— Ойе! Что говорит Аюр! Купец Черный, пожалуй, может рассердиться, если его бородой станут мести пол. Тогда ведь его лицо станет обгорелой кочкой и ему нечего будет гладить!
Аюр продолжал серьезным голосом:
— Я много ходил по русским деревням. Пожалуй, везде видел одно: когда русский косит, он оставляет маленький, не больше юрты, кусок травы «Миколке для бороды!» Борода Чудотвора станет длинной и густой, он будет радоваться и пошлет хороший урожай — так думают в русских деревнях. А когда приходят дни снега и ветров, люди идут на поле, срезают оставленную траву для веника, чтобы мести избу. Значит, они подметают бородой самого Миколки. Миколка не сердится, что его борода хорошо метет избу, а почему должен сердиться купец Черный? Разве его борода хуже Чудотвора?..
— Правильно! — воскликнул Дуко. — Купец Черный должен отдать свою бороду Миколке Угодителю, а то борода крестителя облезла, как хвост старой вороны...
Люди развеселились. Торжествовал и Куркакан. Взглянув на отца Нифонта, он злорадно хихикнул:
— Нифошка тоже имеет облезлый хвост на месте бороды.
Отец Нифонт уже не в состоянии был снести такого богохульства, торопливо засеменил навстречу Аюру. Проходя мимо Куркакана, он, не таясь, сорвал на нем зло.
— Ирод. Антихрист. В аду кипеть тебе. Коса твоя поганая дьяволу на потеху. — Он готов был подобное пожелать и Аюру, но тот обезоружил его безвинной улыбкой.
— Мать царя на небе! Сам отец святого? Павел идет в твою юрту, чтобы надеть маленький крестик.
— Антихрист, — осторожно буркнул отец Нифонт, громко добавил: — Николай-угодник благословит тебя, сын мой!
Напустив важный вид, священник проследовал мимо разъяренного Куркакана. За ним торжественно прошагал Петька, следом — невозмутимый Аюр.
Охотники понимающе переглядывались, с любопытством и опаской посматривали на Куркакана.
Крещение больше всего доставило удовольствие Петьке. По приказанию отца Нифонта он с важностью принял голого малыша и трижды прошествовал вокруг большого туеса, наполненного водой. Отец Нифонт тоненьким голосом тянул «Верую», Пашка отчаянно дрыгался, Петька строго выговаривал:
— Эха, Пашка. Почему ты не слушаешь голос Миколки? Он поет, как большой комар на ухо: и-иии, ууу-ууу, ииий...
Петька принялся старательно подвывать, чем рассердил отца Нифонта. Прервав пение, тот выхватил из Петькиных рук мальчонку и с излишним рвением начал его купать.
— Окрещивается раб божий Павел... Аминь.
— Пусть скажет Нифошка. — Петька дернул отца Нифонта за подол рясы: — Русский Миколка пьет воду из этого туеса?
— Цыц, — огрызнулся тот. Поймав лукавый взгляд Аюра, возвысил голос: — Окрещивается раб божий Павел...
Крещение кончилось без осложнений. Священник выстриг у малыша немного волос, и он вернулся к отцу. В палатку пробивался хриплый голос Куркакана. Аюр торопился, но отец Нифонт, нарочито мешкая, возился с блестящим крестиком, повязывая на шею Пашки алую тесемку, и, как бы между прочим, сердито бормотал:
— Для пользы ихней души стараешься, к вере христианской приобщаешь. Не разумеют того, что духи эти дьявольские — тьфу — грабят ихние же души. Слушают богомерзкие речи этого ирода с бубном... Вон как расходился, иродов сын. Разрази его, господи, — священник перекрестился. — Распояснил бы ты этим заблудшим, сын мой, истину, повернул бы к церкви православной, вразумил бы этого сатанинского выродка.
— Да, я буду стараться для Миколки, — с готовностью согласился Аюр, по-своему оценивая предложение отца Нифонта.
Первым, кого он увидел, выходя из палатки, был Куркакан, точнее — его согнутая спина. Шаман бормотал, выкрикивал, потрясая длинными руками.
— Великий Дылача пошлет плохое лето. Духи отвернутся от людей. Они послали смерть дочери Тэндэ. Она нарушила обычай тайги, стала женой по обычаю Миколки. Они пошлют голод в каждую юрту, кто зайдет к Нифошке. Голод и ночь! Они пошлют черные стрелы. Многим пошлют!.. Вот тебе, — костлявый палец Куркакана повис в воздухе.
— Правильно говорит имеющий бубен! — крикнул Аюр. Палец Куркакана прыгнул вверх, рот открылся от изумления. Аюр приметил, как посерело лицо старого охотника, которого шаман избрал своей целью. «По себе выбрал дерево хитрая шапка. Трухлявое».
— Правильно говорит имеющий бубен.
Куркакан молчал.
