— Не возражаете, если я предложу отвести шаланды вверх по течению?
— Зачем?
— Потому что между вами и ирландцами большой разрыв.
— Мы же высаживались здесь,— возразил Коллинз.— Выше к лагерю идти было нельзя, так?
— Но теперь можно.— Шарп кивнул в сторону матросов, ожидавших на банках.
— Я должен охранять лодки,— угрюмо сказал Коллинз.— Я ими не командую.
— А кто командует?
Шаландами командовал флотский лейтенант, но он ушел на пятой лодке вверх по течению вместе с саперами, и Коллинз, не имея прямых приказов, не хотел рисковать и передвигать лодки по собственной инициативе. Предложение Шарпа как будто даже оскорбило его.
— Я буду ждать приказов,— заявил он недовольно.
— В таком случае организуем для вас охрану. Мы будем там.— Шарп указал на юг.— Предупредите своих парней, чтобы не подстрелили нас, когда будем возвращаться.
Коллинз не ответил. Шарп сказал Харперу положить ранец с дымовыми снарядами в шаланду генерала, а затем повел его на юг.
— Будь настороже, Пэт.
— Думаете, французы придут?
— Не могут же они просто сидеть и ждать, когда мы сожжем плоты.
— До сих пор они не очень-то спешили, сэр.
Ветерок с далекого океана принес запах соли. Пригнувшись в камышах, Шарп видел отражения пляшущих на воде городских огней. Пушки из фортов все еще постреливали, хотя об эффективности огня судить было трудно. Парни из Дублина и Гемпшира лежали на земле, пока саперы занимались своим делом в тени на плотах.
— На месте лягушатников,— сказал Шарп,— я бы не беспокоился о плотах, а захватил шаланды. Отрезали бы нас здесь всех, скрутили и взяли в плен пару сотен пленных, включая генерал-лейтенанта. Неплохо для ленивых болванов за одну ночь работы, а?
— Вы ведь не лягушатник? Они, наверное, пьяные все. Свалили работу на пушкарей, а сами дрыхнут.
— Потерять плоты, это они позволить себе могут,— продолжал Шарп,— если захватят пять шаланд. Их можно использовать вместо плотов.
— Мы скоро уходим, сэр,— попытался унять капитана Харпер.— Не стоит волноваться.
— Будем надеяться.
Они замолчали. Болотные птицы отчаянно кричали в темноте, разбуженные стрельбой.
— Так что будем делать в городе? — немного погодя спросил Харпер.
— Надо выкупить письма у одного негодяя,— ответил Шарп,— или, по крайней мере, убедиться, что все будет тихо, пока их выкупают, а если что пойдет не так — кстати, я в этом не сомневаюсь,— то выкрасть чертовы письма.
— Письма? Не золото?
— Нет, Пэт, не золото.
— И вы ожидаете неприятностей?
— Непременно. Мы имеем дело с шантажистами. А те после первого раза никогда не успокаиваются, верно? Они всегда хотят больше, поэтому нам придется, по всей видимости, прикончить мерзавцев до того, как все закончится.
— Чьи письма?
— Одной потаскухи,— туманно ответил Шарп. Он понимал, что Харпер в скором времени узнает правду — от него ничего не скроешь,— но Шарпу нравился Генри Уэлсли, и он решил не распространяться о случившемся.
— Все должно быть легко,— продолжал он,— только испанцам не понравится то, что мы сделаем. Они арестуют нас, если поймают. Или пристрелят.
— Арестуют?
— Придется малость схитрить, Пэт.
— Тогда все нормально,— ответил Харпер.— С этим проблем не возникнет, верно?
Шарп улыбнулся. Ветер шевелил камыши. Прилив закончился. Стрельба не прекращалась, снаряды падали в болото или вспенивали воду в протоке.
— Жаль, что здесь нет Восьмого,— тихо сказал Шарп.
— Кожаных Шляп? — Харпер подумал, что Шарп имел в виду чеширский полк.
— Нет, Пэт. Французского Восьмого. Ублюдков, которых мы встретили на реке. Тех, что взяли в плен бедного лейтенанта Буллена. Должны бы они вернуться. Отправиться сейчас в Бадахос они не могут — нет моста. Хочу снова с ними встретиться. С проклятым полковником Вандалом. Я этому гаду череп продырявлю.
— Вы его найдете, сэр.
— Может быть. Но не здесь. Через неделю нас тут уже не будет. Но однажды, Пэт, я найду эту сволочь и убью за то, что он сделал с лейтенантом Булленом.
Харпер ничего не сказал. Вместо этого он положил руку на рукав Шарпа, и в тот же миг капитан услышал шорох камыша. Ветер? Нет, звук был другим. Скорее шаги. Совсем близко.
— Видишь что-нибудь? — прошептал он.
— Нет. Да.
Шарп тоже увидел их. Точнее, увидел тени. Кто-то крался, пригнувшись. Потом он заметил отраженный блеск металла. Мушкетный ствол? Тени остановились и растворились в темноте, но Шарп видел, что это еще не все. Сколько же их? Двадцать? Нет, раза в два больше. Он наклонился к Харперу.
— Приготовь свою пушку,— выдохнул он в ухо сержанту,— зайдем справа. Летим шагов тридцать и падаем.
Харпер медленно поднял семистволку. Прижал приклад к правому плечу. И взвел курок.
Собачка щелкнула, звук долетел до французов, и Шарп увидел бледные лица; только тогда Харпер выстрелил, и болото наполнилось грохотом и светом оружейных вспышек. Шарп побежал, спрятавшись в дыму. На бегу он считал шаги и, досчитав до тридцати, упал. Слышались стоны. Выстрелили два мушкета. Голос прокричал команду, и наступила тишина. Харпер рухнул рядом с ним.
