себя?
– Ты сомневаешься в моих словах или в словах Тавра? – бросил Петроний.
Лоллий-младший не успел найти достойного ответа, поскольку в этот момент заговорил его старший родственник:
– Раз ты спрашивал меня о том, кто был доносчиком, значит у тебя самого есть сомнения по поводу Арарика.
– Не имеет значения. Я прошу тебя хорошенько подумать и вспомнить. Слышал ли ты в то время какие-либо разговоры, намеки или слухи о том, что доносчиком был твой родственник.
Квинт Лоллий нехарактерным для него неуверенным жестом потер лоб.
– Я клянусь Доброй богиней и ларами этого дома, что мне нечего вспоминать. Не было никаких слухов. Никто не называл имя доносчика и тем более никто не говорил, что им был младший Арарик. Некоторые молодые люди из окружения Эгнация избежали наказания. Кого-то из них на этом основании подозревали в доносительстве. Звучали разные имена, но ни у кого не было никаких доказательств. Что до Арарика, то на его счет я твердо уверен. Кому могла прийти в голову мысль, будто он сначала донес на самого себя, а потом покончил с жизнью?
Петроний кивнул, с таким видом, словно этот ответ полностью соответствовал его собственным ожиданиям.
– Тогда у меня есть еще один вопрос к тебе. Судя по возрасту Сирпика-младшего Эгнация, вышла замуж за его отца после того, как заговор был раскрыт. Это так? – поинтересовался он.
Лоллий-старший, озадаченный сменой темы, пожал плечами.
– Насколько я помню да. Они поженились примерно через год.
– Это ведь был неожиданный брак? Как ни суди, а внук вольноотпущенника не пара даме из семьи Эгнациев.
Квинт Лоллий вздохнул.
– Как сказать. Сирпик простолюдин и его манеры даже манерами не назовешь, но после гибели отца Эгнация осталась одна. Большая часть имущества была конфискована, из родственников и друзей одни попали в тюрьму, а другие от нее отвернулись. Тогда люди еще помнили времена проскрипций. Никому не хотелось, чтобы его имя связывали с именами врагов Республики. Так что, знаешь, у Эгнации не толпились женихи в прихожей. Сирпик был одним из немногих, кто не побоялся гнева Цезаря и сохранил верность дому.
– Ты говоришь, он сохранил ей верность. Значит, они были знакомы до того, как случилось несчастье, – уточнил Петроний.
– Конечно. Сирпик имел какие-то общие дела с ее отцом, бывал у них дома. Эгнаций был не слишком щепетилен по части знакомств. Я не сомневаюсь, что Сирпик всегда был влюблен в Эгнацию.
– Но шансов у него не было.
Лоллий фыркнул.
– Эгнаций, конечно, был экстравагантным человеком, но не настолько, чтобы выдать дочь за внука погонщика мулов. К тому же у нее был жених.
– Я помню, Арарик. – Петроний провел рукой по подбородку и неожиданно спросил. – А что ты скажешь о Корвине? Он тоже имел какие-то матримониальные планы по отношению к Эгнации?
– Корвин? Ты говоришь о нашем Корвине? – Лоллий-младший встрепенулся, но старший родственник махнул в его сторону рукой, и молодой человек умолк.
– Я не уверен. – Квинт Лоллий пожал плечами. – Я не так уж хорошо знаю Корвина. Но, даже если и так, не думаю, что его шансы были выше шансов Сирпика.
– Он не подходил Эгнацию?
– Скорее Эгнации. По крайней мере, при мне она отзывалась о Корвине не так как отзываются о человеке, в котором видят супруга будущего или хотя бы несостоявшегося.
– И что, у Эгнации были конкретные причины для этой неприязни?
– Вряд ли что-то конкретное. Я говорил, что после ареста Эгнация многие отвернулись от его семьи. Сомневаюсь, что у Эгнации были причины особо, – он подчеркнул это слово, – выделять среди этих людей Корвина. Просто она всегда считала его пустым и легкомысленным человеком, который едва ли заслуживает доверия.
Глава 21
Размышления
Полдень только что миновал. Раскаленное, пышущее жаром солнце висело прямо над головами. Улицы опустели. Сенаторы, всадники, рабы и вольноотпущенники, все искали убежища в прохладных бассейнах близлежащих бань. Не только великолепные термы Агриппы, но и прозванные из-за продувавших их сквозняков Эоловыми82 бани Лупа, и даже темные, грязные бани Гила, были битком набиты гражданами, на все лады проклинавшими терзающую Город жару.
Перед этим огнедышащим чудовищем дрогнул даже неукротимый дух Петрониева вольноотпущенника. Когда привратник открыл перед ними двери и горячий воздух улицы ворвался в полумрак вестибюля с неистовым жаром легионеров, врывающихся в отданный на разграбление вражеский город, Иосиф невольно отшатнулся назад и неуверенным голосом предположил, что поиски Корвина в этот час могут оказаться бесполезными. И потому, еще более неуверенно сказал он, разумнее было бы подождать до вечера, когда Корвин наверняка вернется домой.
Петроний и сам на миг заколебался, устрашенный дрожащим перед ним прозрачным маревом, но охотничий азарт победил душевную слабость. Всадник, молча, шагнул за порог, и горячий воздух мгновенно обжег его лицо и руки десятками жадных жарких укусов. Но Петроний не сдался, не проявил малодушия, а напротив решительно зашагал вниз по Высокой улице, не оставляя своему управляющему иного выбора кроме как последовать за ним.
– Что Юний? – поинтересовался всадник, когда иудей поравнялся с ним. – Уже оправился после смерти подруги?
– Я не застал его. Юноша провел эту ночь вне дома.
Казалось бы, шаги и голоса двух одиноких прохожих должны были далеко разноситься на абсолютно пустой, вымощенной камнями улице. На деле, однако, звуки, словно бы вязли в густом горячем воздухе, запутывались в прозрачном жарком мареве и умирали едва родившись.
– Молодой человек вступает в права наследства, – всадник кивнул. – Не скажу, что я удивлен.
– Зато я поговорил с его слугой. Он сказал, что в ночь убийства Эвридики Юний вернулся поздно, что его одежда была разорвана и испачкана, руки исцарапаны, и он был напуган, как Валтасар, узревший огненные письмена.
– Это Фрасон сказал?
– Что?
– Про Валтасара и все эти письмена?
– Это вавилонский царь…, – принялся объяснять иудей, но патрон его не дослушал.
– Жалко. Я подумал, что ты встретил единоверца. Мы могли бы сэкономить, взывая к его религиозным чувствам, – Петроний вздохнул. – Во сколько тебе обошлась его откровенность?
– Я заплатил дупондий83.
– Мне он стоил дороже. Не находишь, что сирийцы удивительно алчный народец? Как вы с ними уживаетесь?
– Серебро для алчущего подобно уздечке для осла. Кто держит ее в руках тот и управляет. Юний велел слуге не говорить никому о том, когда и в каком виде он явился домой.
– К тому же лживый и неверный, – заключил Петроний и, догадавшись по молчанию вольноотпущенника, что тот не поспевает за полетом его мысли, пояснил. – Я имею в виду сирийца.
