Шеридан смеется над чем-то, что говорит Мишель, и я чувствую, как уголки моих губ поднимаются в ответ. Инглиш оборачивается и бежит к двум женщинам, натыкаясь на Шеридан. Она наклоняется и обнимает ее. Инглиш надела эту сумасшедшую диадему и солнечные очки в форме сердца, а также восхитительный сарафан, который моя мама купила для нее. Каждый раз, когда я смотрю на Шеридан и Инглиш вместе, мне трудно поверить, что они не биологические мать и дочь. Они действительно очень похожи.
Фотограф и видеооператор, которые являются моими друзьями, подходят ко мне, и один из них говорит:
— Такое задумчивое выражение. Оставь его таким, Бек.
Я абсолютно ненавижу, когда меня фотографируют.
— Спасибо. Ты же знаешь, как мне это нравится.
— Через год ты будешь счастлив, что мы были здесь. И особенно, когда вон та маленькая половинка тебя будет также выходить замуж. Тогда ты сможешь оглянуться назад и сказать, почему бы тебе не надеть эту диадему на свадьбу?
Это действительно вызывает у меня бурный смех.
— Да, не могу дождаться этого дня.
Мимо проходит официант с подносом, с восхитительными закусками, и я хватаю одну из них. Это завернутый в бекон и гребешок, и он божественно-вкусный.
— Проследи, чтобы моя жена получила такую же. Это ее любимые блюда, — говорю я официанту. И тот направился в ее сторону.
Папа подходит, и фотограф говорит.
— Подожди. — И делает серию снимков. Потом замечает: — Вы так похожи.
Папа смеется.
— Да, мы похожи как близнецы.
— В твоих снах, старина. — Я хлопаю его по спине. Мой отец не так уж и стар. Сорок восемь, если быть точным. Они с мамой были всего на пару лет старше меня, когда у меня появилась Инглиш. Только они были женаты. Они сбежали, когда им было по двадцать, к большому удивлению и ужасу родителей. Две богатые южные семьи, и это было абсолютной катастрофой какое-то время. Не для них, а для их семей. Но они были так счастливы, — им было наплевать на мнения других. Они хотели быть вместе, вот и все. Это сработало и работает до сих пор. Они обожают друг друга, и надеюсь, мы с Шеридан будем все еще любить друг друга после двадцати восьми лет брака.
— Я вижу, вы отлыниваете. — Это Оливер. Он поймал меня.
— Да, я просто наблюдаю.
— Я бы сказал, что ты не любишь быть в центре внимания.
— И ты был бы прав. — Смеюсь я. — Это не мое. Я лучше фотографирую, хотя свадьбы — это хуже всего. Я стараюсь держаться от них как можно дальше.
— Почему это? — интересуется он.
— Им трудно угодить. Трудно использовать свой творческий потенциал и дать паре то, что они хотят. Кроме того, это не мое дело. Я люблю природу, дикую природу или, как это ни странно звучит, здания. Неодушевленные предметы.
— Я все понял.
У меня такое чувство, что я нахожусь в суде, потому что, когда Оливер уходит, тут же приходят друзья моих родителей. Они болтают со мной какое-то время, а потом кто-то еще подходит и сменяет их место. Теперь я загнан в угол и нуждаюсь в выпивке. Но не боюсь. Тут приходит на помощь моя красавица-жена, а с ней стакан моего любимого напитка.
Подхватив ее на руки, не обращаю внимания на зевак. Я целую ее сладкие губы и не просто слегка чмокаю. Я открываю рот, провожу языком мимо ее удивленного «О» и теряюсь в ее сладком вкусе. Сначала она напрягается и хочет оттолкнуть меня, но когда она понимает, что я находился в панцире на протяжении всего этого времени, ее тело расслабляется в моих руках. Ее рука обхватывает мою шею, а пальцы запускаются в мои волосы, путаясь в них. Мне все равно, этот поцелуй стоит каждой растрепанной пряди. Я бы сделал то же самое с ней, если бы у нее не было одной из этих причудливых причесок, как она их называет. Когда мы, наконец, отрываемся друг от друга, ее пухлые губы напоминают мне спелую клубнику, — пухлую, сладкую и сочную. Они только заставляют меня хотеть поцеловать их еще немного.
— Бек, — шепчет она мне на ухо, и в ее голосе слышится смущение. — Люди пялятся.
— Надеюсь, это так. Я хочу, чтобы им было о чем поговорить. Пусть они точно знают, насколько сильно я влюблен в свою жену.
Ее взгляд опускается, а затем снова поднимается.
— Ну, они поймут, что ты похотливый ублюдок. Это уж точно.