— Теперь винтовки,— сказал Шарп,— и бежим к лодкам.
Он слышал, как переговариваются французы. Семь пуль нанесли им большой урон, и они, несомненно, обсуждали сейчас потери, но вдруг затихли. Теперь Шарп видел их лучше, так как вспышки пушечных выстрелов осветили окрестность. Он встал на одно колено и поднял винтовку.
— Готов?
— Да, сэр.
— Огонь!
Две винтовки выстрелили по теням. Шарп не знал, попала ли в цель хоть одна пуля. Знал только, что французы пытаются захватить лодки и что они в опасной близости от реки. Выстрелы должны поднять тревогу. Он надеялся, что капитан возьмет на себя инициативу и отдаст приказ отплыть вверх по течению.
— Вперед! — велел он.
Они неловко побежали, спотыкаясь на кочках, и французы, отбросив осторожность, рванули вправо.
— Уводите лодки! — кричал Шарп.— Уводите лодки!
Голова раскалывалась от боли, но он не обращал на это внимания. Мушкеты французов грохотали в ночи. Пуля угодила в грязь под ногами Харпера, когда моряки открыли беспорядочный огонь в темноту.
Внезапный мушкетный огонь предупредил их, и они обрезали канаты кошек, которые использовались как якоря, и оттолкнули лодки от берега. Однако тяжелые шаланды двигались ужасно медленно. У дальней от Шарпа лодки дела шли хорошо, но ближняя застряла. Французы тоже открыли огонь, и сквозь дым Шарп увидел блеск штыков. Моряки еще карабкались на борт ближайшей шаланды, когда французы выскочили на берег. Кто-то выстрелил, и один из французов завалился на спину. Двое других подбежали к лодке и направили штыки на моряков, которые пытались оттолкнуться от берега с помощью весел. Нападавшие схватили весла. Французские пленные остались без охраны и пытались забраться в лодку. Сухо хлопнула винтовка, за ней ударило что-то еще — матросы стреляли из флотских пистолетов. У них также были абордажные сабли, и хотя никто не ожидал, что они могут пригодиться, сейчас моряки рубили солдат, которые лезли через планшир.
Шарп был в двадцати ярдах, у края протоки. Он говорил себе, что это не его драка, что его долг вернуться в город, чьи огни светились за широкой бухтой. Но на борту шаланды лежали шесть дымовых снарядов, и они были нужны ему. Кроме того, если французы захватят пусть даже одну лодку, отступление окажется под угрозой.
— Мы должны выбить этих сволочей с лодки.
— Их там с полсотни, сэр. Больше.
— Наши парни тоже еще сражаются,— сказал Шарп.— Мы просто пуганем их. Может, сбегут.
Он выпрямился, закинул за спину незаряженную винтовку и вынул саблю.
— Боже, спаси Ирландию,— пробормотал Харпер.
Военный устав гласил, что Шарп как офицер стрелковой части должен быть вооружен кавалерийской саблей, однако ему никогда не нравилось это оружие. Кривой саблей хорошо резать, но в действительности большинство офицеров носили ее просто как украшение. Он предпочитал тяжелую кавалерийскую саблю старого образца. Клинок прямой, почти ярд бирмингемской стали. Кавалеристы постоянно жаловались на это оружие. Плохо сбалансированное, слишком тяжелое, быстро тупится… Шарп заточил клинок с обеих сторон, а его тяжесть ему даже нравилась. При необходимости саблю можно было использовать как дубинку. Пробежав по мелководью, они с Харпером вышли к французам с левого фланга. Те не ждали нападения и, видимо, приняли двоих в темной форме за своих, так как никто их не остановил. Драться никому не хотелось, а уж тем более лезть в воду и воевать с матросами. Некоторые перезаряжали мушкеты, но большинство просто наблюдали сражение за лодку, когда на них напали Шарп и Харпер. Шарп вонзил саблю в горло солдату, и тот упал. Шомпол провалился в дуло. Шарп ударил еще раз. Харпер бил штыком и страшно орал на гэльском. Французский штык сверкнул справа от Шарпа. Он резко взмахнул саблей, ударив тупой стороной по черепу. Впереди врагов не было, только полоска воды и группа французов, пытающихся забраться в лодку, которую моряки отбивали саблями и штыками. Шарп забежал в реку и ткнул саблей в спину какому-то французу. Он понял, что удар не получился, потому что солдат обернулся и ответил ударом штыка. Штык пробил мундир и застрял. Шарп отмахнулся, и тут как раз подоспел Харпер. Сержант проорал что-то бессвязное и ударил солдата прикладом в лицо, но французов становилось все больше и больше, и Шарп оттащил Харпера от их клинков. Их атаковали четверо, и эти явно не были тюфяками. Они хотели убивать, и Шарп видел оскаленные зубы и длинные клинки. Он рубанул наотмашь, отразив сразу два выпада, и отскочил. Харпер был рядом, и французы яростно наступали, полагая, что их ждет легкая добыча. По крайней мере, у них не нашлось заряженных мушкетов. Не успел Шарп об этом подумать, как грянул выстрел — вспышка ослепила его, густой дым ударил в нос, но пуля улетела невесть куда. Шарп инстинктивно отпрянул и упал боком в воду. Французы решили, что он убит, и обратились против Харпера, который воткнул штык прямо в глаз одному из нападавших. И в этот момент появились ирландцы.
