Но сегодня, с горечью подумал Джерард, маркизу это явно не понравилось. Юноша не был способен почувствовать громадную разницу между своей отрепетированной дерзостью и врожденной драчливостью своего младшего братца. Рассерженный Ротерхэм произносил такие жестокие слова, что в течение нескольких минут Джерарда просто трясло от ярости, и он храбро бросился в атаку на хозяина дома, совершенно забыв о своем стремлении произвести на того впечатление. Джерард был зол, напуган, глубоко унижен и в течение какого-то времени продолжал оставаться в этом состоянии. Но по мере того, как расстояние между ним и Клейкроссом увеличивалось, он понемногу пришел в себя, и нервная дрожь от сознания того, что он осмелился открыто ослушаться маркиза, а также страх за возможные последствия этого поступка начали уступать место пониманию, что сегодня во время этого трудного разговора он вел себя достойно.
От размышлений о том, какие остроумные реплики он мог бы придумать, Джерард быстро перешел к мысли, что он и на самом деле произнес их. А к тому времени, когда экипаж прибыл в Бат, юноша снова утвердился в собственных глазах и был склонен думать, что это он проучил противного маркиза.
Так как ничто не угнетало его больше, чем необходимость просить Ротерхэма о дополнительной денежной помощи, он благоразумно поискал скромную гостиницу в менее фешенебельной части города, и остановился там, твердо вознамерившись узнать на следующее же утро, где живет Эмили. Однако прошло целых два дня, прежде чем он увидел девушку входящей со своей бабушкой в галерею и смог наконец приблизиться к ней. Обнаружить дом леди, имени которой Джерард никогда не знал, оказалось неожиданно трудно.
Эмили была очень удивлена, увидев юного мистера Монксли, и искренне ему обрадовалась. Джерард был привлекательный, модно одевающийся молодой человек с приятными манерами, и в его обществе девушка чувствовала себя польщенной. Кроме того, его чувство к ней выражалось удивительно учтиво и приняло наконец форму смиренного обожания, что казалось совсем не опасным. Во время ее первой поездки в Лондон мистер Монксли был настойчив в своих ухаживаниях, и у Эмили завязался с ним первый в ее жизни роман. Эта девушка не отличалась глубиной мысли, и если бы она вспомнила те клятвы, которыми они обменялись с Джерардом, то поняла бы, что тот вкладывал в них не более серьезный смысл, чем она сама. Зато Эмили припомнила, как грустила почти неделю после того, как мама запретила ему появляться в их доме. Правда, мама уверила ее, что скоро она забудет о своей печали, и так оно и вышло. В компании остроумных, блестящих молодых людей, с которыми она вскоре познакомилась, юный Джерард был почти позабыт.
Но он очень нравился Эмили, и та обрадовалась, увидев юношу снова, и тут же представила его миссис Флур. Бабушка Эмили просто потрясла Джерарда. До того он частенько слышал, как его мать клеймила леди Лейлхэм, называя ее «вульгарным Созданием», но не обращал внимания на это выражение, часто слышанное и раньше и означавшее лишь то, что миссис Монксли поссорилась с той женщиной, к которой относились подобные словечки. Но юноша совсем не ожидал ничего более далекого от утонченности, чем миссис Флур, одетая в платье такого ярко-фиолетового цвета, что он чуть не зажмурился. Правда, Джерард обладал хорошими манерами, посему скрыл свое изумление и даже любезно поклонился старой леди.
Бабушка Эмили отнеслась к мистеру Монксли с расположением: ей вообще нравились молодые люди, а Джерард вдобавок производил впечатление хорошо воспитанного кавалера — щегольски одетого и явно респектабельного. Однако проницательный взгляд миссис Флур не мог не заметить пылкой влюбленности на лице юноши в тот момент, когда тот подошел к ее внучке, и она про себя решила не поощрять его. Будет нехорошо, подумала она, если он начнет виться вокруг малышки со своим влюбленным видом, о чем тут же начнут судачить все кумушки в Бате. Не говоря уже о том, что важному маркизу — жениху Эмили — может совсем не понравиться, если он прознает обо всем. Поэтому, когда миссис Флур услышала, как Джерард спросил у ее внучки, будет ли та сегодня вечером в Нижних залах, она мгновенно вмешалась в разговор и сообщила, что Эмили должна остаться дома, чтобы восстановить силы перед завтрашним гала-представлением в Сидней-Гарденс.
Джерард, бывший настороже с того самого момента, как он узнал о близком родстве этой потрясающей старой леди с его божеством, воспринял эти слова самым достойным образом. Зато сама Эмили стала негодовать по поводу запрета, правда, вела себя при этом не как юная дама, флиртующая с красивым поклонником, а скорее как ребенок, которого лишили угощения. Поэтому миссис Флур смягчилась немного и сказала, что она еще подумает. Естественно, бабушке не пришло в голову, что ее малышка может испытывать нежные чувства к какому-нибудь другому мужчине, кроме своего жениха, однако она хорошо понимала, что Эмили способна — самым невинным образом — поощрить поклонников в большей степени, нежели это могло считаться приличным в ее положении.
Ничего страшного не было в том, что девочка могла поговорить в своей простодушной манере с такими солидными молодыми людьми, как Нед Горинг, которого никто не заподозрит в том, что он способен на вольности. Но совсем другое дело, если она даст этому модному городку повод считать, будто миссис Флур одобряет флирт.
После того как Джерард проводил обеих леди до Бофорт-сквер, вежливо поддерживая старую даму под руку, она сказала внучке, что той не стоит быть в чересчур дружеских отношениях с таким красивым молодым кавалером, на что Эмили удивленно воскликнула:
— Но он такой замечательный танцор, бабушка! Почему я не могу с ним танцевать? И знаешь, он очень красивый.
— Согласна, солнышко, он симпатичный. Но понравится ли это его светлости? Вот о чем тебе следует думать, а то ты у меня такая кокетка!
— Но лорд Ротерхэм не стал бы возражать, — уверила ее Эмили. — Джерард ведь его воспитанник. Они кузены.
Это, конечно, меняло суть дела. Поэтому миссис Флур попеняла внучке за то, что та не сообщила об этом заранее, чтобы она могла пригласить мистера Монксли отужинать с ними. Вскоре эта оплошность была исправлена — миссис Флур взяла Эмили на бал. Там присутствовал мистер Монксли, выглядевший в вечернем костюме еще более ослепительно. Его аккуратно уложенные волосы были напомажены, а многочисленные складки шейного платка заставляли юношу откидывать голову назад. Несколько молодых леди наблюдали за ним с одобрением, большинство джентльменов — со снисходительным любопытством, а мистер Гайнетт, безуспешно пытавшийся представить его леди, у которой не оказалось партнера для буланже, — с явной неприязнью.
