видна истинная грязь и чистая дурость, а другое хорошо, что неизбежность и сила отмщения усиливается. Я понимаю, ты скажешь, что сотни бессонных ночей с головной болью не стоят сотни остановленных сердец. Но ведь и жертва, которую обидели снова, становится во много раз большей жертвой. А ты знаешь, какая сила слова у жертвы перед космосом, и какая страшная сила слова у жертвы, если её обидели дважды. Я бы сказал так, что обижать младенцев или невинных и безобидных существ ― это всё равно что убивать себя.
– Но многие же здесь не понимают, что случилось.
– Ты думаешь, что Вселенной интересно, понимает ли её глупый народ?! Кто не понимает, тот не интересен никому. Никто никого жалеть не будет. И нам не пристало.
– Да, но Чёрные тоже получат своё.
– Получат, вон их сколько, смотри.
К выходу из шумного заведения один за одним слетались чёрные существа. Кто-то вылезал из-под земли, кто-то прибегал ногами, кто-то появлялся будто ниоткуда, но всех их становилось всё больше и больше. Гвалт от их присутствия перемежался с криком обезумевших от пожара людей, со стонами пострадавших и с паникой выживших.
– А нельзя было это как-то остановить сначала, как-то предотвратить? ― спросил Молодой.
– Только разум может остановить хаос. Тем, кто живёт с этого балагана надо было вспомнить, что они не самые сильные в галактике, а тем, кто сюда пришёл, надо было подумать, стоило ли вообще здесь появляться.
– И дети останутся сиротами, ― сказал Молодой.
– И дети останутся сиротами, ― безынициативно подтвердил Старый.
– Сколько тут наших-то?
– Человек пять-семь. Я не знаю точно. С ними другая команда работает.
– А ты, ― спросил Молодой, ― как всегда, за порядком прохода следишь?
– Да. Сегодня видишь какой бардак намечается. Надо глядеть в оба.
– А мне всё равно детей жалко. И невиновных тоже.
Старый подумал, помолчал, посмотрел по сторонам, потом ответил:
– Вот представь себе, что какой-то чудак носит кирпичи на крышу вот этого, например, дома, ― он показал на соседнее девятиэтажное строение. ― Вот он носит и носит, носит и носит. Как думаешь, что будет?
– Рано или поздно всё рухнет.
– Правильно. Вот так и с долгами. Если событие должно случиться почему-то, то оно случится. Рано или поздно. И не важно, крепкое ли было здание, тяжелые ли кирпичи. А когда случится, то будет не важно, кто с этим чудаком сидел на крыше и кто жил в этом доме. Погибнут все, и дом, и кирпичи, и чудак, и жители. Так должно быть. Это закон природы. Нельзя шутить с этим. Нельзя играть с огнём. Нельзя пьяным лезть в воду. Нельзя дом строить вверх ногами, нельзя кататься на квадратных колёсах, нельзя обижать невинных, нельзя забывать предков, нельзя жить в грязи. Много чего нельзя. И об этом надо знать. Надо. И всё.
– Я понимаю.
– Если бы дети не отвечали за родителей и за предков, если бы земля не помнила грехи и ужасы, которые на ней творились, если бы мир не имел памяти, то где бы мы жили, когда всё прощалось бы и не происходило по заслугам? Как вернулись бы поколебленные истины? Но все всё помнят, и все свои долги обязательно предъявят. И никаких чудес.
– А если в этом доме с чудаком будут невинные?
– Ты же знаешь, мы их постараемся спасти. Это наша работа.
– А если там будут жертвы или герои?
– Это вряд ли. Чёрные к таким не подбираются. Но а если и залезут, то ещё лучше. Жертвы и герои идут в рай, а Чёрные, которые подсядут под них пойдут на корм во́ронам.
– Да, ― вздохнул Молодой, ― знаю, знаю. А если появятся новые долги, то сумма их будет всё равно меньше суммы предыдущих. А потом новые всё равно распадутся на более мелкие и незначительные и так до конца, пока всё не успокоится.
– Ну вот, видишь, даже и спрашивать не надо.
– Я то это всё понимаю, только ведь мир подложит новые долги, люди глупы, а Чёрные будут изо всех сил суетиться, чтобы не дать людям делать дела правильно, не дать людям правильно жить, говорить и мыслить.
– Так в этом и заключается главная борьба между Добром и Злом. И то, и другое вечно. Но в этой борьбе рождаются такие Герои, такие Боги и Святые, которых не видывала ни Земля, ни Галактика, ни Вселенная. Новые народы, новые рода́: умные, сильные, красивые и чистые.
В это время на улице уже складывали обгоревшие тела людей. Было много машин скорой помощи. В каком-то пограничном состоянии выжившие люди ходили вокруг друг друга. Крик, шум и суета всполошили окрестности. То из одного, то из другого угла на людей нападал цепенящий страх и горе.
– Слушай, ― спросил Молодой, ― а что, Новый у них действительно такой сильный, как говорят?
– Действительно.
– Да нет, серьёзно… Я тут спросил у одного нашего, так он вообще говорить со мной не хотел. Говорит, ты лучше замри, и смотри в сторонке, а то Старцы на коленках, а ты тут со своими вопросами лезешь.
– Ну, в принципе, он прав. О таких вещах нельзя разговаривать просто так. Тем более нам. Ты просто пойми, Новый жил людскими проблемами тысячи лет, по сути отдал себя в жертву. Ещё до этого рождения. И при этом он герой Сотворения. Я бы уже побоялся говорить в голос в его присутствии. Мало этого, он копит долги даже в новом рождении, хотя мог бы только тратить и за сто жизней не истратил. Мало этого, я его мало знаю, но такой силы никогда не видел. У него вообще нет изъянов. Он просто хочет помочь. Просто помочь и всё. Даже Большие Боги не поверили. Говорят, что мы тут счастливчики.
– А про мозги тоже правду говорят?
– Тоже правду, ― ответил Старый.
– Типа, умный сукин сын? ― пошутил Молодой.
– Типа, да. Только ты так не шути. Если бы мы общались на равных с теми, с кем он стоит на равных, мы бы вообще этот мир не воспринимали всерьёз. А он с нами и среди нас! Так что всё этому миру в подмогу, и его сила, и его разум. Ты же знаешь, Переход уже пошёл. Видел, как все паникуют?
– Когда хреново, каждый хочет зацепиться за что-то великое, ― засмеялся Молодой.
– Вот-вот. Чуют, что чего-то не хватает, да только сделать ничего не могут, ― согласился Старый.
– А он сидит, и не торопится, ― снова улыбнулся Молодой.
– Да, этих Больших сразу и не поймёшь.
– И не говори.
– Ну ладно, ― сказал Старый, ― пойду я. Там мне уже прикрывать кое-что пора. А то Чёрные скоро резвиться начнут.
– Давай. И я тоже пойду. У меня уже посетители, ― ответил Молодой.
И оба исчезли в леденящей
