«— Господин Дюма, вы только что создали лучшую из ваших драм!»
Рукопожатие в награду, и Александр понимает, что ему уготовано место лишь на выходных ролях. Смертельно обиженный, он выходит с намерением никогда больше не возвращаться в Пале-Рояль, прекрасный пример романтической патетики. Он встречает герцога Шартрского, со дня на день ожидающего превращения в Орлеанского, порывистое прощание, стало быть, он никогда больше не увидит того, кого так сильно полюбил, у Александра «слезы на глазах».
2 августа король Карл X, удалившийся из Сен-Клу в Рамбуйе, отрекается от престола в пользу своего внука, девятилетнего графа Шамборского. Поскольку королю-малышу нужен регент, Карл X, следуя добрым советам, ставит на этот запасной путь герцога Орлеанского. Тогда орлеанистский клан решает одним ударом убить трех зайцев: отправить короля и все его семейство в ссылку, очистить Париж от повстанцев, все еще вооруженных и угрожающих посадить в Ратушу народное правительство[86], и, воспользовавшись их отсутствием, устами депутатов и пэров провозгласить трон свободным.
За этим следует гигантская провокация, организованная полковником Жакмоном. «С восходом дня две-три сотни людей из полиции были запущены на парижские улицы, они бежали во всех направлениях с криком:
— Карл X наступает… Все на Рамбуйе! Все на Рамбуйе!»
Бьют барабаны, собираются одураченные революционеры, погружаются во все виды транспорта, реквизированные герцогом Орлеанским за золото: фиакры, кареты, кабриолеты, тильбюри, тележки. История-заика: в 1914 году вереница такси в департаменте Марны — лишь повторение фиакров в Рамбуйе.
3 августа во вторник Александр разбужен обращенными к нему Корделье-Делану призывами к оружию. Условный рефлекс срабатывает: он требует у Жозефа охотничий костюм и двустволку. Входит Гарель, у него для Александра есть идея пьесы. Об этом — позже, а сейчас Александру нужен от Гареля лишь ожидающий его внизу фиакр. Он садится туда вместе с Корделье-Делану. На площади у Одеона прибытие Александра приветствуют собравшиеся там человек пятнадцать, им нужен командир. «То были машинисты сцены из Одеона, еще хранящие тепло полученных во времена «Христины» чаевых». Все загружаются внутрь и на верх фиакра и отбывают в Пале-Рояль, где раздают оружие. Все операции контролирует адъютант Орлеанского, ливрейные лакеи разносят напитки тем, кто готов умереть, чтобы сменить хозяина.
Итак, в самых разнообразных экипажах двадцать тысяч человек шагом двинулись в Рамбуйе. Экспедиция эта под командованием генерала Пажоля и его адъютанта Шарра была чистой импровизацией. Ни артиллерии, ни обоза, ни даже карты департамента Сены-и-Уазы, по территории которого они двигались. К счастью, королевская армия была совершенно деморализована, и два полка в Версале сдались без сопротивления. Дорога усыпана оружием, брошенным солдатами при отступлении, и машинисты, приписанные к Александру, пополняют свой арсенал. Ночевка в Куаньере, в шестнадцати километрах от Рамбуйе. Александр ставит свой лагерь возле стога сена, на вершине которого укрепляет трехцветное знамя. В результате поисков пищи он раздобывает у местного кюре большой хлеб и вино. Возвращаясь, он «попался в руки господина в черном фраке, черных панталонах, белом жилете: все вместе выглядело жемчужно-серым». Щеголь умирал от голода и умолял о милосердии. Александр назначает ему свидание у стога с тем, что бог послал. А послал он машинистам ворованные яйца и кур. Щеголь тем временем успел поплакаться на голод адъютанту Шарра и раздобыть в кухне генерала Пажоля половину жареной бараньей ноги. И вот вам радостный пикник на передовой, зато основная часть войска так и осталась голодной.
Это время заката марионеточного правительства в Рамбуйе. У короля еще есть тысяч двенадцать отборных войск, но только командовать ими некому. Придворные одни за другими тихо удаляются по-английски. Дебильный уродец-дофин визжит на неспособного Мармона и пытается сорвать с него шпагу, но в результате — только порезанные пальцы, которые он теперь зализывает, надувшись. Мармон с достоинством удаляется к себе в спальню. Присланные Орлеанским Шонен, Одилон Барро и маршал Мэзон не оставляют Карлу X никакой альтернативы: или ссылка, или столкновение с шестидесятитысячной парижской армией, не пить же яд в самом деле! Исход короля.
Рано утром в теплом его стоге Александра разбудила оживленная перестрелка. То была ложная тревога, но в результате в революционном лагере есть и раненые, и убитые. Испуганные лошади разбрелись по окрестностям вместе с возницами. Александр и Корделье-Делану пешком возвращаются в Версаль вместе с братьями Жоано. Там они нанимают экипаж. Обеими Палатами трон объявлен вакантным, и на него садится Луи-Филипп. Одураченные повстанцы возвращаются в Париж. Некоторые из них эскортируют фургон с брильянтами короны. Александр любуется кортежем, «потрясающим своим контрастом между лакеями в пышных ливреях, роскошной упряжью, золочеными каретами и сопровождавшими их людьми в лохмотьях. <…> Само собой разумеется, что все, кто сопровождал, эскортировал, сторожил эти восемьдесят миллионов брильянтов, умирали от голода».
Гарель заказывает ему «Наполеона», идея принадлежит м-ль Жорж, это память о ее бывшем любовнике. Александр отказывается, в память о Генерале. Композитор Пьер Циммерман предлагает ему написать стихи для кантаты об Июльской революции. Александр начинает подумывать о развитии своего поэтического дара: «У меня в жизни было так много всего, но я рискую не сделать ничего хорошего и остаться ниже того, что видел». Удар предлагает ему сопровождать в Санкт-Петербург Альтулена, чрезвычайного посла Луи-Филиппа при царе, с обещанием ордена Почетного легиона по возвращении. Александр плохо представляет себя в роли дипломатического шаркуна. Он вкусил действия, и ему хочется продолжать в том же духе, «мне казалось, что где-нибудь в этом огромном королевстве еще есть чем заняться, и что такая сильная буря не могла утихнуть так сразу. И, кроме того, мне было противно, почти стыдно за те делишки, что обделывались в Париже».
Что делает Александра близким, почти как брата, для того, кто занимается изучением его жизни, так это противоречивость его натуры. Республиканец по духу, он платонически влюблен в герцога Шартрского и ради того, чтобы увидеть его вновь, готов скомпрометировать себя с новой властью. Неудивительно, что он принимает приглашение короля-груши (согласно знаменитой и беспощадной карикатуре, которую вскоре опубликует Домье, вслед за своим другом Шарлем Филипоном в «Charivari», превратив Луи-Филиппа в этот фрукт). Тотчас же он пишет письмо Мелании, где хвастается полученным приглашением: «Я провел вечер при дворе; вся семья так же добра и держится так же просто, как и прежде»[87]. Рассказ об этом сладостном моменте предназначен главным образом для того, чтобы произвести впечатление на заброшенную Меланию и побудить ее к терпению. Информированная друзьями о новых любовных связях Александра, она пишет письмо за письмом, обезумев от ревности к Мари Дорваль и к Белль[88], и угрожает вернуться в Париж, если Александр не приедет к ней сам. Скандал и смехотворность ситуации — вот от чего у него мороз по коже, представить только, как две его любовницы, одна глубоко, другая — слегка беременная, вцепляются друг другу в волосы, а он их разнимает на посмешище всему Парижу. И он решает поехать в Вандею.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
