оказывается, одна из курочек еще не до конца умерла и пытается убежать. Мбу испуганно вскрикивает и роняет нож, едва не попав себе по ноге. Озомена неспеша идет за курицей, игнорируя крики Мбу: «Лови ее скорей!» Ну насколько далеко может убежать полудохлая курица?
Возле ворот птица валится на землю, смерть наконец настигла ее. Озомена подхватывает курицу за лапы и несет ее в таком положении. С последними ударами маленького сердца кровь перестает стекать на землю. Озомена отдает курицу сестре.
– Иные существа даже не знают, что они уже умерли, – говорит Озомена. Мбу подкладывает курицу в таз к остальным и начинает заливать их кипятком.
Она машет ладошкой, отгоняя пар от лица.
– Ты всегда так странно изъясняешься, – говорит она. Несколько раз перевернув курочек в кипятке, она с силой дует на пальцы. Затем вытаскивает птиц, раскладывает на металлическом поддоне и начинает выщипывать перья. – Долго оставлять в кипятке нельзя, иначе вместе с перьями отойдет кожа.
Теперь, когда курочки голенькие и чистенькие, Мбу снова берется за нож и начинает вытаскивать внутренности. Обе сестры воспринимают кровь спокойно, и все же ее распаренный запах бьет в нос, заставляя вспомнить тот день, когда умер их дядя. Озомена старается заглушить воспоминания, иначе следом за этим она начнет оплакивать отца и Мбу рассердится. Среди склизкой требухи Мбу находит зеленый шарик, желчный пузырь, и говорит:
– Главное, чтобы вот это не лопнуло, пока чистишь курицу, иначе мясо получится горьким.
Мбу еще немного держит куриные ноги в кипятке, чтобы снять с них жесткую кожицу и отрезать лапки. Готово, можно идти на кухню. Мбу промывает тушки под проточной водой, вытаскивая из куриного нутра непереваренные семечки, мелкие камешки и измазанную в крови пленку брюшины, после чего кладет кур в чистую миску. С остальным разберется мама, когда придет.
Мбу чистит щеточкой под ногтями, вытирает руки и смазывает их кремом. После этого начинает красить ногти прозрачным лаком. Озомене нравится этот запах, и она тоже хотела бы воспользоваться лаком, но Мбу ей этого не предлагает.
– Знаешь, мне однажды показалось, что я увидела папу, – говорит Мбу, и Озомена понимает, что сейчас их мысли следуют в одинаковом направлении. – Это было в районе Аменый[150], когда я возвращалась домой после школы. Я побежала за ним, но это оказался какой-то сумасшедший, не папа. – Она хмыкает. – До какой жизни надо дойти, чтобы принять за родного отца какого-то психа? К тому же он был ужасно грязный.
Озомена обгрызает сухую кожу вокруг ногтей, которые все еще пахнут сырым мясом, и проглатывает ее.
– Сумасшедшие ведь все равно чьи-то папы или мамы. – «И сестры тоже».
– Ну спасибо, просветила, – говорит Мбу, дует на свои ногти и громко чихает. – Лично я не хотела бы есть леопарда. Не хотела бы иметь к нему хоть какое-то отношение, чтобы не стать вот такой вот… – Она кидает взгляд на Озомену. – Прости, не хотела тебя напугать. – Она задумчиво трет лицо, а потом спохватывается – ногти-то еще не высохли. – Я, наверное, не очень хорошая сестра.
– А что, если мама права? И все это – полная ерунда?
Мбу громко выдыхает. Озомена вся напряглась в ожидании, что скажет сейчас Мбу. Ведь она никогда прежде не беседовала с ней на равных, а Озомене очень важно услышать ее мнение.
– Если ты считаешь это ерундой, пошли всех на фиг, даже бабушку. Ну и что они с тобой сделают? – Она так говорит, словно ей нужен какой-то подробный ответ.
Озомена задумчиво смотрит на сестру, вспоминая, как сказала тогда бабушке, что Мбу гораздо лучше годится для роли леопарда. Но бабушка только головой покачала: «Мбу? Наша Мбу? Ну нет. Она такая же, как твоя мама и все по ее линии. Мбу слишком кипятится, любит помахать кулаками. Ты что, забыла, что она без конца дерется в школе? Ну и как это отразилось на ее здоровье? Так нет же, она все равно продолжает драться. Если Мбу так и будет вымещать зло на людях, она себя окончательно разрушит. Уж больно у нее горячая кровь. Чтобы стать леопардом, требуются совсем другие качества. – С этими словами бабушка погладила Озомену по щеке. – Леопард должен быть выдержанным. И справедливым, да, но также обладать состраданием».
Интересно, что бы сказала бабушка про теперешнюю Мбу, в которой отсутствует какой-либо гнев.
Мбу перехватывает на себе взгляд сестры и неожиданно спрашивает:
– Зачем ты укусила ту девчонку?
Озомена растерялась. Стоит ли рассказать сестре про голоса, которые вроде как не ее, но в то же время и ее. Нет, она точно знает, что об этом лучше молчать. Это слишком личное, даже священное, как и ее путешествия внутри леопарда. Поэтому она останавливается на следующем ответе:
– Она ударила меня головой о землю, вот я и разозлилась.
Мбу понимающе кивает.
– Что ж, надеюсь, теперь она сто раз подумает, прежде чем… – Сестры смотрят друг на друга и разражаются громким смехом. Мбу начинает сипло дышать, тянется в карман за ингалятором и пшикает себе в рот. Она медленно вдыхает его пары, потом выдыхает. – Плохо только, что на тебе не осталось никаких царапин, вот мама и не поверила, что не ты виновата. Тебе следует быть хитрой.
– Хитрой, как черепаха?
– Даже еще хитрее. Так ты ее что, до крови укусила?
– До мяса!
Мбу брезгливо морщится – фу.
Озомена чувствует огромное облегчение, поговорив с сестрой. При этом какой-то внутренний «сторожок» не позволяет слишком сильно сокращать дистанцию. Озомена проводит рукой по волосам: они уже отросли, и к Рождеству можно будет вплести искусственные косички. Только ужас как не хочется сидеть часами на стуле и терпеть, когда тебе больно оттягивают волосы.
И все-таки Озомена решила довериться сестре, рассказав ей хотя бы урезанную версию своей истории.
Медленно выдохнув, она говорит:
– В последнее время мне снятся всякие странные сны. Например, как тот, после которого мои руки оказались пораненными.
Мбу, что сидит на ступеньках крыльца, подается ближе к сестре, она вся внимание.
Мбу задумчиво перекатывает в руке флакончик с лаком.
– Такое ощущение, будто ты что-то ищешь в своих снах. Или кого-то, – говорит она.
– Например, плачущую девочку.
– Может, да, а может, и нет.
Наверху проснулась и уже начала попискивать малышка, и Мбу вздыхает, как будто ей не четырнадцать, а гораздо больше.
– Могу сказать только одно: будь осторожна. Нечто обжигает тебя во сне, а потом ты просыпаешься в реальной жизни с реальными ранами, все это – штука опасная. Возможно, бабушка права и скоро будет война.
Озомена машинально кивает, а потом, вдруг встрепенувшись, говорит:
– Так ты подслушивала.
– Я всегда подслушиваю.
– Думаешь, мне придется участвовать в какой-то войне? – спрашивает Озомена и холодеет от страха. В доме у них хранятся видеокассеты с хроникой минувшей войны. Дети со вспухшими животами, сквозь впалую грудь
