Флот, состоящий в основном из небольших каботажных и нескольких более крупных торговых судов, был призван перебросить людей Грэма и испанскую армию генерала Лапены на юг. Им предстояло высадиться на побережье, пройти маршем на север и атаковать вражеские осадные позиции с тыла.
— Сегодня ночью мы взорвем плоты,— продолжил сэр Томас.— Будем на месте после полуночи. Надеюсь, вы окажете честь восемьдесят седьмому?
— С удовольствием, сэр.
— Майор Гоуг! Знакомы с капитаном Шарпом?
Из-за спины сэра Томаса вышел офицер.
— Нет, сэр,— ответил Гоуг,— но насколько я понимаю, вы из Талаверы, Шарп?
— Шарп и его сержант, Хью, просят оказать им честь сражаться этой ночью с вашими парнями,— сказал сэр Томас.
— Будем рады, сэр.— В голосе Гоуга слышался слабый ирландский акцент.
— Предупредите своих людей, что у них два заблудших стрелка, хорошо? — сказал сэр Томас.— Мы же не хотим, чтобы ваши головорезы подстрелили солдат, захвативших французского Орла. Вот так, Шарп. Майор Гоуг высадит своих ребят на южном берегу. Там есть какая-то стража, но с ней вы легко справитесь. Думаю, потом французы вышлют из форта Сан-Луис подкрепление, так что будет весело.
План сэра Томаса заключался в следующем: высадить людей с двух шаланд на южном берегу и еще с двух на северном, оттеснить французов и защищать протоку от возможных контратак. Тем временем пятая баржа с саперами пройдет вверх по течению к зажигательным плотам, захватит их и заложит взрывчатку.
— Будет похоже на ночь Гая Фокса,— свирепо заключил сэр Томас.
Шарп устроился на палубе. Лорд Уильям Рассел принес холодную колбасу и флягу вина. Колбасу порезали кусочками, флягу пустили по кругу. Шаланда шла ровно, рассекая волны. Возле рулевого стоял испанец.
— Наш проводник,— объяснил сэр Томас.— Рыбак. Хороший человек.
— Он ведь не ненавидит нас, сэр? — спросил Шарп.
— Ненавидит?
— Сэр, мне постоянно говорят, что испанцы нас ненавидят.
— Он ненавидит французов. Как и я, Шарп. В этой юдоли слез неизменно только одно — ненависть к проклятым французам.— В искренности чувств генерала можно было не сомневаться.— Надеюсь, вы ненавидите французов, Шарп?
Шарп медлил с ответом. Ненавидит ли он французов? Он не был в этом уверен.
— Мне эти сволочи не нравятся,— ответил он.
— А мне нравились,— сказал сэр Томас.
— Нравились? — удивился Шарп.
— Они мне нравились,— повторил сэр Томас, всматриваясь в огоньки за амбразурами фортов.— Они нравились мне, Шарп. Я приветствовал их революцию. Верил, что это рассвет человечества. Свобода? Равенство? Братство? Я верил в это тогда и сейчас верю, но теперь ненавижу французов. Ненавижу их с того дня, как умерла моя жена.
Шарп чувствовал себя почти так же неудобно, как и в тот момент, когда посол признался, что имел глупость писать любовные письма шлюхе.
— Мне очень жаль, сэр,— пробормотал он.
— Это случилось девятнадцать лет назад,— сэр Томас, казалось, не заметил неуместного сочувствия Шарпа,— на южном побережье Франции. Двадцать шестого июня тысяча семьсот девяносто второго года… В тот день умерла моя дорогая Мэри. Мы отнесли ее тело на берег, положили в гроб, и так как я хотел похоронить ее в Шотландии, то мы наняли баржу, которая должна была отвести нас в Бордо. Там я рассчитывал найти корабль, чтобы отплыть домой. И сразу за Тулузой, Шарп,— голос генерала, по мере того как он излагал историю, переходил в рычание,— толпа полупьяных французских подонков настояла на обыске баржи. Я показал им разрешение, умолял их, умолял проявить уважение, но они не слушали меня, Шарп. На них была французская форма, они разломали гроб и надругались над ней. С того самого дня, Шарп, в моем сердце нет ни капли симпатии к этой проклятой нации. Я вступил в армию, чтобы отомстить, и каждый день молю Господа дать мне прожить столько, чтобы увидеть, как подохнет последний француз.
— Аминь,— произнес лорд Уильям Рассел.
— И сегодня ради Мэри,— сказал сэр Томас с наслаждением,— я убью еще нескольких.
— Аминь,— проговорил Шарп.
С запада подул ветерок. В Кадисской бухте поднялись небольшие волны, по которым ползли пять шаланд — бесшумные, незаметные, слившиеся с черной водой. Было не очень холодно, но зябко, и Шарп пожалел, что не
надел шинель. Слева, милях в пяти к северу, на фоне белых стен мерцали огни Кадиса — бледная полоска света между морем и небом, а ближе, примерно в миле к западу, струился желтый свет кормовых фонарей стоящих на якоре кораблей. Здесь, в сердце бухты, не было света — только всплески черных весел.