Я смотрю вниз и вижу свою эрекцию, четко очерченную спереди на штанах.
— Да, возможно, этот вариант не был хорошей идеей для этих штанов. Ткань слишком тонкая.
— Но, черт возьми, это чертовски сексуально.
— Думаешь, мы сможем улизнуть на несколько минут? — спрашиваю я.
— Только не после этого зрелища. Нам нужно немного подождать.
Мне нравится, как она думает.
Примерно через полчаса она ловит мой взгляд с другого конца двора, и я подмигиваю. Она заходит внутрь, и я следую за ней. Я вижу, как она ведет меня к лестнице. Предполагаю, она собирается в туалет, и оказываюсь прав. Быстро захлопываю дверь, но она кладет ладонь мне на грудь.
— У тебя есть презерватив? Чтобы я не слишком испачкалась в этом платье?
О да, я тоже подумал об этом. Если бы моя жена расхаживала по этому приему с моей спермой, стекающей по ее ногам, было бы не слишком круто.
— Задирай платье, детка. — Она поднимает свое обтягивающее платье. Я разворачиваю ее и наклоняю над столешницей. — Я ничего так сильно не хочу, как зарыться лицом в твою киску, но у нас нет времени, поэтому я собираюсь зарыться в нее своим членом.
Я натягиваю презерватив так быстро, как только могу, и раздвигаю ее губы.
— Черт, ты выглядишь такой горячей. — При этом толкаюсь в нее, и она издает долгий, медленный стон.
— Больше.
Я выхожу полностью и толкаюсь обратно, сильно и быстро. Потом очень медленно выхожу, так медленно, что она извивается, а потом с силой толкаюсь до упора. Я повторяю это несколько раз, пока она не начинает умолять меня заставить ее кончить.
— Насколько сильно ты этого хочешь?
— Очень сильно.
— Все так плохо?
— Да.
Я вхожу в нее изо всех сил, жестко и быстро, ее растянутая киска дрожит вокруг моего члена, заставляя меня кончить вместе с ней.
— Я люблю тебя, жена. — Выхожу и разворачиваю ее.
— Я люблю тебя, муж мой. Думаешь, нас хватились?
— Возможно. Нам лучше вернуться, но подожди секунду. — Я хватаю салфетку и вытираю ее, затем выбрасываю презерватив в унитаз и спускаю воду, чтобы убедиться, что он смылся. — Готова?
— Ага, — произносит она с улыбкой. — Это отличный прием.
Мы оба смеемся.
— Когда диджей будет готов?
— В любое время. Пошли.
Когда мы выходим на улицу, нам подают еще больше еды, и я беру макарун, в качестве закуски. Мне нужно напомнить Шеридан, чтобы она поела, потому что не хочу, чтобы она была истощена. Мы едим и танцуем, а вскоре приходит официант, сообщая, что пришло время разрезать торт.
Мы пробуем первый кусочек, и Шеридан права. Это самый лучший свадебный торт.
— О… Боже… Мой. Это лучше, чем тот образец, который я пробовала, — говорит она, проглатывая кусочек со стоном. — Пирог-оргазм.
— Ты говоришь так, будто готова кончить.
— Ну, он не настолько хорош, но для торта это потрясающе.
Там есть слой ванили, банана и шоколада. Это очень вкусно. Инглиш бегает вокруг, подавая всем торт, называя его тортом ко Дню Рождения. В конце концов, она сняла солнечные очки, потому что стало слишком темно, чтобы что-то разглядеть.
— Могу я выпустить Бунниора из его вольера? — спрашивает Инглиш.
— Медвежонок, не думаю, что это такая уж хорошая идея. Видишь, как он там счастлив? Если мы его выпустим, он может съесть что-то, чего ему есть не следует, и тогда его стошнит. А вдруг он накакает кому-нибудь на ногу?
— Фу, это было бы не очень хорошо.
Бунниор не гадит людям на ноги, но собака на элегантной вечеринке была бы неуместна. Она, кажется, удовлетворена моим ответом и снова ускользает в поисках другого занятия.
Вскоре диджей зовет нашу пару выйти и потанцевать, так что Шеридан и я направляемся на танцпол, который был специально построен для этого момента, и мы начинаем раскачиваться в такт музыки. И под что, как вы думаете, мы танцевали? Конечно, под песню «Отпусти и забудь» из «Холодного сердца». Мы позволили Инглиш выбрать нашу песню, и как мы и предполагали, она выбежала и присоединилась к нам. Я беру ее на руки, и мы втроем танцуем и поем. Когда ребенок поет эту песню — это выглядит забавно. На вечеринке не было ни одного человека, который бы не остановился, чтобы послушать ее.
