Внезапно я заснул. Сначала мне привиделась стая рычащих волкодавов, с вымазанными кровью мордами. А когда они исчезли, я увидел себя где-то в бескрайней степи, среди покосившихся кибиток, загонов, полных блеющих овец и молчаливых лошадей… Привычность окружающего пейзажа давит, рождает недовольство, постепенно перерастающее в негодование… Я мал, незначителен, и жалок. Я пытаюсь понять, что со мной, кем я прихожусь всем этим овцам и баранам…
…Я вливаюсь в стадо. Вижу себя, взлетевшего в седло лучшего скакуна.
Прочертив вздернутым подбородком небрежную кривую, скачу прочь от всех навстречу восходящему солнцу… Конь, подстёгиваемый моей безжалостной плетью, мчится слишком медленно. Внезапно моя душа разделилась…
Я вижу себя, гарцующего рядом с красавицей, напоминающей Лейлу. Я кричу ей, что удалец, кружащийся около неё, не я, а злой дух Гуль[40]… Лейла меня не слышит, она смеётся вместе с оборотнем… Я следую за ними словно призрак.
…Привальный костер горит, жадно пожирая сучья… Он торопится к своему концу. Он выгорит дотла и превратится в эфир… Вокруг удивительный мир… А я скачу к вечно отступающему горизонту! Он хранит тайну! Вперед, вперед! — Ты не спишь, милый? — услышал я сонный голос Лейлы. Из-за акцента слово "Милый" получилось каким-то особенным. Я крепко обнял её и с жаром поцеловал: — Всё сделаю, чтобы ты была счастлива! — проворковал я и со спокойной совестью уснул до утра.
5. Кандалы и цепи…
Утром под дулами автоматов мы вышли на промплощадку. Как только мои глаза привыкли к яркому свету, я приблизился к Лейле, отстранено взиравшей на пенящуюся далеко внизу речку, и поцеловал ее в затылок. Она обернулась и, увидев испачканные кровью штаны, прижалась ко мне и беззвучно заплакала. Обняв друг друга, мы молча стояли несколько минут.
Неожиданно мое внимание привлек стоящий за ее спиной ящик с цепями. Эти густо смазанные солидолом железки привез на Кумарх снабженец Фернер. Рядом лежали метровый кусок рельса, которому, видимо, предстояло служить наковальней, и браслеты, сделанные из колонковой стали.
Наверняка, весь вчерашний вечер и всю ночь, кишлачный кузнец гремел железом в своей допотопной кузне. Дело свое он явно знал.
— Смотри, смотри! — закричал вдруг Бабек, указывая пальцем в сторону родника.
Мы все уставились в указанном направлении и увидели Юрку. Он, связанный по рукам и ногам, лежал у кострища. Мы подошли поближе и увидели, что собак хватило и на его долю.
— Что уставились? Если бы не собаки…
— Если бы, да кабы… Положили б нас в гробы, — отозвался Сергей и начал осматривать раны Житника.
— Засохло уже все… — пробурчал тот. — Догнали они меня, порвали немного, но я вовремя успел на скалу залезть. До утра они меня сторожили, пока Нур не пришел… Давайте, развязывайте, чего смотреть?
Мы развязали Юрку, уселись рядом с ним и начали осматривать, полученные ночью, раны.
— Ничаво, ничаво! — бывает савсем плохо! Пожалел нас Нур.
— Завтра все заживает. Пошли, железо будем вас одевать…
Начали с Сергея. Сковали его по всем правилам, — намертво заклепали браслеты, ручные и ножные цепи соединили перемычкой. Затем пришла моя очередь. Когда дело дошло до ножных цепей, я хотел подсказать насчет целесообразности прикрепления к ним пушечных ядер, но сдержался, убоявшись гнева товарищей.
Через полчаса мы все, кроме Лейлы и Наташи "весело" бренчали цепями.
Доцент, — этот влюблённый в Фемиду миротворец, пощадил женщин, но через Нура, исполняющего, видимо, обязанности начальника каторги, передал мне, что не закованы они условно, и любое нарушение режима скажется на них, нашем самочувствии и рационе.
Еще нам Нур сообщил, что дневная норма руды на шесть человек определена в пятьсот килограммов. Кроме того, в кратчайший срок нам предписывается наладить и ввести в действие процесс обогащения золотоносной руды. Низкая производительность труда тоже будет наказываться урезанием пищевого довольствия. Через час он ждет от нас устного перечня материалов, необходимых для организации добычи и обогащения руды.
— Горно—обогатительная артель по имени: "Крушение Светлых Надежд" торжественно клянётся! Работать, пока смерть не разлучит нас! — Я пошутил, но никто даже не улыбнулся!
— Ну, тебя! И чего ты резвишься? — нервно сказала, осунувшаяся за ночь, Наташа:
— Как будто в пионерский лагерь попали…
— Понимаешь, не принимает моя многострадальная душа и мой воспалённый мозг все это, хоть убей, — виновато ответил я, глядя на девушку.
— Агония мышц моего языка будет продолжаться долго, поэтому придётся терпеть! Понимаешь…
— Понимаю, потому что второй раз за последний год, переживаю подобное потрясение, — медленно и тихо выговорила Наташа.
Она сидела на камне, уставившись в землю и бездумно, как четки, перебирала звенья цепи, сидевшего рядом. Юрки.
— Как будто кинофильм смотрю, про себя… — продолжила она грустно:
— Мыслей в голове нет. И сердце почти не бьётся. Внутри меня холод и пустота!
— Потерпи, пройдет все!
— Шел бы ты… Лейлу успокаивать… — нехотя повернул ко мне голову Житник.
Я осмотрелся и вполголоса доложил:
— Послушайте! Я заметил, что постоянного персонала здесь — всего три человека! Нур и два стражника. Один сидит на скале, там над штольней. Видит все, как на ладони. Второй вокруг штольни ходит. У всех автоматы. Но, судя по их глазам, — служили в стройбате, и их бывший командир, не сойти мне с этого места, поклялся на Уставе, не допускать их к оружию даже в случае атомной войны.
— Нада работать! Золото копать! Давай, говори, что нада привозить, — прервал разговор дюжий напарник Нура, больно ткнув дулом автомата мне в плечо. — Сидеть не нада, работать нада! Давай!
— Отвали, гад! — огрызнулся я. — Нур! Иди сюда!
Нур быстро подошел и, как обычно, услужливо улыбаясь, взглянул в глаза.
— Слушай! Ты о Женевской конвенции слышал?
— Какой женский конь? Лошадь? Учитель ничего про лошадь не говорила…
— Короче, если кто будет по-хамски к нам относиться, я лично тебе голову оторву. Ты меня знаешь. Под пули пойду, но оторву! Понял?
Нур меня знал. Знал, что в молодые годы, если меня задевали хоть словом, то я, не раздумывая, лез в драку, а потом уже разбирался. И мало было на разведке людей, желавших со мной столкнуться. Да и видел, наверное, как я однажды студента блатного за руку водил, как малыша, по промплощадке… Учил относиться уважительно ко всем, кто работает в поле. Буром на меня пошел, зелень пузатая! Ростом под два метра, амбиций ещё больше, а в итоге — сопли по лицу размазывал…