— Было бы быстрей,— прервал затянувшееся молчание сэр Томас,— отправиться из города, но французы сразу же узнали бы, что мы идем. Поэтому я не рассказал вам об этом маленьком приключении прошлой ночью. Обронил бы хоть слово о наших планах, и французы узнали бы об этом еще до завтрака.
— Сэр, вы думаете, у них есть шпионы в посольстве?
— Их шпионы повсюду, Шарп. Город наводнен ими. Донесения передают через рыбаков. Эти сволочи уже знают, что мы высылаем армию для атаки на их осадные позиции, и я подозреваю, маршал Виктор знает о моих планах больше меня.
— Шпионы — испанцы?
— Полагаю, что да.
— Почему они служат французам, сэр?
Сэр Томас хмыкнул.
— Ну, некоторые из них думают, Шарп, как и я раньше, что свобода, равенство и братство — это прекрасно. Так и есть, но, видит бог, французы тут ни при чем. А некоторые просто ненавидят британцев.
— Но почему?
— У них много причин, Шарп. Боже всемогущий, всего лишь четырнадцать лет назад мы обстреливали Кадис! А шесть лет назад разбили их флот у Трафальгара. Большинство здешних торговцев верят, что мы хотим помешать их отношениям с Южной Америкой, чтобы взять торговлю в свои руки. И они правы. Конечно, мы все отрицаем, но пытаемся сделать это. Они считают, что мы подстрекаем к мятежу их южноамериканские колонии, и это недалеко от истины. Мы действительно поддерживали бунтовщиков, а сейчас притворяемся, что не делали этого. Есть еще и Гибралтар. Его они нам не простят.
— Я думал, они отдали его нам, сэр.
— Да, отдали, по условиям Утрехтского мирного договора, заключенного в тысяча семьсот тринадцатом году, но они были полными идиотами, когда подписали его, и прекрасно это понимают. Поэтому многие ненавидят нас, а теперь еще французы распускают слухи, что мы собираемся захватить и Кадис! Видит бог, это не так, но испанцы хотят этому верить. А некоторые искренне полагают, что союз с французами для их страны гораздо выгоднее дружбы с англичанами, и я не уверен, что они не правы. Но мы здесь, Шарп, мы — союзники, нравится нам это или нет. И многие испанцы ненавидят французов больше, чем не любят нас, так что надежда есть.
— Всегда есть надежда,— бодро заметил лорд Уильям Рассел.
— Да, Уилли, возможно,— кивнул сэр Томас,— но когда от Испании остался один Кадис, а лорд Веллингтон владеет лишь небольшой территорией вокруг Лиссабона, трудно представить, как мы погоним проклятых французов в их свинарники. Если бы у Наполеона была хоть капля здравого смысла, он вернул бы Испании ее короля и заключил мир. И с нами было бы покончено.
— По крайней мере, португальцы на нашей стороне,— сказал Шарп.
— Верно. Они отличные ребята. В моем распоряжении их две тысячи.
— Если, конечно, они будут драться,— заметил с сомнением лорд Уильям.
— Будут,— сказал Шарп.— Я был при Буссако. Они дрались.
— И что случилось? — спросил сэр Томас.
Пока шел разговор, баржа подошла к заросшему тростником побережью полуострова Трокадеро. Теперь до форта Сан-Луис было рукой подать. Форт стоял в нескольких сотнях шагов от берега, там, где болота уступали место твердой земле, способной выдержать массивные бастионы.
За заполненным водой рвом Шарп видел полоски света над бруствером. Французы допустили ошибку. Шарп подозревал, что часовые поставили жаровни на стрелковых ступеньках, чтобы не замерзнуть, и даже небольшой свет не позволял им разглядеть на отмели хоть что-нибудь. Больше опасности представляли, однако, не часовые форта, а сторожевые лодки, и сэр Томас шепотом потребовал держать ухо востро.
— Слушайте их весла.
У французов была примерно дюжина сторожевых лодок. В сумерках они патрулировали у низких берегов Трокадеро, но сейчас пропали. Возможно, они были в глубине бухты, или, что более вероятно, свежий ветер отогнал их в протоку. Сэр Томас подозревал, что команды лодок состоят из солдат, а не из моряков.
— Мерзавцы шныряют где-то здесь, а? — прошептал он.
Кто-то тронул Шарпа за плечо.
— Это майор Гоуг,— сказал голос из темноты,— а это прапорщик Кеог. Оставайтесь с ним, Шарп, и я гарантирую, что мы вас не подстрелим.
— Может быть, не подстрелим,— поправил майора прапорщик Кеог.