— Правильно, — в третий раз подтвердил Аюр, прислушиваясь, как стенает за его спиной отец Нифонт. — Духи хотели отнять солнце у дочери Тэндэ. Однако она будет жить! Каждый из вас скоро увидит ее! Она будет жить! Так хочет русский Миколка! Миколка говорит: духи не станут обижать тех, кто уважает Чудотвора.
Отец Нифонт поспешно выступил вперед:
— То же самое сказали бы уста самого Николая-угодника, сын мой. Господь защитит вас от напастей поганых идолов и ихнего пастыря. Как сказано в Библии, от святого...
— Тебе, — крикнул Аюр, обращаясь к старому охотнику, и поднял палец, — русский Миколка говорит: хочешь, чтобы духи не послали слезы или не отняли солнце, принеси в мою юрту своего сына.
Лицо старого охотника просияло. Он заворочался, нерешительно посматривая то на Куркакана, ярость которою не знала меры, то на Аюра, то на отца Нифонта.
— Русский Миколка будет охранять счастье твоего очага. А он сильнее духов, как вода Гуликана сильнее огня. Правильно сказал Аюр?
Отец Нифонт не заставил себя ждать.
— Николай Чудотворец благословляет вас, сыны мои.
— Голод пошлют духи. Горе, — прошептал Куркакан.
Но никто не смотрел на него. Все взоры были устремлены на Аюра, с которым творилось что-то непонятное. Крепко прижимая сына, он опустился на колени и, подняв голову к небу, беззвучно шевелил губами. Так, с глубоко таинственным видом, простоял долго. Неторопливо поднялся, изобразив на своем лице досаду и смирение, повернулся к Куркакану.
— Пусть скажут духи: когда уйдут волны Гуликанов на свое место? Когда люди могут охотиться за зверем и рыбой?
Шаман ожег его взглядом. Стараясь избежать коварства этого человека, медлил.
— Пусть скажут духи, когда в юрте будет много мяса и рыбы?
— Правильно, духи должны знать.
— Духи должны сказать, когда волны Гуликанов уйдут на свое место.
Охотники наседали, Куркакан юлил, выискивая тропку среди гибельной трясины.
— Он потерял голову! Каждый знает, что надо много бить в бубен, тогда можно сказать.
— Когда духи скажут, что хочет знать каждый? — не отступал Аюр.
— Солнце успеет уйти в сопки и вернуться обратно, — прохрипел шаман.
Аюр хлопнул себя по коленкам, рассмеялся.
— Айя! Духам Куркакана надо два солнца, чтобы открыть рот два раза. А русский Миколка сейчас сказал; «Я отправлю волны Гуликанов на свое место! Пусть люди хорошо охотятся! Пусть купец Черный придет на берег Гуликанов. Волны уходят!»
Куркакан аж подскочил на месте. Почва уходила из-под его ног, однако он продолжал яростно цепляться:
—Твой язык болтается, как хвост плохой собаки!
— Волны Гуликана уходят. Так хочет Миколка. Так он сказал. Пусть люди посмотрят сами, — повторил Аюр.
Желающих проверить его слова нашлось много, хотя каждый из них еще недавно видел Гуликан своими глазами. Но Аюр знал, что говорит. Отправляясь к отцу Нифонту, он приметил, что реки начинают свертываться. А кому знаком нрав горной реки, он знает, что она спадает сразу, в одночасье.
С реки донеслись возбужденные голоса, визг детворы, топот. Впереди всех мчался Дуко.
— Волны Гуликанов уходят! Уходят! — кричал Дуко, размахивая руками. Его крик отозвался многоголосым эхом. Люди выходили из юрт, торопились на берег.
— Русский Миколка знает больше духов!
— Он хочет, чтобы люди не мочили глаз. Он оставил жизнь дочери Тэндэ.
Люди, взволнованно гудя, окружили Аюра и отца Нифонта. Старый охотник не без труда протиснулся сквозь живую изгородь, с сияющим лицом потрогал крестик на шее Пашки.
— Красивый. Светит как солнце. Сын моей жены будет иметь такой же.
— Твоя голова станет умнее, — одобрил Аюр.
— Моей жены дочь тоже будет иметь подарок Миколки...
— И моей...
Всеми забытый Куркакан топтался в бессильной злобе.
3
Вода в Гуликанах спала. Темные волны так же быстро укладывались в свое русло, как и взбухали, оставляя за собой подъеденный яр, ослизлые плавни, холмики замытого песка и галечника. Яр у слияния двух рек теперь заканчивался длинным хвостом ребристой отмели.
Время от времени на отмель наплывало руно окуней, и тогда вода закипала от множества проворных зеленоватых рыб с огненными плавниками.
— Большая рыба идет, — с радостью отметил Аюр, наблюдая, как косяки окуня торопливо поднимаются против течения. Крупной рыбы не было видно, но он чувствовал ее, чувствовал, как по речной борозде шел таймень и ленок. До слуха то и дело доносились мощные всплески.
