Не всем матерям удается обнять перед своей смертью дорогих сыновей. Но ведь настанет же такое золотое время, когда затихнут орудийные залпы, опустеют окопы и люди разойдутся по домам для радости, для труда, для любви и простых повседневных забот? Тех, кто хочет войны, небольшая горсточка, а мира хочет весь мир. Столько на свете прекрасных вещей! Зеленых деревьев! Утренней росы! Девичьего смеха! Протяжных песен на полях! Горячих лепешек, изготовленных матерью!..
Миша Марков сунул телеграмму в карман гимнастерки и помчался к трамвайной остановке: он еще не обедал сегодня. В вагоне трамвая мысленно прощался с Москвой и московскими бульварами, со смешливыми девушками с рабфака, с кольцом «А» и бронзовым Пушкиным, с потемневшими кремлевскими стенами и курантами Спасской башни.
В столовой пахло кислой капустой. Вошел в большой зал, уставленный столиками, осмотрелся и, заметив свободный стул в простенке под портретом Калинина, поспешил его занять.
— Может быть, вы даже спросите, не занято ли это место и можно ли сюда сесть? — спросил длинный юноша в коричневом френче, недружелюбно взглянув на Маркова.
— А разве занято? — спросил простодушно Миша.
— Нет, но я что-то не читал пока декрета об отмене частной вежливости.
— Да ведь вы все равно кончаете обедать.
— Пожалуйста, пожалуйста! Я больше ничего не имею вам сказать.
— Ну и все, и сердиться не на что! Удивительно вы, москвичи, придирчивы!
— А вы, стало быть, не москвич?
— Конечно, нет. И вообще завтра уезжаю.
— Так вот почему вы решили не стесняться! Понимаю! Вы, очевидно, исходите из принципа: все равно нам в этом доме не бывать.
Маркову хотелось, чтобы сердитый незнакомец спросил, куда же именно Марков уезжает, но тот замолчал и, сердито отставив недоеденные щи, принялся за рагу с подозрительно темным картофелем.
Наконец подошла официантка. Молча остановилась перед Марковым. Это, по-видимому, надо было понять как обслуживание посетителя. Марков поспешно выпалил:
— Щи, рагу и клюквенный кисель.
— Кончилось рагу.
— Тогда что-нибудь другое.
— Будут битки. Киселя тоже нету.
Когда она ушла, незнакомец вдруг проникся нежностью к Маркову:
— Красота! «Рагу нет», «Киселя нету». Лопай, что дадут! А рожища-то какая у феи! Вы заметили? Кирпича просит! Кстати, щи напрасно взяли. Несусветная дрянь.
Марков обрадовался, что незнакомец перестал на него сердиться.
— Эх! — сказал он мечтательно. — С каким бы удовольствием поел я сейчас самой обыкновенной вареной кукурузы, какую делают у нас в Кишиневе!
Незнакомец сначала поднял удивленно брови, затем заинтересованно оглядел Маркова с ног до головы, как будто только теперь его увидел.
— Бывали? — спросил он после длительной паузы.
— Жил.
— Гм… да… В тех краях, вероятно, и сейчас найдется что покушать! А? Как вы думаете?
Марков силился припомнить, какие блюда готовила еще мать. Ему хотелось понравиться придирчивому незнакомцу. Но ничего такого не припомнил. Жили они, по правде сказать, бедно.
А незнакомец зажмурился и стал перечислять:
— Маринованные сливы! Шарлотка! Индейка жареная! Господи! Неужели и сейчас, в эту минуту, кто-нибудь на какой-нибудь точке земного шара кушает жареную индейку? Трудно представить, а ведь так? Кушают и в ус не дуют!
И без всякого перехода:
— Фамилия?
Миша не сразу понял, о чем это он. Но тот выжидательно молчал, и Миша наконец ответил:
— Моя? Марков.
— Слышал. В Государственной думе был Марков второй. Родственник?
— Не думаю.
— Кто же ваш отец?
— Мой отец — железнодорожник. Рабочий железнодорожных мастерских.
— Мастерских?! Расскажите вы ей! Впрочем, я понимаю вас: дайте мне за рубль с полтиной папу от станка? Браво, браво! Честное слово, вы мне начинаете нравиться! Засим разрешите представиться: Скоповский, Всеволод Александрович. Сейчас в ВСНХ.
Тут Скоповский чуть привстал и снова уселся. Тон его совершенно изменился. Он стал любезен и чуточку фамильярен. Всем своим поведением он хотел сказать: мы-то понимаем друг друга, мы-то с вами одного поля ягода!
А Миша Марков от чистого сердца поддерживал беседу. Он был в восторге от нового знакомого. В самом деле, какой милый, какой приятный, и ко всему — еще земляк! Как это чудесно, что они познакомились! Миша нашел уместным похвастаться:
— А я, знаете ли, в отряде Котовского. Не верите? Девятого выезжаю.
