время на землю, в попытке чего он никогда не сможет добиться абсолютного и существенного успеха. И относительно самого себя: если он стремится упорядочить свое собственное ежедневное поведение, он не будет настраивать против себя всех земных хронометристов, зарабатывая самому себе таким способом горе и смерть. Оба этих устремления явно проявились в характере и судьбе Христа и прошлом и текущем состоянии принесенной им религии. Но кое-что здесь особенно примечательно. Хотя Христос столкнулся с горем, как в учении, так и в практике своего хронометража, он всё же не остался совсем без безумия или греха. Принимая во внимание, что почти обязательно низшие существа, увлеченные абсолютной тягой жить в этом мире согласно строгим указаниям хронометража, так или иначе, в конечном счете, оказываются вовлечены, в странное, необычайное безумие и грехи, прежде невообразимые. Это – аллегорическая трактовка истории вдовы из Эфеса13
«Для любого серьезного человека, способного понимать и правильно рассматривать идеи, касающиеся ХРОНОМЕТРАЖА и РИТМА, будет полезно на время пожертвовать менее непонятными вещами из тех идей, что по сей день мучают добродетельных людей всех возрастов. Разве тот человек, что несёт в себе небесную душу, не стонет от такого чувства: что, если он не предаст своеобразной погибели прозаические атрибуты этого мира, то он никогда не сможет надеяться привести свое земное поведение в соответствие с той же самой небесной душой? И всё же безошибочным инстинктом он понимает, что это наставление не может быть не верным по своей сути.
«И где там серьезный и справедливый философ, господа, который глядит направо и налево, и вверх, и вниз, сквозь все мировые эпохи, включая настоящую, и где там тот, кто едва ли не на тысячи времён поражён своеобразной ложной идеей, что какой бы Бог потусторонних миров не был Хозяином, он этому миру не Хозяин, а иначе этот мир уличил бы Его во лжи. Таким образом, эти пути кажутся совершенно неприемлемыми по сравнению с изначально известными небесными путями. Но это не так, и не может быть таковым; не будет тот, кто считает это хронометрическую концепцию верной, ещё сильнее ощущать эту ужасную идею. Поскольку тогда он увидит или ему будет казаться, что эта всемирная кажущаяся несовместимость с Богом есть абсолютный результат высочайшего к нему обращения.
«Это хронометрическое воззрение ни в коем случае не включает оправдание всех действий, которые могут совершать злые люди. Поскольку в своей злости совсем злые люди грешат против своих собственных часов точно так же, как и против небесного хронометра. Это проявляется в том, что их спонтанная склонность к раскаянию проявляется действительно отчетливо. Нет, такое самомнение запросто идёт доказывать, что для массы людей самая высокая абстрактная небесная справедливость не только невозможна, но и совершенно неуместна, и категорически неверна в этом мире. Подставлять левую щеку, если ударили по правой, соответствует хронометражу; следовательно, ни один из обыкновенных сынов человеческих никогда такого не сделает. Отдать всё, что у вас есть, бедным, также соответствует х ронометражу; следовательно, ни один из обыкновенных сынов человеческих никогда такого не сделает. Тем не менее, если человек отдает с собственной определенной обдуманной щедростью бедным, воздерживается от откровенного принесения зла какому-либо человеку, заботится обо всей его родне, окружает трогательной любовью свою жену и детей, родственников и друзей, абсолютно терпим ко всем другим человеческим мнениям, независимо от того, какими они бывают, если он честный коммерсант, честный гражданин и всё это вместе, и, более всего, если он полагает, что есть Бог для неверных, а также для верующих, и действует на основе этого убеждения, – тогда, хотя такой человек оказывается на бесконечно малом расстоянии от хронометрического стандарта, даже если все его действия полностью ритмичны, – он всё же никогда не должен надолго унывать, потому что иногда оказывается виновен в некоем незначительном проступке – поспешных словах, импульсивном отражении удара, приступах внутренней раздражительности, эгоистичном наслаждении от выпитого стакана вина, в то же время осознавая, что вокруг него есть те, кому не хватает буханки хлеба. Я говорю, что он никогда не должен надолго унывать из-за своей вечной ответственности за всё, потому что дело не в том, чтобы быть таким, как ангел или как хронометр, а принимать во внимание то, что он – человек и отбивает время.
