В первый момент мне показалось, что я его уже видела, но стоило узнать его имя, как все сомнения рассеялись, а мозаика сложилась в цельную картину.
— Благодарю за заботу, милсдарь Фарт.
— Говорят, вы опять провели полдня на стене?
— Может, и говорят, — пожала я плечами.
— Все ждете, когда прибудет помощь?
— Может, и жду.
— Полагаю, вы не намерены сегодня разговаривать.
— Полагайте… — опять отозвалась я, надеясь, что мне удастся его взбесить. Но он все оборачивал в свою пользу:
— Тогда говорить буду я.
Вместо того чтобы продолжать, Агний Фарт принялся разделывать рябчика, щедро политого сметанным соусом.
Он молчал, я цедила вино.
— Кто учил тебя быть истоком?
Я пальцами вытащила маленький соленый огурец и с хрустом откусила. Фарт поморщился.
— Не думала, для чего тебя учили? Не для того ли, чтобы иметь сильное оружие, готовое к бою. Оружие, заточенное под определенного колдуна?
— Интересное предположение.
— Ты нужна им так же, как и мне. Только я говорю тебе честно.
— Чего вы от меня хотите?
— Силы, отданной добровольно.
— А мне что с этого?
— Жизнь, разумная жизнь человека.
— А чем вас растение не устраивает? Ни договариваться со мной не надо, ни нянчиться?
— Ты молода и здорова, сударыня Айрин…
Я еле удержалась от соблазна чахоточно закашлять, а он продолжил:
— В роли истока продержишься года два, в крайнем случае, пять. А при сотрудничестве я буду обладать твоей силой очень долго.
— И откуда такая осведомленность?
— Что ты знаешь про истоки?
— А вы?
— Моему отцу удалось пленить исток. Это был парнишка, твой ровесник. Около месяца отец брал у него силу, но делал это, не просчитывая последствий, и на двадцатый день исток начал проявлять первые признаки безумия. Думаю, тебе они знакомы… Знаешь, а ведь он сбежал… редкий случай. Отца заинтересовала эта проблема, и он всю жизнь исследовал старые записи, изучая истоки.
— И как вы представляете наш союз? Я швыряю в вас чистой силой, вы ее перерабатываете?
— Можно и так, но для химер этот способ не годится. Им нужно постоянное питание.
— Но не сейчас, мы ведь находимся на природном источнике?
— Чувствуешь?
— Чувствую.
— Я разработал систему отдачи энергии, для этого придется иногда отдавать немного крови.
— Немного?
— Что ж, думаю, мы договорились, — прервал маг.
Я растерянно уставилась в пустой бокал.
За минувшую дюжину дней мы не раз разговаривали. Фарт не таясь говорил об истоках, объяснял природу магии и открыто отвечал на все заданные мной вопросы. И я уже начала сомневаться — в плену ли я у врага, или все наоборот…
И только сны возвращали меня в прошлое, напоминали, что та жизнь не мираж, не бред, не осколки воспаленного сознания и не печать безумия…
…солнце заливает поляну, играет на бледных, еще только проклюнувшихся листочках, путается в ветвях, бликует на мече, танцует в черных волосах и отражается в светлых глазах. Я, кажется, сотый раз поднимаюсь с колен, отряхиваю штаны от земли, размазываю по коричневой замше сочные зеленые пятна, оставленные молодой травой. Меч в моих руках стал очень тяжелым, но я снова поднимаю его в исходное положение. Снова делаю шаг вперед и выхожу на круг, бастард взлетает вверх, чтобы столкнуться с другим полуторником и очень легко вывернуться из моих ладоней. Колдун проделывает этот трюк каждый раз и каждый раз подбивает мне ноги.
— Я больше не могу. — Я утыкаюсь лицом в траву.
— Можешь. Вставай! — Он поднимает мой меч и втыкает передо мной в землю.
Приходится цепляться онемевшими пальцами за крестовину и поднимать непослушное тело. В этот раз он не будет ждать, пока я встану в правильную позу, а нападет со спины, кусок дерна взлетает вверх перед выкорчевавшим его клинком, удар приходиться на крестовину. Успела.
— Молодец. Но теперь я сделаю так. — Неуловимое движение, ускользающая рукоять и сочный запах взрытой собственным носом земли. А на спине устойчиво устроилась нога в высоком сапоге. — Не останавливайся, начала движение — продолжай его.
— Я устала!
— Я тоже, пользуйся этим. — Колдун дает мне возможность подняться, и только я выпрямляюсь, снова нападает. И получилось! В первый раз, непонятно как, просто руки запомнили навязанный рисунок движений, а стабилизаторы мышц удержали удар и, перенимая инерцию, спустили клинок к острию моего меча. Я вздохнула.
— Молодец, на сегодня все. — Майорин отправляет полуторник в ножны и вытягивается на траве. Я просто стою, уперев меч в землю. Пахнет черемухой, краснопузая зорянка сидит на тонкой ветке, усыпанной белыми соцветиями, и деловито чистит крылышко. Колдун лежит на траве. — Теперь повторим теорию, с чего начнем?
— Майорин! — скулю я.
— Лучший отдых — смена деятельности! — гордо сообщает колдун, садится и вытаскивает из сумки увесистый томик, я с ужасом смотрю на потертый переплет — языкознание мое самое слабое место.
3
Майорин приподнял голову, принюхался — тянуло дымом. Путники свернули на юг два дня назад, минувшая ночь застала их в лесу вдали от всякого жилья.
— Кажется, впереди селение, — ни к кому особо не обращаясь, гнусаво сказал дворянин, шмыгая носом.
— Да, — согласился колдун. — Выбеленки. Именно там мы впервые столкнулись с химерами.
— Неужто они вас не испугались? — Велор отломил от молодой березки прут и, примерившись, стегнул по крупу кобылу эльфийки, которая бессовестно откинулась на седельные сумки и прикрыла глаза. Кобыла нервно дернулась и прибавила шагу. Жарка лишь слабо дрогнула уголком рта — будто загодя знала. Впрочем, наставника ослушаться не решилась и послушно выпрямилась.
— Кто их знает. — Колдун подобрал болтающийся повод. — Прибавим шагу, а то и сегодня ночевать будем в ближайших кустах.
И, не мешкая, ударил Потеху пятками. Финик сорвался за подружкой, и Солен уже на скаку ловил потерянные стремена.
Говорят, слепцы находятся в двух мирах одновременно. Врут, поди. Только если те, кто слеп с рождения, кто никогда не видел белого света и не хранит в душе память о днях, когда его глаза были живыми. Вот они, совсем не знающие истинного смысла слова «видеть», может, и ведают, каково по ту сторону. А может, баюны ошибаются, наслушавшись болтовни собственно слепцов, порой странствующих по свету с клюкой да кошелкой за плечами.
То что слепец ориентировался по слуху, колдун понял сразу, да был тот слух на порядок лучше обычного. Не каждый, потеряв зрение, обретает в другом — в тонком слухе, в чутких пальцах… Это больше присуще людям молодым, гибким, способным приспосабливаться ко всему новому, а вот старики чаще оказывались в коконе глухоты и слепоты, постепенно растворяясь душою по ту сторону, пока она не развеется совсем и не потянет за собою тело.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