— Так-так, — пробормотал собеседник и новый знакомый Маркова. Понятно.
Удивительно быстро менялось настроение этого человека! Он стал даже как-то суетлив, мало сказать — любезен.
— Минуточку! — сказал он вскакивая. — Я все-таки попытаюсь достать вам заветные рагу и клюквенный кисель. Я, знаете, умею с ними разговаривать.
Пошептался с официанткой, вернулся, потирая руки и хихикая:
— Так-так… Стало быть, едете! Между прочим, картошку не ешьте, мороженая!
И опять:
— Вы хорошо сказали: простая кукуруза в какой-нибудь Бессарабии вкуснее всех блюд, изготовленных в РСФСР…
Марков несколько удивлен был таким бесцеремонным перефразированием его слов. Он ничего подобного не говорил, он только вспомнил, как мать кормила его кукурузой, а так как он был голоден и к тому же соскучился по дому, то, естественно, вареная кукуруза представилась ему сладким видением. Но он опять ничего не возразил. Каждый думает по-своему! Да и что тут удивительного, если жителю Молдавии кажутся самыми лакомыми те кушанья, которые готовят у него на родине? Марков не хотел слышать в тоне Скоповского явной озлобленности, явной издевки.
Вместе они вышли из столовой и пошли по Тверскому бульвару. Скоповский продолжал браниться и язвить, рассказывал какие-то анекдоты.
«Экий колючий! — подумал Марков. — Всем недоволен!»
Но и опять ничего худого не подумал о новом знакомом.
Скоповский неожиданно выразил желание зайти к Маркову.
— Хочется посмотреть, как вы живете.
Явно был разочарован невзрачным видом комнаты в всей обстановки. Но и это истолковал по-своему. А когда увидел томик Анатоля Франса, страшно обрадовался и просветлел:
— Ха-ха! Вот тут вы не выдержали стиля! Типичное не то! Сами посудите: железнодорожные мастерские… или как вы там говорили? Слесарно-токарные… автосборочные… и вдруг — Анатоль Франс! Вот вы и выдали себя с головой! Надо, голубчик, на видном месте держать какого-нибудь Демьяна Бедного или кто там у них еще есть?
Затем Скоповский внимательно прочел телеграмму Котовского: Марков, конечно, не мог, чтобы не похвастаться. После телеграммы Скоповский решительно и твердо перешел на «ты».
— Хлопочи, разумеется, литер. Вообще запасайся всякими справками и мандатами.
— Да зачем мне они?
— Не спорь. Знаю, что говорю. Завтра будешь у меня. Запиши адрес.
3
Когда Миша пришел к Скоповскому, там сидел незнакомый человек. Этот человек что-то читал, причем он согнулся в три погибели и вытянул ноги, такие длинные, что он не знал, куда их девать.
— Юрочка! Это и есть Марков.
— А-а! — сказал человек с длинными ногами.
У него было красивое лицо, упорный, бесцеремонный взгляд, военная выправка. Маркову не понравились усики Юрочки. И еще он подумал, что такому длинному, вероятно, трудно разместиться в этой комнате, сплошь заставленной козетками, этажерками и еще разными громоздкими вещами.
— Вы отправляетесь девятого? — деловито, небрежно-начальнически спросил этот Юрочка, или Юрий Александрович, — иногда и так называл его Всеволод.
— Да, — ответил Марков и подумал при этом:
«Он уже в курсе!»
Юрочка прошелся по комнате, ловко маневрируя, чтобы не задеть за какую-нибудь вещь. Постоял у окна, потрогал зачем-то лист фикуса.
— Придется отложить на несколько дней.
— Не понимаю.
— Почему же вы не понимаете? Я говорю ясно: придется отсрочить ваш отъезд.
Теперь Марков уже действительно ничего не понимал. Какое дело до его отъезда этому совершенно постороннему человеку? И вообще, кто он такой? И почему он разговаривает таким тоном?
— Я уже дал телеграмму, — ответил Марков как можно спокойнее. — И с какой стати я буду откладывать отъезд? Вы что-то не то говорите, или я не понял вас.
— С той стати, — вмешался в разговор Скоповский, — что, может быть, я тоже поеду с тобой.
— Со мной?
— Да, да, с тобой.
— К Котовскому?
— Разумеется! А то к кому же?
— Но ведь это было бы просто замечательно!
— Ну конечно! А ты чуть было не рассердился!
Так вот почему Скоповский с таким интересом читал телеграмму Котовского! Теперь все становилось понятным. И разве это не великолепно, что Марков не только сам явится по вызову командира, но еще и привезет с собой новое пополнение?