«Все же сами часы учат тому, что все обязательства нужно максимально сдерживать, хотя бесспорно, что они никогда до конца не исчезнут. Их нужно всего лишь сдерживать, потому что если их совершенно не сдерживать, они, в конце концов, столкнуться с чрезвычайным эгоизмом и человеческим демонизмом, который, как мы прежде намекали, никакими часами не оправдать.
«Короче говоря, это концепция ХРОНОМЕТРАЖА И РИТМА, в сумме, кажется, учит следующему: В делах земных (ритмических), человек не должен быть управляем астрономическими (хронометрическими) идеями, и его собственный простой инстинкт будет учить его прибегать к отдельным маленьким самоотречениям в этой жизни ради его собственного ежедневного общего благополучия, но он не должен какими-либо способами полностью и безоговорочно жертвовать собой во имя любого другого существа, любой иной причины или какого-либо тщеславия. (Кто ещё полностью и безоговорочно пожертвует собой радии него? Само божье солнце ни на одну капельку не уменьшает своего тепла в июле, однако на солнце вы падаете в обморок из-за его тепла. И если оно уменьшит подачу своего тепла на вас, тогда пшеница и рожь не созреют, и поэтому из-за разовой выгоды одного человека пострадает всё население.)
«Целесообразная Добродетель тогда кажется высочайшим желаемым или достижимым земным идеалом для массы людей, и только такой земной идеал определен для них Создателем. Когда они уйдут в небеса, они будут совсем другими. Там они могут свободно развернуть левую щёку, потому что там правая щека никогда не будет поражена. Там они смогут свободно отдать всё бедным, поскольку там.., там не будет что-то выпрашивающих бедняков. Соответствующее признание этого вопроса принесет пользу человеку. Учитывая, что к настоящему времени его догматические учителя авторитетно проповедовали, что человек, пока он находится на земле, должен стремиться к небесам и достичь их, а также во всех своих земных делах страшиться извечного гнева, я нахожу по опыту, что это совершенно невозможно; в своём отчаянии он слишком стремиться убежать прямо к разным формам морального падения, самообману и лицемерию (представленным, однако, главным образом, в виде самой уважительной преданности); или же он открыто убежит, как бешеная собака, в атеизм. Примем во внимание, что, позволяя людям проповедовать Хронометраж и Ритм и продолжая сохранять каждый стимул здравого смысла, достойный быть реальным и желательным, а также усиливая эти стимулы осознанием сил, позволяющих достигнуть их отметки, мы приближаемся к тому фатальному отчаянию от внедрения всей этой доброты, которая при преподавании человечеству до настоящего времени чистых хронометрических доктрин слишком часто приводит многие умы к противоположному результату. Но если какой-либо человек сказал бы, что такая доктрина, как та, что я установил, ложная и нечестивая, то я милосердно отослал бы этого человека к 1800-летней истории христианского мира и спросил бы его, – разве, несмотря на все принципы Христа, эта история не слишком наполнена кровью, насилием, неправдой и несправедливостью всех видов, как и любая другая часть предшествующей ей всемирной истории? Поэтому выходит, – в чисто земной оценке касаясь столь удаленных практических результатов – что единственная великая оригинальная моральная доктрина христианства (как, например, хронометрически безвозмездный ответ добром на зло, в отличие от постоянного прощения обид, к чему призывала часть языческих философов) была сочтена (хронометрически) ложной, поскольку после 1800 лет прозелитизма, исходившего с десятков тысяч богословских
